Итогом первой встречи стала внушительная и впечатляющая демонстрация атаману силы Советской власти и партизан, как ее законных и единственных представителей в условиях временной оккупации. Полностью потерпели неудачу все дипломатические попытки Бульбы использовать сам факт переговоров для достижения каких-нибудь собственных коварных целей.
Двадцать восьмого октября состоялась вторая встреча Лукина с атаманом. В конце концов Бульба принял все требования Медведева: запретить «сичевикам» вступать в какие-либо военные столкновения с партизанами, дать возможность группам и отдельным партизанам беспрепятственно передвигаться по территории, контролируемой отрядами атамана, установить для этого общий пароль.
Слову атамана Медведев не верил. Он понимал, что имеет дело с пособником оккупантов, политическим авантюристом и двурушником, вынужденным пойти на временную уступку более сильному, чем он, противнику, а также под воздействием сложившейся неблагоприятной для него обстановки. Через своих разведчиков Медведев знал, что Бульба одновременно ведет переговоры с шефом СД Волыни и Подолии Питцем и руководителем политического отдела СД Йоргенсом. Кончились переговоры тем, что Бульба 15 марта 1943 года подписал с гитлеровцами секретное соглашение о совместной борьбе с «большевистскими партизанами Полесья». Полный текст этого документа, изобличающего предательство националиста, стал достоянием советской разведки, а впоследствии и опубликован в печати. И все же переговоры были победой Медведева и Лукина.
В «Сильных духом» Дмитрий Николаевич так писал об этом: «…«нейтралитет» все же связывал руки атаманам. Нам же он облегчал работу. Мы многое выгадывали, открыв себе доступ в те села, где «секирники» имели свою агентуру, и мы могли теперь работать среди населения, уже не опасающегося зверской расправы за общение с партизанами. Мы могли теперь вести разъяснительную работу и среди самих бульбашей. Многим из них, шедших за атаманом по заблуждению, мы должны были открыть глаза на то, в какую преступную авантюру их вовлекли».
Лукин и сопровождавшие их разведчики занимались не только «переговорами». Они многое увидели, многое услышали, успели завязать некоторые контакты с людьми из окружения атамана, раскусившими его предательскую политику пособничества оккупантам. Нащупали они и ходы к агентуре Бульбы в различных населенных пунктах Ровенщины, что помогло ее дальнейшему обезвреживанию.
Впоследствии, когда бульбаши нарушили перемирие, отряды Бульбы были фактически ликвидированы партизанами и частями Красной Армии. Сам Бульба бежал с оккупантами и впоследствии работал в гитлеровской шпионской школе. После войны атаман, подобно другим пособникам оккупантов, переметнулся на службу американской разведке…
С хорошим настроением встречали Медведев и его боевые друзья Новый, 1943 год. Этому способствовали и победы Красной Армии на фронтах Великой Отечественной войны, и собственные успехи в разведывательной и боевой работе во вражеском тылу.
В январе 1943 года неожиданно для этих мест ударили двадцатиградусные морозы. Лагерь Медведева к такому был малоприспособлен. Встал вопрос о выборе села, где можно было бы если не перезимовать, то хотя бы переждать период сильных холодов.
«Лично я, — впоследствии писал Дмитрий Николаевич, — всегда стоял за то, чтобы жить в лесу. В лесу в случае опасности мы, если находили ненужным принять бой, могли незаметными тропками покинуть лагерь. В лесных лагерях партизаны всегда находятся в боевой готовности, тогда как пребывание в теплых хатах — так по крайней мере казалось мне — размагничивает людей. Другое дело, что и в лесу мы должны создать себе нормальные, «оседлые» условия жизни. В лесу бойцы ограждены от эпидемий, с началом немецкой оккупации свирепствовавших в селах. Наконец, нельзя не учитывать и того, что, живя в деревнях, мы неизбежно подвергаем мирное население опасности налета карателей. Все эти соображения заставляли меня отнестись очень сдержанно к перспективе переезда на зиму в село. Но что было делать с таким морозом?
Mы выбрали село Рудню-Бобровскую, решив, что пробудем там только то время, пока стоят лютые холода. Село было надежное. Там давно находился наш «маяк», разведчики организовали самооборону из крестьянской молодежи.
