Маминой реакции Лариса боялась больше, чем
сцены с мужем. Но то, что произошло на самом
деле, она и представить себе не могла, не то что
предвидеть. Алевтина Андреевна сначала держалась сухо и холодно, всем своим видом подчеркивая ту безумную глупость, которую собирается
сделать дочь. Когда это не подействовало, закатила чудовищную истерику, чуть ли не эпилептический припадок. А в конце концов, немного отдышавшись, вынесла окончательный приговор: «Можешь убираться к своему хахалю, но знай: сына я
тебе не отдам, ничему хорошему он в твоем обществе не научится, А если окончательно спятишь
и разведешься — прокляну. Можешь плевать на
меня, можешь терзать мое материнское сердце, но если ты предпочтешь Сергею какого-то проходимца — у меня больше не будет дочери. Выбирай: нищий придурок или я».
Лариса выбрала. Подала на развод, переехала
с одним чемоданчиком к Виктору в коммуналку
и целый год старалась быть счастливой. Оформила развод с Сергеем, невзирая на еще полдесятка чудовищных сцен, которые ей лично и по
400
телефону устраивала мать. Пренебрегла даже
тем, что Алевтина Андреевна наотрез отказалась
прописывать обратно «блудную дочь» — бытовые вопросы ее никогда особо не волновали. Ну, поживет без прописки, подумаешь, великое дело.
Главное — с Виктором. А потом вдруг позвонил
ее сын и сообщил, что бабушку увезли в больницу с инсультом, а отец неделю тому назад женился, поэтому придется мамочке вспомнить кое-какие свои обязанности. Хотя бы по отношению
к нему, единственному ребенку. Лариса кинулась
в больницу. Жизни Алевтины Андреевны уже ничего не угрожало, но ноги были полностью парализованы, а речь — не совсем связной и внятной.
Держать ее в больнице никто не собирался, нужно было выписывать домой, но куда? То есть понятно, куда, но кто при этом будет за нею ухаживать?
Лариса попробовала посоветоваться с Виктором, но понимания с его стороны не встретила: «Старуха тебя прокляла, выгнала из дома, отобрала
у тебя сына, а ты собираешься неизвестно сколько
времени пробыть при ней сиделкой? Дело твое, но я лично в эти игры не играю. Либо она, либо я, выбирай. У меня есть своя комната, а жить в одной
квартире с этой полусумасшедшей генеральшей —слуга покорный. Мне нужна только ты, а не куча
твоих родственников».
Оставить мать без ухода Лариса не могла. Отдать ее в «богадельню», как посоветовал Виктор, —тем более. Алевтина Андреевна столько для нее
сделала, так пеклась об ее счастье (и во многом
оказалась права), что теперь у Ларисы практически не было выбора. Да и сын… Хотя Лариса и подозревала, что мать сделала все, чтобы настроить его
против «неблагодарной вертихвостки» (собственной дочери), но нельзя же бросать подростка на
401
произвол судьбы, да еще с парализованной бабкой на руках. А любовь… Любовь, увы, не выдержала испытания жизнью.
Лариса вернулась в родительский дом, прописалась там и три последующих года посвятила
уходу за матерью, которая с каждым днем становилась все несноснее и злее. Как ни старалась
дочь, пытаясь выпросить прощения, — тщетно.
Пока Алевтина Андреевна могла говорить, она без
конца вспоминала любимого зятя, на чем свет
стоит ругала Ларису за глупость и неблагодарность. Даже внуком она интересовалась меньше, чем Сергеем.
Второй инсульт настиг ее, когда Лариса была
на работе, а внук — в школе. Вернувшись, они застали ее уже безмолвной, почти без дыхания. Жили одни глаза, неотрывно смотревшие на телефон. Они словно чего-то ждали.
«Мамочка, хочешь, я позвоню Сергею? — в полном отчаянии спросила Лариса. — Хочешь, я попрошу его приехать?»
Веки старухи дрогнули, а глаза засветились такой надеждой, что у Ларисы перевернулось сердце. Как же привязана ее мать к уже давно бывшему
зятю, если и перед смертью думает о нем…
«Приехать? Сейчас? — саркастически спросил
Сергей бывшую жену. — Вы там обе, похоже, спятили, моя милая. Я не врач и не священник, да к тому же не имею ни малейшего желания видеть тебя
или твою маменьку…»
Лариса молча положила трубку, боясь посмотреть матери в глаза. Но этого не понадобилось: Алевтина Андреевна глубоко вздохнула — как
простонала, и… отмучилась.
