С Каневским обошли причалы, много около них и на них навалено грузов и техники, бросается в глаза недостаточная организованность в погрузке и потому малая оборачиваемость плавсредств и конечно же мало судов, есть свободные места у причалов. Посетили суда и встретились с экипажами. Скромный наш народ – не с претензий начали разговор, а с того, как улучшить перевозки. Общее мнение свелось к единодушному заключению: до прихода дополнительных сил и средств можно за счёт лучшей организации в полтора раза увеличить перевозки. При опросе претензий, который новый начальник по уставу обязан провести, люди пожаловались на длительное отсутствие горячей пищи, тёплого и походного обмундирования и не налаженное банное дело.
Я тотчас же послал Степаныча на машине в Кордон Ильича – привезти начальника инженерной службы переправы инженер-капитана Я. Л. Гуревича, командира инженерной роты капитана В. В. Бабенко и заместителя начальника квартирно-эксплуатационного отдела флотилии инженер-капитана Л. И. Барбакадзе, прикомандированного к переправе в качестве инженера-строителя. И через час мы сообща порешили строить землянки-бани: начать сегодня же, чтобы в первый день нового года «обмыть» первую баню. Леван Иванович Барбакадзе, которому было поручено лично руководить их строительством, оказался старательным и изобретательным строителем, а главное – обязательным: на исходе дня 1 января позвонил и пригласил меня первым помыться и дать оценку. Что я с удовольствием и сделал, так как и для меня это стало проблемой, ведь я был в одинаковых условиях с рядовыми: жил в старой рыбацкой хате и землянке, питался с одного котла и мылся в матросской бане-землянке. Тогда же мы приступили к строительству землянок для жилья экипажей малых судов. А строить на косе сложно – здесь в глубину не вроешься, копнёшь лопатой: вода выступает; и приходилось делать насыпные землянки с использованием для каркаса изогнутых листов алюминия. И тут отличились Л. И. Барбакадзе и B.B. Бабенко. И матросы поминали их добрым словом за заботу о них.
Без четверти двенадцать подошли к походным кухням, у которых хлопотали и стряпали два матроса-кока и одна женщина. Я-то думал, что она на подхвате подсобницей. Однако я ошибся. Ко мне подошла именно она и отрапортовала по-военному: на первое – флотский борщ, на второе – макароны по-флотски (с молотым мясом), на третье – компот. И представилась старшим коком.
Отличнейший обед – такова была оценка: моя, Короткова и Каневского, – когда мы опустошили тарелки. Хотя это искусство коков и особенно старшего, всё-таки главным виновником этого приятного события был начпрод Натаров. Ночь не спал – подвозил продукты, топливо, посуду; утром принял кухни; полдня простоял у кухонь как специалист, консультировал коков; а потом, сняв пробу с врачом, доложил нам: обед готов. Конечно, в питании были сбои, но вопрос о законной для воина, сражающегося на море, продуваемом свирепыми морозными ветрами, да ещё и в мокрядье, горячей пище был снят с повестки дня волевыми и быстрыми решениями и делами небольшой группы начальников и рядовых. А решить всё надлежало ещё в начале ноября. Да, день человека начинается с еды, а в наших условиях – круглосуточных боевых действий – сутки должны начинаться с ночного ужина, и мы обеспечили четырёхкратное питание бойцов и чаепитие. И люди повеселели, сноровистей заработали. Я, политотдел и тыл переправы, и прежде всего Дворяненко, Коротков и Натаров, отдавали себе отчёт, что, наряду с политическим кредо, хорошо поставленное питание укрепляет моральный дух личного состава.
Люди не только прочувствовали на себе крепкую власть нового начальника, но и почувствовали заботу строевых командиров, политических и тыловых работников. И тогда командованию переправы незазорным стало выдвинуть девиз: у нас приказы начальников выполняются точно, бегом и с радостью. Чтобы в ближайшие недели дать армии всё требуемое ею.
