Ночь обещала быть светлой: уже высоко взошла луна, и на небе за исключением восточного края совсем не видно облаков. Кроме чрезмерной прохлады злостными неприятелями Лизы выступали комары, использовавшие в своих интересах возможности, предоставляемые им её не по погоде открытым платьем. Она зябко ёжилась, хлопала себя по голым рукам и ногам, отмахивалась от агрессивных насекомых. Тем не менее, она не одевалась, и не пряталась в шалаше, а стойко выдерживала комариные атаки, всё время вглядываясь в заднюю честь своего огорода, туда где находилась тыловая калитка - Лиза, кого-то ждала, но по всему не ночных огородных воров. Ждать Лизе пришлось довольно долго, она всё же не устояла и накинула на плечи кофту, когда, наконец, еле слышно скрипнула калитка и неясная на расстоянии фигура осторожно, боком протиснулась в огород.
Талька заметила крадущегося к соседскому огороду человека раньше Лизы - сверху обзор был куда лучше. Она узнала Его сразу, и у неё непроизвольно участилось сердцебиение - этого она никак не могла ожидать.
Увидев, наконец, того, кого ждала, Лиза сразу сбросила с плеч кофту, бесстрашно отдав комарам оголённые части своего тела. Она, конечно, это сделала не ради комаров.
- Ты что в одном платье-то вышла, озябнешь ведь?- с этими словами Михаил обнял Лизу.
А ты что ж долго-то так, чай не торопился?- доброжелательным укором отпарировала Лиза, в то же время подаваясь всем телом навстречу.
Они совсем не боялись, что кто-то их увидит, так как эта часть огорода Корневых была надёжно отгорожена от посторонних глаз. С одной стороны густые кусты крыжовника и низко протянувшие свои ветви кроны яблонь, с другой заросли смородины, с третьей обзор закрывала сараюшка Пошехоновых, ну а с четвёртой сам корневский дом. И уж никак Михаил с Лизой не могли предположить, что невольным свидетелем их свидания станет притаившаяся под самой крышей сараюшки Талька.
- Ты одень кофту-то, вона уже кожей гусиной вся пошла,- заботливо уговаривал Михаил, гладя голые до плеч руки Лизы.
- Ой, Миш, тише, мозоли у тебя.
- Прости, нечаянно я.
- Да что ты, ничего. А с тобой мне и не холодно совсем. Что припозднился-то? Меня комары чуть живьём не съели.
- На их-то месте и я б тебя съел, вона вкусная какая,- пошутил Михаил, а Лиза кокетливо повела плечами и довольная рассмеялась...- Да мать опять. Как домой не приду, всё воспитывать начинает... Оденься Лиз, дрожишь же вся.
- А зачем?- игриво спросила Лиза.- Одевайся, раздевайся,- она красноречиво указала глазами на шалаш,- чай согреешь... Пойдём, я там уже постелила, и комаров нет и тепло... Изождалась я, с самой вчерашней ночи...
Последние слова Талька не услышала, они были произнесены шёпотом, слышным только Михаилу. Она лежала замерев, вся превратившись в слух и зрение. Талька никогда не читала художественных книг и уже забыла, виденные когда-то фильмы про любовь, да и вообще не ведала, пожалуй, значения этого слова, так же как и сопутствующих ему: ревность, измена, неразделённое чувство... Несмотря на это, что-то с ней происходило, что-то тяжестью легло на грудь, когда она осознала, что происходит внизу, и что такая встреча происходит не впервые. Её неторопливому разуму нужно бы хоть немного времени, чтобы как-то оценить происходящее, но этого времени у неё не было, она лишь могла следить и констатировать факты.
Талька видела, как тёмная на фоне платья Лизы ладонь Михаила уверенно скользнула вниз, с талии на бедро и, нырнув под подол, пошла уже невидимая в обратном направлении, задирая его всё выше. Вот его ладонь опять стала видимой резко контрастируя с белоснежными, короткими в обтяг трусиками (больше всего деревенские бабы и девки завидовали белью городских). Лиза застыла, замерла с выражением муки и желания - твёрдая, мозолистая ладонь Михаила, видимо, вновь доставила ей болезненные ощущения, но, судя по всему, желание этого прикосновения многократно пересиливало боль. Лунный свет как рассеянный луч кинопроектора высвечивал всё гамму чувств испытываемых Лизой. Когда пальцы Михаила проникли под резинку, она не выдержала, довольно громко охнула и, увлекая его, задом стала пятиться в шалаш. Талька знала, отчего рождаются дети, и чем занимаются мужики и бабы, оказавшись в одной постели. В деревне с этим все проще: все с малых лет видели, как петух топчет куриц, бык покрывает коров, жеребец кобыл... Но вот с другим, предшествующим и сопутствующим этому взаимоотношениями, здесь сложностей было не меньше, если не больше, чем в городе. В условиях деревни, где все жили рядом и знали друг друга, с тех ещё времён, когда религия имела основополагающее значение в воспитательном процессе, не было большего греха, чем супружеская неверность. Потому и для Тальки то что, она увидела, казалось необъяснимым, немыслимым, ведь Лиза замужем и по слухам вполне счастлива, имеет ребёнка. Эта загадка даже на время заслонило то, что оглушило сначала - то, что к Лизе пришёл именно Он.
