с Олежкой, помоги постирать пеленки, поговори
со своей матерью — со мной, то есть. А о чем со
мною говорить? О том, как я ее к опрятности приучала? Так же, как моя свекровь-покойница делала.
Помню, если плохо что-либо стирала, пятна оставались, она молча мне эту вещь под ноги бросала.
Ну и что? Приучила стирать лучше, чем в прачеч409
ной, спасибо ей огромное. А Татьяна чуть ли не
истерику устраивала, когда под дверью комнаты
Олежкины пеленки находила. Потом опять завела
разговор о том, что комната мала. Олежке, дескать, и поиграть негде. Вместо того чтобы поблагодарить нас с мужем за то, что мы ее вообще в такую
квартиру пустили да еще содержим, она стала сцены устраивать. Ну и доустраивалась: получила от
своего мужа по физиономии. Несильно, просто
в науку. И я его не осуждаю — довела, значит.
На меня муж отродясь руки не поднимал, хотя характер у него суровый. Помню, сразу после свадьбы привез он меня в дальний гарнизон (муж
мой — военный инженер был, на пенсию генералом вышел), оставил на квартире и отправился на
работу. А квартира — комната с кухней в бараке, топчан да табуретка. Я села на эту табуретку —и давай реветь. Девчонка же, двадцати лет не было, одна в чужом месте, ни единой знакомой души.
Так и проплакала до вечера. А муж пришел: давай
обедать! А я ему: откуда? из чего? в чем готовить?
Вот он мне первый и последний раз спокойненько объяснил: мужа нужно кормить три раза в день.
Его дело — приносить в дом деньги, остальное —не его забота. Вышла замуж — изволь выполнять
свои обязанности, тогда со стороны мужа и любовь, и уважение, и содержание. А на нет и суда
нет. Вот и все, а с тех пор — больна я или здорова, в хорошем настроении или в плохом — все всегда
делала безупречно.
А Татьяна из-за одной пощечины трагедию
устроила. Схватила Олежку в охапку, пожитки
свои в чемоданишко покидала и уехала к своей
матери. Игорю только через месяц письмо прислала: мол, живи со своей мамочкой, тебе жена
и не нужна совсем. А Олежку я и без тебя выращу, лишь бы больше в вашей тюрьме не оказаться.
410
Нет, каково? Даже от алиментов отказалась —ишь ты! Потом написала, что вышла замуж, что ее
муж Олежку усыновил и больше у нее ничего
с нами общего нет. Нет — и не надо. Нашла себе
какого-нибудь хама, кто на такую, да еще с ребенком, польстится?
Игорь после этого долго женщин избегал. Переживал очень. Да и шутка сказать: вторая жена такого
мужа бросает. Ну, понятно, если бы пил, гулял, денег
в дом не давал. А так, на ровном, что называется, месте… Мы с мужем тоже переживали, старались друг
друга поддержать, утешить. Машину Игорю купили, уговорили пойти на курсы, чтобы права получить.
Он сначала отнекивался, а потом пошел. И там познакомился со своей третьей женой. Валерией ее
звали, Лерой.
Первый раз Игорь привел ее к нам в дом поздно ночью, мы с мужем уже спали. Утром услышала
какое-то бормотание у Игоря в комнате. Испугалась: не заболел ли, если сам с собой разговаривает. Или бредит? Вошла — а они… ну, в общем, во всей красе. У меня даже сердце прихватило: «Вон отсюда, — говорю, — шлюха несчастная!»
А Игорь мне даже со злостью какой-то: «Это не
шлюха, а моя жена. И вообще в чужую комнату
нужно стучаться. Выйди и закрой дверь с той стороны». Это родной-то матери? И какая-такая жена, если не расписаны? Дожила… В общем, поселилась эта Лера у нас, хотя свою квартиру имела — говорила, что оттуда дольше на работу
ездить, да кого обмануть хотела? Глупому ясно, что трехкомнатная в кирпичном лучше однокомнатной в панельном. Кем она работала, что делала с утра до вечера — понятия не имею. Но деньги
у нее были, врать не буду. То она Игорю галстук
шелковый купит, то еду какую-то заморскую, то одеколон импортный. Но все — с вывертом, 411
с усмешкою, с подначкою. Например, приготовлю я Игорю на завтрак яичницу, колбаски нарежу, хлеба, а она тут как тут и ставит перед ним йогурт: «Ты еще вчера жаловался, что у тебя живот растет.