Девятнадцатого января отряд двинулся из лесного лагеря в Рудню-Бобровскую».
Это большое село стало на время настоящей партизанской «столицей». Здесь снова вступили в законные права все нормы советской жизни. Для населения регулярно устраивались политинформации, но вечерам на сельских улицах и в крестьянских хатах звучали песни. Вокруг Рудни-Бобровской по многим селам Сарненского, Рокитнянского, Людвидольского районов были созданы «маяки». Ежедневно из села отправлялись в разные стороны на выполнение боевых заданий группы разведчиков и партизан. Бойцы громили в окрестностях фольварки новоявленных немецких помещиков, захваченное продовольствие и имущество раздавали местным жителям, они взяли под свой контроль предприятия, в результате, по словам Медведева, вся округа стала полностью партизанской.
В пятидесяти километрах от села Медведев создал крупный оперативный «маяк», где под руководством Владимира Григорьевича Фролова шло формирование и обучение местных партизанских отрядов, включавшихся, по мере готовности, в вооруженную борьбу с оккупантами. Возле Рудни-Бобровской был оборудован аэродром, здесь же по ночам принимали грузы из Москвы, сбрасываемые с парашютами: оружие, боеприпасы, магнитные мины, теплую одежду, свежие московские газеты.
Очень выгадали от перемещения в село радисты: для них многочасовая работа ключом на морозе была делом невыносимо трудным. К тому же, когда стыли пальцы, снижалась скорость передачи, появлялись ошибки. Между тем работы для радистов прибавлялось, потому что неуклонно увеличивался объем поступающей информации.
Передышка на теплых зимних квартирах, как и предполагал Медведев, не оказалась чересчур продолжительной. Уже в конце января он получил сведения, что гитлеровцы готовят против его отряда крупную карательную экспедицию, для чего стягивают воинские подразделения не только с Ровенщины, но также из Киева и Житомира. Он предпринял ответные меры: вокруг сел, где находились «маяки», и прежде всего самой Рудни-Бобровской, партизаны с помощью местных жителей устроили и заминировали завалы, после чего покинули село. Вместе с ними ушла и большая часть жителей, устроившая в лесу «гражданский лагерь». Когда каратели, преодолев завалы и минированные участки, вошли в село, отряд успел отойти на значительное расстояние и находился в относительной безопасности. Произошло лишь несколько быстротечных стычек партизанских групп с карателями, причем в одной из них, как стало известно позже, был убит командовавший всей экспедицией.
Переходы, бои, маневрирование силами отряда не смогли помешать связи с Москвой — сказалось и высокое мастерство отрядных радистов, и постоянная забота о них со стороны Медведева и всего штаба. Сеансы проходили в положенные часы, разведданные поступали в Центр бесперебойно. Вот одна из многих радиограмм, переданных «Победителями» в Центр в феврале 1943 года: «На аэродроме в 8 километрах от города на хуторе Малые Омельяны базируется более 100 боевых и транспортных самолетов». Через несколько дней советские бомбардировщики нанесли по аэродрому мощный бомбовый удар…
Радиосвязь не подводила, но по-прежнему трудным и опасным делом, отнимавшим, кстати, и много времени, оставалась доставка информации в отряд, а также передача разведчикам, действовавшим в Ровно и иных местах, распоряжений и приказов штаба. На всем долгом пути от города до «маяка» связник ежеминутно рисковал. Погиб на нем и любимец всего отряда Николай Приходько.