После похорон Лариса едва не наложила на себя руки и долго-долго выходила из очередного
приступа депрессии. Но теперь ее мучили другие
402
сны и другие мысли. Она кляла себя за то, что оказалась неблагодарной дочерью, никудышной матерью, пожертвовала всем ради красноречивого
эгоиста и в результате практически убила свою
мать.
Неизвестно, сколько бы продлилось такое состояние, но в один прекрасный день Лариса получила
приглашение к нотариусу. А там узнала, что и дачу, и оставшуюся после отца «Волгу», и кое-какие семейные драгоценности Алевтина Андреевна завещала…
Сергею. Завещание, судя по дате, было написано
в тот день, когда Лариса ушла к Виктору.
«Вы можете оспорить это завещание через
суд, — участливо сказал нотариус. — Ведь вы с наследником в разводе? Да к тому же он снова женился. Возможно, ваша мать потом передумала
и составила новое завещание. Поищите у нее
в бумагах, от души советую. Наследство-то приличное…»
Если честно, Лариса рассчитывала продать и дачу, и машину — денег в доме практически не было, а похороны матери и ее собственная долгая болезнь съели почти все небольшие сбережения.
Только поэтому начала она разбирать бумаги в старинном, еще трофейном материнском секретере.
И вскоре наткнулась на письма с очень знакомым
почерком. Даже не письма — а ответы на послания, которые обнаружились отдельно. Толстая пачка, перетянутая резинкой. А сверху записка. «Возвращаю тебе все. Надеюсь, у тебя хватит благоразумия
уничтожить и их, и мои записки. Наши с тобой отношения никого не касаются». Перед Ларисой лежала переписка ее матери и ее бывшего мужа, из которой с беспощадной ясностью следовало одно: Алевтина Андреевна и Сергей почти все годы
брака были любовниками. Началась их связь незадолго до того, как Сергей познакомился с Ларисой.
403
Точнее, до того, как мать… сосватала своего друга
собственной дочери…
Тогда к Ларисе вернулось воспоминание о поездке к Ванге. Так вот что имела в виду великая
пророчица, говоря о том, что Лариса вышла замуж
«за чужого мужа». Понятно стало Ларисе и то, почему Ванга показалась ей никакой не пророчицей
после того, как сказала, что в отношениях между
родственниками Ларисы есть что-то настолько
невразумительное, что невозможно увидеть отчетливо будущее Ларисы.
Завещание Лариса опротестовывать не стала.
Просто обменяла роскошную генеральскую квартиру на более скромную — с доплатой. На жизнь ей
хватает, тем более что сын практически все время
живет у своего отца: своих детей в той новой семье
заводить не собираются, а этот — готовый наследник. Лариса по-прежнему дает уроки музыки, но в частном порядке и очень мало. Два раза в год, стиснув зубы, отправляется на Ваганьковское кладбище, на могилу родителей, и долго сидит там без
движения, глядя в одну точку. Ей жаль себя, жаль
свою жизнь. Запоздало она вспомнила повеление
Ванги — молиться за отца, и теперь каждую неделю
заходит в храм, просит отслужить панихиду за упокой души отца. И еще чудится ей часто, будто она
слышит голос Ванги: «Если не откажешься от чужого мужа, никто тебе на старости лет стакана воды
не подаст…»
ИСТОРИЯ АМБИЦИОЗНОЙ СВЕКРОВИ
Отношения тещи и зятя давно уже стали темой
для анекдотов. А вот в отношениях невестки и свекрови смешного, по-видимому, много меньше: 404
анекдотов на эту тему практически не существует.
Зато драм и трагедий — сколько угодно, причем
очень сложно определить, кто прав, кто виноват.
Как в случае, героиня которой отправилась к Ванге, ища совета — как устроить жизнь своего сына, вопрошая — неужто не суждено ей дождаться внуков… Историю эту записала одна из подруг нашей
героини еще при жизни Ванги.