Считай калории».
Или садимся вечером телевизор смотреть. Она
глянет от двери и фыркает: «Игорек, тебе еще рано
ящик вечерами глядеть. Вот выйдешь на пенсию —самое оно будет».
А в один прекрасный день Лера отличилась: врезала в дверь комнаты Игоря замок И заявила, что ей
осточертели мои приходы к ним в самое неурочное время: хочется чувствовать себя комфортно, а не как в парке на скамейке. Ну, ей виднее, я в таких
местах не бывала и так себя не вела. Я смолчала, а муж мой взбеленился и выгнал эту красотку. Сказал, что в его доме сроду ничего не запиралось и, пока он жив, запираться не будет.
Убралась. Только Игорь тоже за ней увязался.
Ну, тут я не волновалась: вернется, как миленький.
Лучше, чем родная мать, за ним никто ухаживать
не станет. И правильно: через два месяца вернулся.
Исхудавший, издерганный, по горло сытый своей
«семейной жизнью». Лера, оказывается, затеяла его
перевоспитывать. Это чтобы сам стирал, гладил, покупал продукты… Она целый день на работе, а он
только до шести часов вечера занят. Да, забыла сказать: Игорь — врач, работает в санэпидкадзоре…
В общем, довела мужика до ручки: собрал он свои
пожитки и вернулся домой.
Вот так, Игорю тридцать пять лет, а семьи настоящей нету. И я уже боюсь ему кого-нибудь сватать, и сам он женщин сторонится. И я его понимаю. Девушки сейчас избалованные, молодые
женщины — и того хуже, найти настоящую жену
труднее, чем в космос слетать. С пьяницами живут, от бандитов с ума сходят, нищих содержат, а та412
кие, как мой мальчик, получается, никому и не
нужны? Разве это справедливо?»
… Наверное, весь этот излишне эмоциональный монолог, полный «праведного гнева», Таисия Николаевна готовилась произнести Ванге.
Но, когда женщины прибыли в Рупите и стали
в очередь, развернув импровизированную «скатерть-самобранку» и готовились перекусить, из
дома Ванги выбежал молоденький юноша и стал
выкрикивать, идя вдоль очереди, есть ли среди
посетителей жена генерала из России. Таисия
Николаевна и не помыслила поначалу, что речь
идет именно о ней. Но, поскольку юноша дважды
прошел вдоль очереди, настойчиво повторяя, что ищет жену генерала из «Русии», подруга затормошила Таисию Николаевну, уверяя, что речь
идет именно о ней. На подругу же Таисии Николаевны юноша — один из помощников Ванги —и внимания не обратил, потому о дальнейшем
наша рассказчица узнала только со слов Таисии
Николаевны.
Вышла из домика Ванги Таисия Николаевна
буквально минут через десять. Она была вся в слезах и багровых пятнах, глаза ее сверкали гневом
и одновременно выдавали крайнюю растерянность. Ничего не говоря, она решительно зашагала прочь от очереди.
Заговорила Таисия Николаевна не сразу. Оказывается, Ванга с порога жестоко отругала ее за то, что она вынудила жену сына жить в разлуке с мужем. На возражения, что у ее сына было три жены, три невестки, Ванга не обратила внимания. «Твоему сыну наречена девушка, ты заставила ее уйти.
Грех тебе». Ванга сообщила Таисии Николаевне, что, для того, чтобы увидеть сына в браке и понянчить внуков, она должна пойти просить прощения
у своей изгнанной невестки, причем из ее речи
413
вскоре стало понятно, что речь идет о Лене, первой жене Игоря. Особенно поразило Таисию Николаевну то, что Ванга повторяла без устали —нужно торопиться, невестка в большой беде, у нее
умирает мать и Таисия Николаевна должна «встать
на колени» перед невесткой и заставить своего сына искать путей примирения.