Талька, в силу ряда субъективных и объективных причин, безнадёжно отставала от жизни вообще и от своих сверстников в частности. А действительность, во многом не приемлемая ею, недоступная её пониманию, окружала со всех сторон и сейчас преподнесла, как никогда жестокий урок - больнее всего ударила тогда, когда она впервые чуть высунулась из своей "скорлупы", потянулась на неведомое ей тепло. Талька не могла сориентироваться в этой невероятно сложной для неё мозаике чувств и мыслей, она просто лежала и смотрела.
О том, что происходит в шалаше, Талька тоже догадывалась, хотя ни дыхание Михаила, ни присущее тому действу сладострастные стоны Лизы, в кульминационные моменты даже весьма громкие, не доносились до её ушей сквозь толщу дернового покрытия шалаша. Минут через пятнадцать дверца шалаша отворилась и из него белой нимфой выскользнула Лиза, одной рукой придерживая грудь, а второй отмахиваясь от комаров. Она побежала к корыту, в котором днями купала сына. У корыта она стала спешно подмываться ещё не остывшей со дня водой.
- Куда ты Лиз, голая-то?!- приглушённо предостерёг из шалаша Михаил.
- Закрой, не смотри!- замахала на него руками Лиза, и Михаил притворил дверцу.
Покончив со своим делом, Лиза отерлась заранее припасённым полотенцем, потом вытащила заколку, распустила волосы и как была, не спеша, словно не ощущая ни холода, ни насекомых, без всякого стеснения пошла к шалашу.
- Ну что, всё... смотреть-то можно?- спросил из-за дверцы Михаил.
- Смотри!- Лиза в картинной позе, выгнув бедро с распущенными волосами, замерла возле шалаша.
Талька если и имела представление о том, что именно притягивает мужиков в женской внешности, то насчёт себя, конечно же, иллюзий не питала. В том, что её собственная мужеподобность ни у кого восторга не вызывает, она не сомневалась - ей об этом напоминали постоянно. Талька уже второй раз за довольно короткий промежуток времени видела Лизу вот так, в тот
памятный для неё день с крыши, и вот сейчас, примерно с той же позиции. Только на Лизе сейчас не оказалось и купальника.
Талька помнила Лизу худенькой, остролицей девчонкой-заморышем с вечно хлюпающим носом. Сейчас же, с длинными распущенными тёмно-русыми волосами, кажущимися в лунном свете посеребрёнными... Остролицесть улетучилась, как и бледность, ибо её щёки налились румяной спелостью, хрупкость плечь (уже тринадцать лет Лиза жила городской жизнью, да и до того отец с матерью, крайне редко позволяли ей браться за вилы или подойник) удивительным образом гармонировала с полными руками, узость грудной клетки с довольно большими вислыми грудями, кормившей ребёнка женщины. Особенно же бросалась в глаза нижняя, явно утяжелённая в сравнении с верхней, часть тела. Наверное, процентов семьдесят её веса сосредоточилось в массивных фигурных бёдрах, тяжёлых выпуклых ягодицах и отчётливо проявленном животе. Лиза осознавала свою женскую силу и не сомневалась в успехе демонстрации.
- Ух ты... прям дух захватывает на тебя глядеть!- прорвало восхищённого Михаила.
- Как я против нонешних-то, молодых девок, а?- довольная произведённым впечатлением улыбающаяся Лиза изогнулась назад, шлёпая себя по бёдрам и икрам, пытаясь прибить маленьких кровососов.
- Ну, ты что, нашла с кем равняться-то, ты ж вона какая.
Лиза засмеялась и, соблазнительно задвигав бёдрами, стала выделывать танцевальные па.