Какая бы ни была забота начальника, а всё-таки в питании к бойцам ближе стояла наш старший кок на Дамбе. Кто же она такая? Молоденькая, миловидная, не у домашнего очага, а здесь, в таком пекле морского фронта, где запросто убивало – и в подчинении два матроса-кока, главная кормилица основной нашей боевой силы. К моему стыду, я запомнил только имя: Маша. А сейчас разыскиваю её и людей, знавших её. И был бы рад любой весточке о ней.
Патриотические чувства, военные и человеческие горести привели Машу в ряды воинов, сражавшихся с гитлеровцами. Так она оказалась на Керченской переправе. Кормила и обстирывала небольшое число людей. А сейчас ей поручили большое дело: кормить сотни воинов круглосуточно, так как питались по скользящему расписанию, по мере подхода судов – ещё более ответственное занятие.
Ещё утром, перед поездкой на Дамбу просматривая боевую документацию, я познакомился с приказом командарма Петрова, устанавливающим судам нормативы перевозок и премирование за сверхплановые рейсы: самоходным понтонам норма – 5 рейсов, за сверхплановый рейс – 1000 рублей, баржам – 3 рейса, за сверхплановый рейс – 800 рублей, тендерам – 7 рейсов, за сверхплановый рейс – 500 рублей. Вот насколько остро стоял вопрос с перевозками и связанной с ними боеспособностью армии, что Военсовет ОПАРМ пошёл на такие расходы. Я спросил у Каневского и представителя армии: часто ли приходится выплачивать премии. Редкий день, – был ответ. Я остался до вечера на Дамбе и решил сам включиться в организацию перевозок. Тендера и баржи не выполнили норму, понтоны – выполнили. Но к исходу суток перевезено 800 тонн; это больше, чем неделю назад, на 200 тонн, но далеко от нормы, которую недавно установил командарм: перевозить ежесуточно 1200 тонн грузов, не считая войск.
Несмотря на усталость, решил ехать в тыл армии на планирование завтрашних перевозок. Вместе с Липовским выехали в станицу Батарейка. Я поделился с генералами Пламеневским и Хилинским своими впечатлениями о перевозках: на перевозки требуется от армии поставить волевого начальника, решительно улучшить организацию погрузки и разгрузки, и дело пойдёт. Мне ответили, что такой уже назначен и что они сами будут систематически посещать и налаживать дело на обоих берегах. Пламеневский будет на косе Чушка, а Хилинский – в Крыму.
Канун нового года я пробыл на Дамбе и в Опасном в Крыму, где шёл основной поток грузов. Сегодня мы дадим 900 тонн грузов.
Как приказал командующий флотилией С. Г. Горшков, сегодня прибыло походное непромокаемое обмундирование, и за ночь оно было выдано экипажам. Видите, все нашлось, и оно было, не было внимания к людям со стороны тыла и политоргана и волевого нажима, приказания строевого начальника, возглавлявшего перевозки.
Если Новый – 1943-й – год мы встречали в радостной обстановке наших побед, то Новый – 1944-й – год мы встречали под впечатлением победы Красной армии на Курской дуге и непрерывного изгнания гитлеровских фашистов с территории СССР, наступления Красной армии и Военно-морского флота. Это дало мне повод встретиться у меня с ближайшими соратниками: Дворяненко, Коротковым, Каневским, Рыбинским, Липовским. И фронтовой чаркой, из фронтовой алюминиевой кружки, и пока что с не покрытого ничем моего рабочего стола, и со скромной закуской – мы отметили знаменательные события в жизни советского народа, что скоро ступим на ту проклятую землю, с которой пришло к нам страшное зло и горе. Одновременно по моему приказанию Коротков распорядился выдать всем боевым участникам перевозок новогоднюю чарку.
Нарком Кузнецов прислал на флот новогоднюю поздравительную телеграмму, мы её отрепетовали в низы, а Дворяненко составил нашу поздравительную с постановкой задач, и мы послали её подчинённым.