Потрясение Таисии Николаевны от встречи
с прорицательницей было неописуемым. Одновременно ее распирало от праведного гнева —как, она еще и в чем-то виновата? Она, оказывается, по словам Ванги, «держит сына» и засушивает
его жизнь, чем накликает на себя всевозможные
болезни?
Невероятно и то, что, вернувшись в Москву
и попросив ради любопытства позвонить сына Лене, Таисия Николаевна действительно услышала, что Лена в тяжелой моральной ситуации — ее мама умирала в больнице, поэтому звонку полузабытого бывшего мужа та практически не придала
значения. Можно представить, как удивился Игорь, когда мать, некогда изгнавшая Лену, попросила его
поехать к Лене и поддержать ее. Тот долго сопротивлялся — прошло несколько лет, за это время
молодые люди практически не виделись. Тем не
менее Игорь, привыкший всегда и во всем слушаться мать, настояниям ее уступил.
Поначалу Лена отнеслась к Игорю настороженно и даже враждебно. Тем более, что все ее
мысли были поглощены матерью, угасающей
у нее на глазах. Но неожиданно оказалось, что
Игорь, который успел устать от одиночества —после разрыва со своей третьей супругой он замкнулся в себе, начал тайком от матери выпивать
и постепенно стал задумываться о том, как не права была мать, не поддержав в свое время желание
Лены начать жить отдельной от родителей жиз414
нью. Постепенно вокруг него сомкнулась завеса
одиночества, и он обрадовался возможности снова начать общаться с Леной. Похоже, что подобные мотивы руководили и ею, когда она все более
благосклонно стала относится к просьбам Игоря
позволить ему зайти в гости.
А Таисии Николаевне, которая к тому же встретила жестокое сопротивление со стороны мужа, пришлось немало переступить в себе, чтобы самой отважиться на примирение с Леной. И произошло это, как и предсказывала Ванга, на похоронах Лениной матери, когда бывшая свекровь
оказалась в доме Лены одной из первых и добросовестно взяла на себя ряд хлопот.
Таисия Николаевна никогда не рассказывала
и вряд ли расскажет сыну о том, что инициирование ею его сближения с Леной состоялось исключительно по повелению Ванги. Однако, когда
Игорь обмолвился о том, что Лена предложила
ему пойти жить к ней, — всячески поддержала это
предложение…
ВАНГА ПРЕДРЕКАЛА ИМ
ДРАМАТИЧЕСКИЙ КОНЕЦ
Этой женщине сегодня за 60… Профессор, ученый, счастливая любимая бабушка. В жизни ее было много невзгод. Но, когда она рассказывает
о своих подругах, в юности у которых было все, чего не было у Светланы Сергеевны — связи, достаток «выше среднего», возможность легкомысленно смотреть в будущее, — она вздыхает о том, как много, получается, было дано ей, и как мало —тем, кто начинал путь в жизнь с уверенностью, что
жизнь эта всегда будет сладкой и безоблачной…
415
И самое главное — у обеих подруг Светланы Сергеевны была возможность по-иному построить
свою жизнь, если бы они послушали предостережений Ванги. Случилось так, что в далеких 60-х
три девушки-старшеклассницы из Москвы оказались в доме Ванги Димитровой…
«Я не знаю, как сейчас живут генералы. Наверное, неплохо, если судить по многочисленным газетным публикациях о всевозможных коттеджных поселках и прочих радостях жизни. И как живут нынешние генеральские дети, мне тоже
неведомо, но, думаю, тоже не бедствуют. В общем, можно, наверное, позавидовать, но… Но не дает
возникнуть чувству зависти то, что я знаю о жизни
детей бывших генералов. Тех, которые еще при
Советском Союзе отошли в мир иной, оставив, впрочем, детям роскошные (по тем временам) квартиры, дачи, машины и много чего еще. Только
счастья им это не принесло. Во всяком случае, некоторым.
Так сложилось по жизни, что со школьных лет
я была знакома с двумя генеральскими дочерьми, которые учились в нашей школе. Звали их Лерой
и Лорой, и одна была даже не генеральской, а маршальской дочерью. Обе росли в больших и вроде
бы дружных семьях, обе были красотками и обеим
жутко завидовала вся женская часть нашей школы, начиная от сопливых младшеклассниц и кончая, по-моему, директрисой. И зависть эта была вполне объяснима.