- Фильм арабский смотрела, там танец живота показывали... мужики в кинотеатре чуть не ошалели...
Бёдра Лизы, повинуясь неслышной восточной музыке, совершали замысловатые вращения, изгибы, она пыталась втягивать и вновь распускать живот по примеру танцовщиц из фильма. Получалось, конечно, совсем не то, но неискушённый Михаил был просто взведён этим умопомрачительным действом.
- Здорово, и как это у тебя получается? ... А ну иди ко мне скорей!
- А вот и не пойду,- Лиза продолжала делать соблазняющие телодвижения, дразня и подзадоривая Михаила.
- Застудишься ведь... Иди сюда, согрею.
- Мне и не зябко совсем. Иди сам, вместе потанцуем.
- Да ты что? Как я?... Да и не для мужика это.
- Ну, так и сиди там...
- А ну иди, кому говорю. Слышь Лиз, сымаю, хуже будет,- шутливо пригрозил Михаил.
В ответ Лиза повернулась задом и ещё быстрее задвигала бёдрами, перейдя на твист.
- Ну, Лизка, держись... сейчас я тебя... Михаил, не вылезая из шалаша, спешно натянул штаны, а затем босой и полуголый пустил-
ся ловить Лизу, в притворном испуге уворачивающуюся от него. Он мог бы поймать её сразу, но больно ударился ногой и чертыхаясь несколько секунд пропрыгал на другой. Оправившись, он в два прыжка настиг, сотрясающую прелестями беглянку прямо под слуховым отверстием, возле которого притаилась Талька. Теперь она уже совсем близко услышала, как вновь залилась тихим довольным смехом в перемешку с охами Лиза, увидела как Михаил белый торсом и ступнями ног поддел её рукой под полную ляжку, вторую руку просунул под мышку, сгробастав сразу обе груди. От этого прикосновения Лиза особенно громко охнула, а Михаил почти без усилия, торжествующе вздел свою добычу вверх.
- Что, попалась, ишь разбегалась тут... ишь справная какая, щщас я с тобой разберуся,- тщательно выбирая путь и, время от времени, прижимая к губам талию Лизы, Михаил понёс её, блаженно замершую на его руках, в шалаш...
Второй раз всё случилось значительно быстрее, не прошло и десяти минут. На этот раз Лиза, быстро подмывшись, уже не демонстрировала танец живота при луне, а совсем уж не соблазнительно и некрасиво дрожа всем телом, поспешила назад в шалаш. Через некоторое время она появилась оттуда уже облачённая в кофту, лыжные брюки и с заколотыми волосами. Так же полностью одетый вслед за ней вылез Михаил. Умиротворённо-спокойные, они постелили возле шалаша одеяло и, усевшись рядышком, тесно прижались друг к другу, причём Лиза положила голову на грудь Михаила.
- Кажись, никогда мне так хорошо не было как сейчас, хоть совсем ночь не кончайся,- с грустью пожелала невозможного Лиза.
- А коли воры полезут, а... что нам тогда делать с тобой?- шутливо спросил Михаил.
- Ааа,- махнула рукой Лиза,- пускай лезут. В шалаш залезем и будем сидеть, чай весь огород не вынесут... Идут они все. Главно, нам с тобой хорошо, и ночь эта наша.- Лиза обхватила, но уже без прежнего порывистого нетерпения, с сытым удовольствием, голову Михаила, притянула её, и они слились в долгом поцелуе.
По деревне, то там, то здесь взбрёхивали собаки, без устали стрекотали кузнечики, из корневского дома им вторил сверчок, на выгоне, где распологался старый, наполовину затянутый зелёной тиной пруд, давали свой еженочной "концерт" лягушки.
Талька уже не менее полутора часов пролежала не шелохнувшись под крышей сараюшки, но не ощущала ни устали, ни затекания членов...
11
- Нет Миш, а я бы ни за что не вернулась. Жить здесь до самой старости? Нет, сыну своему я такой жизни не желаю,- слышался от шалаша Лизин голос.
- Да я ведь тоже раньше-то так думал. Ты учти, где я был, и где ты сейчас живёшь. Сибирь это тебе не Москва,- отвечал Михаил.
- Ох, не знаю, а мне кажется, хуже нашей Зубарихи места в свете нету, скучищща. Летом-то ещё куда ни шло, а в осень, зиму, весной - не проехать, ни пройти, только на тракторе, печку топи, дрова заготавливай. Что тута делать-то, ты же молодой ещё?