Скромная встреча за несервированным столом дала мне повод попросить Короткова скрасить наши заботы более приличным бытом, и не только командования переправы, а всех, особенно тех, кто постоянно под ударами врага и стихии, мокнет в воде и покрывается ледяной коркой от колючего морозного норд-оста. Василий Зиновьевич лукаво улыбнулся и произнёс: есть кое-какие резервы, разрешите с нашей фронтовой переправы послать человека в тыл флотилии, в Ейск, и там же – к кое-кому. Я так понял, что он хочет потрясти не только тыл, но кое-кого из ближних своих и самого себя. Больших секретов по части своих тайных возможностей, резервов и запасов он не выдал, сразу замкнулся. Да грош цена тому начальнику, если он не имеет тайников – законных, учтённых – и втайне от всех, дефицитных, редкостных предметов или хотя бы путей их добывания. Он уронит свой авторитет начтыла, все могущего сделать во имя воина. Он потрясет веру у командира в способность начтыла выходить из любого сложного положения, когда получит экстренное задание на сверхчеловеческие возможности. С хорошим начтыла командиру легче воюется; за таким – как за каменной стеной: воины и бой будут обеспечены немедленно и всем при любых внезапно возникающих обстоятельствах, какими полна всякая война. Это не только не исключает, но даже обязывает командира до тонкости знать корабельное хозяйство, общевойсковой тыл, его возможности и способности, знать на каждый момент наличие всего боевого и материального обеспечения и уметь в критическую минуту тактично взять его в «загашниках», прибережённых на крайний случай, когда командир сильно подступится.
Никогда я не нажимал на начальника тыла. Хотя давал волю своим чувствам, когда воину не отпускалось положенное по нормам, а на складах оно было. Но это случалось очень редко, так как мне довелось работать с хорошими тыловыми руководителями.
Рассвет первого дня нового года я встречал на Дамбе, тут уже был старморнач косы Чушка Каневский со всеми своими помощниками: В. М. Адамовым, Н. А. Калиниченко, В. М. Булдаковым, Евтеевым и комендантами причалов: Г. В. Кисилёвым, М. У. Голенко, Г. В. Касьяновым, Д. Я. Микшуном, А. А. Вербаховским, Ф. И. Филипповым, А. Г. Девятаевым, К. И. Дубовым. Пригласили армейских офицеров, ответственных за погрузку. Познакомил их с решением Военсоветов армии и флота, обсудили возможности и сообща пришли к выводу, что уже сейчас можно в полтора раза увеличить перевозки. И тут же они получили эту задачу. Подъехал генерал Пламеневский и лично взялся за организацию быстрой погрузки. Теперь он будет сюда наезжать ежедневно, пока не наладится дело.
Через час приехал подполковник И. И. Тарапунько – начальник ВОСО флотилии, он только что сменил на этом посту Д. Г. Емельянова. Это мой давнишний сослуживец и верный помощник по воинским перевозкам, и мы с ним дружим с Одессы и Поти. Я попросил его поселиться у меня и помочь комендантам и старморначам помочь улучшить перевозки. А он, оказывается, с этим и приехал. Он так умело поведёт дело, что под его руководством и флотские, и армейские командиры сноровистее заработают уже в первые последующие дни. Иван Иванович усердный и преданный долгу человек, не нуждавшийся ни в каких понуканиях, он сильно помог мне и выручил нашу переправу. Полсуток он проводил на Кавказском берегу, а полсуток – на Крымском и там же в землянках отдыхал.