Это теперь золотые сережки на грудном младенце женского пола — норма жизни. Раньше такие ювелирные украшения у девушек появлялись
в лучшем случае после окончания школы, а то
и после свадьбы. Лера и Лора носили такие сережки с пятого класса, и ничего потрясающего
в этом факте не видели, только жалели, что не мо416
гут носить в школу остальные украшения: не поймут. Возможно, конечно, им это не разрешали родители, которые все-таки отдавали себе отчет, в какой стране живут и в какой школе учатся их
девочки.
Не могу сказать, что мне повезло (я лично так
не считаю), но я была одной из очень немногих, с которыми этим девочкам официально разрешалось дружить и даже приводить домой. Все-таки
профессорская дочка, то есть из приличной семьи, надо надеяться, ничего не стащит и воров на
квартиру не наведет. Так что я очень многое видела собственными глазами, и это многое оставило
в юной душе совершенно неизгладимый след.
Уточню: дело было в середине шестидесятых годов, когда отдельная квартира считалась еще немыслимым везением (словечко «хрущобы» еще не
прижилось, возможность уехать в эти дома и жить
без соседей само по себе было воплощением сказки). Никому в голову не могло прийти, что существуют абсолютно отдельные четырех-, пятикомнатные квартиры, со специальной комнатой для
прислуги, кладовкой, размером с кухню в вышеупомянутой «хрущобе» и двумя санузлами. Мебель
карельской березы и красного дерева, хрустальные люстры и сервизы майсенского фарфора мы
видели только в кино про «не нашу» жизнь. Так
что потрясение, которое я испытала, переступив
первый раз порог квартиры Леры (дочери маршала), описать просто невозможно. Зато можно описать квартиру.
Из просторного квадратного холла одна дверь
вела в комнату самой Леры (старшей в семье), а вторая — не дверь, а арка — в еще один такой же
холл. Вот туда выходили двери остальных четырех комнат: братьев-погодков, гостиной, столовой и родительской спальни, при которой имелся
417
персональный санузел. Остальные члены семьи
пользовались удобствами, примыкавшими к кухне
и комнате домработницы. Обстановка же в квартире была такой, которую воспроизводят сейчас
дорогие журналы об интерьерах: сплошные антикварные гарнитуры, ковры, хрусталь и бархатные портьеры на окнах.
К слову сказать, квартира Лоры была ничуть не
хуже, только поменьше (отец-то был генералом, а не маршалом), и была она младшей в семье, так
что отдельная комната принадлежала старшему
брату, а две дочери делили одну большую комнату.
В остальном — все то же самое, ибо главы обоих
семей закончили войну в Германии и трофеи привезли примерно одинаковые.
Я никому не рассказывала о великолепии маршальско-генеральских хором, подтвердив тем самым оказанное мне высокое доверие и заслужив
возможность бывать в этих домах достаточно регулярно. К себе своих подружек я тоже приглашала, хотя жила в коммуналке, но никаких комплексов по этому поводу не испытывала: все вокруг так
жили. Да и «генералки» (как окрестил их мой не
лишенный чувства юмора отец) вели себя достаточно тактично, носы не задирали и сравнений
никаких не делали. Во всяком случае, в моем присутствии.
Завидовала я совсем другому: отсутствию у моих подруг понятия «дефицит». Они первые в школе надели сначала капроновые чулки без шва, а потом колготки. Они же со знанием дела обсуждали и сравнивали достоинства французских
и арабских духов тогда, когда все вокруг благоухали в лучшем случае «Красной Москвой», а вообще-
то «Ландышем серебристым». На выпускной вечер
они пришли в таких платьях и с такими прическами… Немудрено, что самые интересные мальчики
418
толпились вокруг них, а они в этом окружении
чувствовали себя вполне естественно и комфортно. Много позже я узнала, что толпа поклонников
чуть ли не всю жизнь была непременной составной частью жизни моих «генералок». Как и регулярные походы в рестораны, катание на машинах, загородные пикники на родительских дачах в закрытых для простых смертных зонах, отдых