- Что надо то и буду делать. Весёлого мало, конечно. Но ты ведь не знаешь, чего я тама нахлебался, да насмотрелся.
- Почему не знаю, ты ж говорил, я помню.
- То я тебе не всё говорил. Про то, если всю правду сказать и в органы загреметь можно.
- Да ну, чай не прежние времена, поди не посадят, ты уж не пугай,- Лиза смешливо смотрела снизу вверх - её голова по-прежнему покоилась на груди Михаила.
- Да чёрт их разберёт, эти времена... у нас тама таскали, если кто лишку болтал... Тогда-то, помнишь, когда ещё в школу ходили, все мы только и думали, как бы с деревни поскорее сбежать. И я, в армию всё торопился, мир поглядеть, да поездить, прям терпежу не было. Уж думал, коли вырвусь, так назад ни за что не ворочусь. Ты ж помнишь, рази ж тогда здеся так работали как сейчас, вона, с утра нажираются и трава им не расти,- голос Михаила звучал раздражённо.
- Да это сейчас везде так, и у нас в Москве пьют на работе, а уж опаздывают чуть не через одного. Старикам обидно, что в их времена за то сажали, а сейчас нет. И тут тоже... Только тут, я считаю, и работать не за что, это ж почитай за дарма. Разве в Сибири столько ты получал? Нет Миш, бежать тебе снова надо отсель, пока не старый.
- Так-то оно, может, и так, только бежать мне Лиза некуда. В Сибирь не хочу больше, на Целину... бывал я там на хлебоуборке, в армии когда служил. Там тоже не сахар. Ну, а в Москве, как у тебя брата и сестёр у меня нету.
- Зачем ты вообще вернулся-то, хоть бы в каком городе зацепился, а сейчас так же вот как все к матери в отпуска отдыхать приезжал. Ну, разве плохо?
- Эх Лиза, Лиза... Зацепился... Ты знаешь, что такое Сибирь, как там живут?
- Не была, конечно, но фильм вот смотрела документальный "Русское чудо", там и про Сибирь показывали. Города большие, плотины красивые, купаются, загорают...
- Ну, ты даёшь, плотины красивые... ха-ха... загорают... Того бы кто этот фильм делал за ноги да об угол... Купаются, говоришь, да в Ангаре вода и летом ледяная, а лето там... Вот говорят наше лето плохое, а там ещё хужее, ещё холоднее, хоть и дождей куда меньше. А зимой... вспоминаю про те зимы и дрожь пробирает. Мороз, по пятьдесят градусов бывало, барак наскрозь промерзал, все стены и потолок снутри в изморози. Сколь раз там мне наша изба и печь снились. У нас то тута, рази больше тридцати градусов бывает? Редкий день, а то и за всю зиму ни разу. А ветра, знаешь какие там ветра?
- Ветра и тут бывают.
- Да что ты, когда там такие ветра, така вьюга как наша, так то там тихой погодой считается. А снегу, понимаешь, снегу там иной раз совсем зимой не бывает, один мороз страшенный.
- Как это не бывает?- изумлённо спросила Лиза.
- А вот так, стоит мороз за сорок градусов, а снегу нету почтишто... Ужас, стоят сосны, корневища в песке и даже не припорошены. Можешь в такое поверить?
- Зима без снега и чтобы такой мороз? Нет, не верится даже,- удивилась Лиза. Она уже отпрянула от Михаила и недоверчиво внимала рассказу.
- Во, я бы тоже не поверил, кабы сам не видел.
- А как же озимые там... раз снегу-то нет?
- Да какие там могут быть озимые, да и не сеют почтишто, земля совсем никудышна, да и ровной немного, сопки кругом. Со снегом-то правда тако не каждый год, иной раз и столь навалит, выше барака. Понимаешь, там меры нет ни в чём, от погоды не знаешь чего ждать. Как вот у нас тута, что один год, что другой, ну чуток пожарче, похолоднее, побольше дождей, поменьше, но год на год похожие, зима так зима, лето так лето, а там и летом может снег пойти, да мороз вдарить. Хлеб там совсем плохо родиться и трава плохая и лён не сеют, ну что ни возьми всё хужее нашего, ни огурцов, ни свёклы, ни крыжовника, ни тебе яблок, ничего там не растёт, всё завозное, всё дорого. Земля только сверху на полметра, а дальше мёрзлая, никогда не оттаивает - вечная мерзлота, и вода по весне с того плохо уходит, болот много,- "рисовал" сибирскую природу Михаил.