Старморначу косы Чушка Каневскому я приказал: «Отныне все суда плавают по проливу ночью с включёнными ходовыми огнями во избежание столкновений, ибо будем стремительно наращивать число рейсов, оборачиваемость судов, на фарватерах будет сплошное движение, и в зимних условиях, при пониженной видимости, недалеко до беды». Эта мера полностью исключила происшествия – у нас не было ни одного случая столкновения судов. В связи с усилившимися налётами вражеской авиации на малых высотах со штурмовками судов приказал: на дневное время выставлять вдоль фарватера Дамба – Опасное катера ПВО с автоматическими 37-миллиметровыми пушками. Приказал также: днём держать катера с дымаппаратурой вдоль фарватера и при первом же падении вражеских снарядов немедленно ставить дымзавесы, прикрывая суда и причалы, наблюдаемые противником.
Тем временем старший кок Маша пригласила к столу, и мне представился случай ещё раз высоко оценить её искусство. Отобедав с И. И. Тарапунько, мы вместе направились на самоходном понтоне с грузом на крымский берег – познакомиться с людьми, разгрузочно-погрузочными работами, а заодно на себе испытать удары авиации и артиллерии противника по нашим коммуникациям. И за этим дело не стало – мы испытали на себе все: и свист осколков, и фонтаны воды, обрушившейся на нас после разрывов снарядов и бомб невдалеке. Спрашиваю у командира понтона лейтенанта И. К. Исаева: «И частенько так?» – «Почти каждый день с хорошей видимостью». Исаев понравился мне – я приметил: не дрогнула у него рука, лежавшая на штурвале, при разрывах снарядов и бомб, а это признак выдержки, уверенно вёл он судно. Я взял себе на заметку этого человека – на будущее. Придёт время, и я представлю его за храбрость, проявленную на морском горячем фронте, и за наибольшее число огненных рейсов к ордену Красного Знамени, и он будет награждён им. Катера дымзавесчики поставили надёжною дымзавесу, а катера ПВО вели такой интенсивный огонь, что не позволили «мессершмитам» снижаться и штурмовать наши суда.
Нас встретили старморнач Керчь-Еникальского полуострова капитан-лейтенант Усатенко и старший комендант всех причалов в Крыму М. И. Приземный. Мы с Тарапунько приступили к работе: обошли причалы, присмотрелись к работе людей, поговорили с ними, выслушали их пожелания. Я вынес впечатление, что работа здесь спорится – чувствуется, что старморнач Федор Иванович Усатенко старается наладить дело по-новому: Приземный за эти два дня поработал хорошо. Ведь он только позавчера прибыл сюда. Провожая его, я вышел с ним из помещения и показал в сторону крымского берега, который как раз в этот момент бомбили вражеские самолёты: «Отправляйтесь туда на катере, приступайте к работе сей же час, жду от вас перелома в работе по ускорению разгрузки и погрузки, поднимайте армейских товарищей и своих комендантов причалов». Михаил Иванович знаком мне по Поти, он там отлично себя показал, работая на Севастополь. А сейчас он представил мне своих комендантов причалов: Н.C. Гальперина (хорошо мне известного по Одессе), К. И. Катаникова, Ю. Ю. Даркина, И. Н. Сагайдака, Андреева, Н. С. Загорулько, Т. В. Смеловенко, Ф. С. Мельника, В. Т. Овчинникова, М. А. Ананьева. Их задача: руководить разгрузкой судов и погрузкой на суда тяжелораненых и тары, особенно стреляных гильз от снарядов и патронов – это было настолько важным делом, что им занимались тогда все командующие армиями и фронтами, ибо по этой части было особое правительственное решение, от этого зависела работа оборонных заводов. И я заметил, что у причалов нет скоплений гильз.