…Таисия Николаевна принадлежит к числу женщин, которые выглядят моложе своего возраста.
Подтянутая, ухоженная, элегантная женщина, с картинно-красивой сединой и повелительными интонациями. И если ее что-то и беспокоило, то только
судьба сына. Игорю за тридцать, а у него недавно
распался третий брак. Игорь образован, умен, хорош собой, без вредных, как говорится, привычек, единственный сын у довольно обеспеченных
и обожающих его родителей. А собственная семейная жизнь никак не складывается, хотя, казалось бы, испробованы уже все варианты: и единственная
дочь небедных москвичей, и иногородняя одинокая студентка (читай — нищая), и разведенная самостоятельная дама. Но все три брака кончились одинаково — разводом. И инициаторами всегда выступали жены.
«Вот все пишут, что родители «заедают» жизнь
своим детям, чуть ли не из дома гонят, если они
решили свою семью завести, — рассказывала Таисия Николаевна подруге Ираиде, вместе с которой
они поехали к Ванге. — А у нас, не хвалясь скажу, семья — идеальная. С моим мужем, отцом Игоря, мы почти сорок лет душа в душу прожили, ни разу
не поссорились и до сих пор — самые близкие
друг другу люди. Как вы думаете, мог ли Игорь
стать плохим мужем, если у него всю жизнь перед
глазами пример взаимной любви и уважения родителей? Разумеется, не мог.
405
Первый раз Игорь женился по нашему с отцом совету. Я его познакомила с прелестной девушкой, дочерью своей коллеги. Вообще-то я
врач, но уже давно не практикую, работаю в
Минздраве начальником управления. Так, знаете
ли, спокойнее и удобнее: никаких дежурств, никаких вызовов, в семь вечера всегда дома… Так
вот, Леночку я приметила, когда она к своей матери зачем-то на работу пришла. Хорошенькая, скромная, только что институт закончила. И специальность прекрасная — отоларинголог. Распределение она получила в районную поликлинику, но мы с ее матерью быстренько все переиграли, устроили ее в ведомственную больницу.
С восьми до четырех — и свободна. Свадьбу сыграли замечательную. Они с Игорьком там смотрелись — чудо. Вот, думала, дочка у меня будет, всему, что умею, ее выучу. Жить они должны были у нас: квартира большая, места всем хватало.
Да и муж мой считает, что мужчине нужно у себя
жить, а не у жены.
Месяца три после свадьбы все было замечательно. Леночка тогда старалась стать настоящей
женой: квартиру убирала, стирала, готовила. Я, конечно, помогала, но вообще-то думала, что теперь
могу немного отдохнуть. То есть поделить нагрузку пополам: я готовлю завтрак, Леночка — обед. Я
стираю — она квартиру убирает. А вечером собирались все вместе, вчетвером, телевизор смотрели, разговаривали. Я вязала или починкой занималась, Игорь с отцом в шахматы играли… Вот с этих
совместных вечеров все и началось. Ни вязать, ни шить Лена так и не выучилась. Ее все время тянуло из дома: в театр, на танцы, к друзьям. Пыталась она к нам своих друзей приглашать, но муж
быстро это пресек: ему после работы нужна только тишина, а гости хороши по праздникам — на
406
дни рождения, там, или на Первомай. Лене это не
понравилось, но пришлось смириться.
Через год после свадьбы Лене приспичило поступать в аспирантуру. Заочную, без отрыва от работы. Каждый вечер либо на лекциях пропадает
(знаю я эти лекции!), либо дома над книжками сидит. И такая стала неприветливая, молчаливая, как
будто ее истязают с утра до ночи. Даже есть вместе
с нами отказалась: ей это, видите ли, неудобно.
Приходила с работы часов в пять, что-то хватала
в холодильнике и до вечера из комнаты не выходила.
Конечно, Игорь был недоволен: жена должна
мужа у дверей встречать, тапочки подать, потом —полотенце, руки вытереть. Потом ужином накормить — и делай, что твоей душеньке угодно. Плохо? А вот Лена считала, что если Игорь после работы читает, смотрит телевизор или с отцом
в шахматы играет, то вполне может сам себя обслужить. Конечно, я не позволяла — сама его кормила. Так и тут не угодила: нарочно мужа, мол, против нее настраиваю. Подчеркиваю, дескать, что лучше матери никто не накормит.