Накануне большого праздника — 25-й годовщины Красной Армии Николай доставил на кудринский «маяк» под Тучином очередное донесение Кузнецова, получил для него распоряжение и поспешил обратно в Ровно. Веселый и ребячливый, Приходько очень любил провести в отряде или на «маяке» день-другой, каждый такой приезд становился для него настоящим праздником. Но, получив приказ, он словно преображался. От ребячливости не оставалось и следа. И никогда Николай не делал и попытки отложить очередную труднейшую ходку. Так было и на этот раз. Приходько следовал в город на подводе. Под сеном у него был спрятан автомат и гранаты. Но до Ровно он не добрался… А вскоре до отряда и городских разведчиков докатились слухи, что у села Великий Житень какой-то человек вступил в жестокий бой с немцами, сам погиб, но и врагов положил немало. Этим человеком мог быть только Николай Приходько…
Еще не зная никаких подробностей, Медведев обязан был исходить из самого худшего — что пакет, предназначенный для Кузнецова, попал в руки гитлеровцев. Кроме того, немцы могли опознать Приходько как местного жителя в недавнем прошлом, арестовать в Ровно его брата, других родственников и выйти на разведчиков и в городе, и в Здолбунове. Медведев приказал группе, связанной с Кузнецовым и Приходько, немедленно покинуть Ровно. О случившемся несчастье и возможных последствиях сообщили в Центр. Москва одобрила принятые меры и рекомендовала предупредить брата Приходько, разработать для него правдоподобную линию поведения в случае ареста.
Переполошившиеся немцы быстро поняли, что погибший — не простой местный партизан. Жандармерия и подразделения службы безопасности закрыли все дороги, сплошь проверяли документы, устраивали обыски. В Ровно были доставлены дополнительные полицейские отряды. Установить личность погибшего гитлеровцам так и не удалось, хотя они и выставили его тело для опознания, объявив за это солидное вознаграждение. А вскоре Медведев получил исчерпывающую информацию о последнем подвиге Николая Приходько. В выяснении обстоятельств гибели его принимал участие и Кузнецов.
2 марта 1943 года Медведев сообщил в Центр: «Точно установлено, что П. 22 февраля в 18 часов, проезжая по Тучинскому шоссе у села Великий Житень, был задержан заставой из 6 немцев и 6 полицейских. Чтобы не дать обнаружить врученный ему пакет, открыл огонь из автомата, убил 10 человек, но сам был ранен. Отстреливаясь, погнал лошадей вперед, через несколько метров встретился с немцами, ехавшими на грузовой машине и открывшими по нему стрельбу. П. был ранен еще два раза. Убив еще 6 немцев, он отбежал на 300 метров, сжег пакет и был убит. Немцы под страхом расстрела запретили жителям рассказывать этот эпизод.
П. геройски выполнил задание. Он достоин присвоения звания Героя Советского Союза. Прошу возбудить об этом ходатайство перед правительством».
В отряде тяжело приняли сообщение о героической гибели Приходько. На митинге в память погибшего товарища несколько партизан изъявили желание заменить Приходько на посту связного. Была выпущена листовка под названием «Подвиг», которую написал Кузнецов.
Оперативное и аналитическое мастерство Медведева блестяще проявилось при решении важной задачи, связанной с установлением местонахождения полевой ставки Гитлера. Было известно, что фюрер перевел ее куда-то на Украину, но куда именно? Установить адрес ставки было делом чрезвычайным. Медведев понимал, что ставка не может находиться близ старой границы — иначе просто не было никакого смысла переводить ее из Германии. По логике можно было предвидеть, что Гитлер не появится и в опасной близости к фронту. Вряд ли следовало искать ставку и в районах, охваченных особо активной партизанской борьбой, или близ крупных городов и важных стратегических центров — из-за опасения случайно попасть под бомбардировку советской авиации.
После внимательного анализа обстановки Медведев пришел к выводу о необходимости ограничить круг поисков тремя географическими пунктами: Ровно, Луцк, Винница. Конечно, ставку следовало искать не в этих городах, а в их окрестностях. Наверняка она будет хорошо замаскирована и сильно охраняться. Сильно, но не навязчиво — чтобы чересчур явными мерами предосторожности не привлечь внимания советской разведки.
Первым из короткого перечня было вычеркнуто Ровно. Разведчики отряда уже хорошо изучили город и округу и ничего похожего на ставку не обнаружили. Вскоре отпал и Луцк. Оставалась Винница. Изучить ее непосредственно было трудно, так как отряд от этого города отделяли 450 километров захваченной врагом территории.