Закончив работу на причалах, я направился на КП армии, представиться Петрову – тем более был наказ: прибыть по выздоровлении. Иван Ефимович хотя и строгий, и я бы даже сказал – жёсткий военачальник, но человечности у него хоть отбавляй, к тому же он хорошо воспитанный человек. Встретил меня радушно, как старого знакомого, сослуживца и подчинённого – тем более что наше первое знакомство состоялось и дальнейшее сближение продолжалось в экстремальных условиях, в обороне Одессы, а это незабываемо и накладывает отпечаток на всё дальнейшее поведение людей во взаимоотношениях. Вообще, людям, побывавшим вместе в сложных боевых ситуациях, свойственно влечение друг к другу и в последующем. И мы не исключение. Петров тепло и с благодарностью вспомнил последние часы своего пребывания на нашем ФКП в Одессе, эвакуацию армии и прощание на Платоновском молу, когда Кулишов и я проводили его и Крылова в Севастополь. Вспомнил он и мимолётную нашу встречу в крымских степях в октябре сорок первого.
Однако после воспоминаний Петров перешёл к делу. Он резко высказал своё неудовольствие работой переправы. Так и сказал:
– Армия поставлена в критическое положение. Нам нужно иметь про запас не один, а хотя бы три боекомплекта всех видов боеприпасов. Принятые Военсоветами армии и флота решения должны обеспечить перелом. Но основное: как будут работать экипажи судов. И в этом я возлагаю большие надежды на вас лично, памятуя ваш одесский опыт. Вам будет легче работаться, так как к вам идёт солидное пополнение от командования флотом; ведь у флота нет больше других забот, как переправа, для него его самая горячая точка приложения всех усилий, на других направлениях надводные силы сейчас не действуют, и мы ждём от моряков большего. Поэтому – 1200 тонн грузов в сутки не предел, заглядывайте вперёд, надо наверстать упущенное.
Петров непьющий, и мы за ужином только пригубили – с Новым годом. Дорого время командарма, да и моё, и долгое застолье недопустимо. И я заторопился к себе. От Глейки напрямую к Кордону Ильича на катере-охотнике – и через 12 минут я в своём штабе. И сразу же с Тарапунько и Липовским выехали в станицу Батарейка в тыл армии на планирование.
Генерал Пламеневский считает, что если каждый последующий день будет такое приращение перевозок, как последние два дня, то через полмесяца мы достигнем ежесуточной нормы в 1200 тонн.
Все эти дни я провожу на Дамбе, мы туда со Степанычем ездим на дню дважды. Не покидает мысль о цифре: 1200. Уже подошли обещанные буксиры и барки. Цифра реальная. Дело в людях – надо их поднимать. И я решил дойти до каждого человека. Провёл собрания личного состава, а с отсутствующими встретился отдельно. Внушил каждому: положение армии бедственное, люди тоже обеспокоены нашими просчётами. Даже заговорили о возможности превысить установленную норму. Но нашим мечтам предстояло горькое испытание. Это тебе не железная дорога. У морских коммуникаций много врагов: помимо авиации и артиллерии противника, стихия – штормы и лёд. Зима. И задули свирепые норд-осты с морозом. Малые суда часто становились на прикол. Азовское море бурное, а так как оно мелкое, то волна на нём короткая с опрокидывающейся верхушкой, гребень волны все время накрывает малые суда, нещадно их заливает, а при морозе, как сейчас, идёт обледенение. А Керченско-Еникальский пролив ещё хуже – это аэрогидродинамическая труба, да на мелководье. Малые суда в таком огромном количестве впервые в истории пролива работают здесь зимой. Мы ждали нашествия стихии, метеослужба своевременно предупредила нас о надвигающемся сильном норд-осте. Мы немедленно приостановили движение по проливу, приказали закрепить суда у тех причалов, где застала их непогода, и выставить вахту у швартовых тросов. И вовремя. Через 2 часа ветер – 26 метров, это 11 баллов. Из Азовского моря накатывались высокие и крутые волны, которые в проливе создавали ужасающую толчею. Сгрудившиеся борт о борт у причалов десятки судов бились друг о друга, трещали борта, появились вмятины, беспрерывно рвались концы – начтыла Коротков и начльник шкиперского отделения Марусидзе опустошили свои склады и доставили все свои тросы к причалам: менять швартовы.