В общем, не заладилось у них. Игорь-то терпеливый, уступчивый, ему лишь бы без скандала.
А Лена на принцип пошла: давай отделяться от родителей, вести свое хозяйство, а то мы с тобой при
них как дети малые. Я, конечно, возражала. Ну, она
взбрыкнула, убежала обратно к родителям. Думала, Игорь будет ее умолять вернуться, ее верх будет. Просчиталась. Такого мужа, как он, любая захочет, а одиноких женщин — пруд пруди. Теперь, наверное, локти кусает: хоть и кандидат наук, а одинокая.
Развели их быстро — хорошо, что детьми не
обзавелись. Игорь какое-то время, конечно, переживал. Но он у меня умница, прекрасно понимал, 407
что добром этот его брак все равно бы не кончился. А через год смотрю: по вечерам куда-то уходить начал. Ну, я ему и сказала: «Если решил жениться — приводи в дом, нечего по подъездам да
чужим домам бегать». Через неделю пришел с Та-
нюшей…
Конечно, с Леной ее сравнивать было нельзя.
Маленькая, блеклая какая-то, испуганная. Но потом я поняла: это от изумления. Студентка-заочница института культуры — значит, будущий библиотекарь, мать то ли в Кинешме, то ли в Сороках
на фабрике работает, отца не помнит. Конечно, испугалась, когда наш дом увидела: из грязи да
в такие князи. Муж мой сомневался, подойдет ли
нам такая невестка. Но я его убедила: молодая, неопытная, провинциалка, лепи из нее что душеньке
угодно. Свадьбу скромную-скромную справили, и не от жадности, а чтобы не баловать преждевременно. И, конечно, Танюша к нам переехала.
До этого в общежитии жила, одна комната на четверых.
Первое время мы с ней ладили. Она мне буквально в рот смотрела, все указания на лету схватывала. Скажешь: «Подотри пол в кухне», — вымоет до блеска. Скажешь: «У Игорька рубашка что-то
несвежая», — заодно с его рубашками все белье
в доме перестирает. Перевели мы ее с дневного на
заочное, чтобы свободного времени больше было, одели-обули с ног до головы. Вязать она лучше меня умела, так вечерами сядем у телевизора и наперегонки спицами шуруем. Весь дом за год обвязали, а уж как спокойно-то в семье стало — даже мой
муж иной раз улыбаться начал. Так-то он на чувства скупой, все в себе носит. А тут — отмяк, расслабился, о внуках стал поговаривать. Ну и Игорь тоже не против детей был. Через два года после
свадьбы Танюша забеременела. И — загордилась.
408
До того они с Игорем в его еще детской комнате
жили, в десятиметровке. Гостиная у нас метров
двадцать, ну и наша с мужем спальня — метров шестнадцать. Жили и жили. И вдруг месяца за два до
родов Таня мне говорит: «Мама, — она меня мамой
звала, провинция, что вы хотите, — нам ведь втроем тесно у Игоря в комнате будет. Может быть, вам
спальню в маленькой комнате устроить, а мы туда
переберемся?» Я сдержалась. Сказала только: «Подожди, умрем — все твое будет. Не торопись». Вечером спросила Игоря, что все это значит, а он
только плечами пожал. Ну я так и думала, что он
тут ни при чем.
Родила Таня мальчика. Назвали Олегом, в честь
моего мужа. Игорь настоял, она-то хотела как-то
по-другому окрестить. Не вышло. Мальчик хороший, только очень беспокойный, кричал сутками
напролет. Мы с мужем оба после работы, Игорь
тоже, нам отдохнуть нужно, а Таня требовала, чтобы все мы по очереди с Олежкой тетешкались.
Она, дескать, за день так устает — с ног падает.
А с чего ей уставать? От стряпни я ее освободила, даже завтраком Игоря сама кормила, как до его
женитьбы. Посуду тоже сама мыла. Ну а пеленки
постирать да с ребенком погулять — невелика нагрузка.
А она все жаловалась и жаловалась. Игоря довела до того, что он домой только ночевать приходил, а так все у друзей. Да и какая радость от жены, если у нее одни претензии: купи молока, погуляй