Все началось с кропотливой аналитической работы. Возможно, ниточка потянулась от очередного доставленного в отряд номера издаваемой в Ровно на украинском языке газеты «Волынь». Достаточно хорошо известно, что скрупулезное чтение вражеской печати дает разведчику много полезных сведений. Самое невинное на первый взгляд сообщение, проскочившее мимо взора военного цензора именно из-за своей явной безобидности, может скрывать важную информацию. В упомянутом номере на видном месте было напечатано составленное в льстивых выражениях сообщение о том, что на днях в Виннице состоялось представление оперы Рихарда «Тангейзер», на котором присутствовал генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель. Возник вопрос: почему оказался Кейтель в скромном украинском городе? Через некоторое время Кузнецов доставил в отряд другую газету — выходившую в Луцке на немецком языке «Дойче Украинише Цайтунг». В разделе хроника Медведеву бросилось в глаза еще одно сообщение из Винницы: на сей раз концерт артистов Берлинской королевской оперы почтил своим присутствием «наци номер два» рейхсмаршал Герман Геринг. Поставленные рядом два эти сообщения уже кое о чем говорили, хотя еще и не слишком убедительно. В конце концов это могло быть и совпадением, которых история разведки знает множестве, в том числе и самых, казалось бы, немыслимых.
Однако теперь Дмитрий Николаевич проявлял к Виннице самое пристальное внимание. Вскоре он узнал еще один любопытный факт. В отряд влилась большая группа бежавших из плена красноармейцев. Один из них, Василий Неудахин, бежал из лагеря, находившегося неподалеку от Винницы. Он рассказал, и его рассказ потом подтвердили другие бойцы, что летом 1942 года под Винницей немцы вели какое-то большое строительство. Что именно там строили, Неудахин не знал. Но ему было твердо известно: на строительство послали несколько тысяч человек, из которых обратно не вернулся никто. Ходили слухи, что всех их расстреляли.
Затем Кузнецов сообщил Медведеву, что один из его приятелей-офицеров рассказал ему, что рейхскомиссар Эрих Кох на несколько дней выехал в Винницу. Из других источников Медведеву стало известно об одновременном и тоже срочном выезде в Винницу генеральных комиссаров Магуниа из Киева и Оппермана из Николаева. Кох регулярно проводил совещания с подчиненными ему генеральными комиссарами, но, естественно, всегда в Ровно. Наконец, от того же Кузнецова пришло сообщение, что другой его приятель, сотрудник СД Гейнрих, был вызван в Житомир, где располагалась полевая ставка рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера, но не застал его там, поскольку тот, в свою очередь, был вызван в Винницу. Но вызвать куда-нибудь всемогущего главаря всех СС и начальника германской полиции мог только один человек — Гитлер.
На этом этапе цепь умозаключений уже замыкалась в кольцо. Теперь ни Медведев, ни его ближайшие помощники не сомневались, что ставка фюрера находится в окрестностях Винницы. Оставалось выяснить, где именно, что она собой представляет, как охраняется, поискать к ней подходы и т. п. Решить эту задачу окольным путем было нельзя. Требовались точные, абсолютно достоверные данные. Такие, по мысли Дмитрия Николаевича, можно было получить от хорошо информированного «длинного языка». Брать такого в Ровно было нецелесообразно по многим причинам. Прежде всего, отдаленность лагеря от города ставила большие проблемы по транспортировке пленного. Но, главное, в случае неудачи угроза нависала над лучшими разведчиками отряда.
И тогда у Медведева зародилась идея использовать для этой цели «подвижную засаду», или, как образно назвал ее Кузнецов, «охоту на индюков».
…В безрадостный зимний день из леса неподалеку от села Рудня-Бобровская сразу после полудня выехало пять фурманок. На передней фурманке, зябко кутаясь в шинель, сидел немецкий обер-лейтенант, на остальных фурманках — полицаи.
Кружным путем фурманки направились к шоссе Ровно — Киев и свернули влево, в сторону Корца. Похоже, то была команда полицаев под началом немецкого офицера, направлявшаяся заготовлять продовольствие или наводить «порядок» в какое-нибудь село. Постепенно начало смеркаться.
И вдруг где-то далеко впереди надсадно, по-комариному запел мотор легкового автомобиля, потом запрыгали огоньки подфарников. Тут же полетели в снег недокуренные цигарки. Настороженно выпрямился офицер, поправил автомат на груди. Два полицая соскочили с фурманки и побежали вперед.