Теперь Мах не имел права жить с ними до тех пор, пока не создаст семью с чужой волчицей. Он добровольно пошёл на это. Гибель Чабора повисла над ним жестоким укором. Теперь все скажут: «Волки убили…», и никого не будет интересовать, кто, из какой стаи и по чьему приказу. Сама смерть человека — страшный грех, смерть же Чабора... Значит, Хвоя не уберегла его. Что же теперь станет с Большим Лесом?..
[i] Верста— 1066,8 м.
[ii] Сварожья ночь — время торжества Тёмных Сил, согласно Вед оно заканчивается в 2012 году от Р.Х.
[iii] Пекельного— от слова пекло.
[iv]Асур— так называли правителей у некоторых Славяно-Арийских народов
[v] Порубежье— граница.
ЛАРЬ 1 КЛУБОК 11
КЛУБОК 11
— …и, пожалуйста, быстро, я тебя прошу! — взмолился Таратор, застуканный врасплох происходящими вокруг событиями.
— Да иду я, иду, — как всегда, спокойно, размеренно растягивая слова, ответил его сын Водар.
Он был настоящим тёмным пятном на чистом и большом теле своей известной семьи сайвоков. Долгие годы отец, мать, братья и сёстры — все безуспешно пытались хоть что-то вбить в его голову, но поручить Водару даже самое плёвое дело, означало загубить его на корню. И откуда у него такое?
Мыслимые и немыслимые показатели в его судьбе, а уж они-то были изучены мудрецами досконально, указывали на то, что этот сайвок поднимет, …ну, скажем, должен поднять, имя своего Рода на небывалую высоту, а его собственное имя «Водар» вовсе должно запечатлеться в веках!..
— Повтори, — настаивал Таратор.
— Идти, — нехотя ответил Водар.
— Уже не идти… бежать! — крикнул, выходя из себя, отец, пытаясь хоть криком пробудить своего сына к активности.
— Бежать на пологую часть горы… — не сдавался Водар.
— Белой горы…
— Да, Белой горы. Оттуда старыми, брошенными ходами за Темнолес. Там встретить мальчишку и вести его сюда…
— Правильно, — вздохнул сайвок-отец, — вести сюда быстро и не болтать лишнего.
— Не болтать лишнего? — отчего-то удивился Водар.
— Да иди же ты, горе моё! Бегом! Это же надо такому случиться, — стенал взбешённый Таратор, — все куда-то разбежались! Когда ты кому-то нужен, тебя на краю света сыщут, а вот как тебе кто-то понадобился вдруг, так под рукой только неумёха Водар. Хоть сам беги к этим дальним галереям...
Водар не стал дослушивать сотрясающие небеса крики отца, а повернулся и исчез в проёме двери. Для себя он сразу решил, что пробираться к заброшенным ходам у Белой горы будет тайными тропами, известными, как он думал на тот момент, только ему одному. В случае удачного выполнения отцовского задания это гарантированно повышало его авторитет в глазах придирчивых родственников.
«Как же, — уже слышал Водар голос удивлённого родителя, — вы же говорили, что он неумёха? Такого не может быть! Посмотрите, как лихо справился он с этим непростым заданием. Молодец, сынок».
В глухой темени коридоров ясно рисовалось мокрое от счастливых слёз лицо матери. «Да, — скажет отец, обнимая заплаканную супругу, — я всегда говорил, что мы ещё будем им гордиться…».
В голове молодого сайвока зазвенели радостные вопли братьев и сестёр: «Мы гордимся тобой! — кричали они. — Как мы были неправы, извини нас…».
Разыгравшиеся мечты подхватили и понесли одуревшего от счастья Водара в дальние, заброшенные галереи. Так несёт вешняя вода кусочек сосновой коры, так играет ветер с обронённым птицей пёрышком. Молодому сердцу было легко и весело. В глазах вспыхивали какие-то розовые пузыри, и сайвок бежал от хода к ходу, пока не упёрся в каменные стены подземной части Белой горы.
Красочные пузыри тут же лопнули, столкнувшись с проблемами действительности. Оказалось, что подняться наверх было не так уж и просто, и теперь истинная суть Водара, трусливо спасовав пред ликом внезапных затруднений, опустила свои крылышки и явила себя во всей красе. Чему тут удивляться, ведь если бы всё прошло ровно и гладко, этот сайвок просто перестал бы быть самим собой. Видно, попадать в разные неприятные истории и был урок его непростой жизни.
Старательно уклоняясь от изучения жизненной Мудрости волшебного народа сайвоков, Водар в данное время имел весьма приблизительное представление о том, как следует проходить сквозь толщу каменных стен. И если умение прошивать земляные преграды сформировалось у него благодаря постоянной практике, то отсутствие более глубоких знаний сейчас могло стоить ему жизни.
Но и тут всё не так просто. Вместо того чтобы отступить, пойти другим путём, он, гонимый природным упрямством, попытался выбраться наверх с помощью всяких хитростей, позволяющих сайвокам сжимать или растягивать собственное тело. Результатом всех его усилий стало то, что наш волшебник-недоучка попросту застрял в узкой каменной расщелине. Попав в это затруднительное положение, он окончательно понял, что капризная девица удача, слегка поманив его издалека теми самыми розовыми пузырьками, и в этот раз подло обманула его ожидания, поскольку застрял он так неудачно, что и сам выбраться не мог, и помочь ему со стороны было достаточно сложно.
Перспектива того, что ему, словно заморенному таракану, придётся помереть в этой сырой и холодной щели, заставила перепугавшегося Водара зареветь на весь подземный мир страшным, чужим голосом. С ужасом взирая на то, что его правая рука, под влиянием какого-то странного волшебства, стала превращаться в уродливую драконью клешню, сайвок заревел ещё страшнее, но! Даже услышав эти чудовищные звуки, пещерные Духи отчего-то не спешили явиться к нему на помощь. Кто знает, возможно, они просто испугались этого звериного рёва. Так или иначе, но, в отличие от остающихся безучастными к судьбе ревущего сайвока Духов, его старший брат всё же услышал призыв о помощи.
Увидев застрявшего в расщелине Водара, Перестар так громко расхохотался, что вскоре к месту этих событий сбежалось что-то около трёх десятков молодых сайвоков. Стоит ли говорить, что началось потом...
Вообще, из когорты тех, кто неистово потешался над несчастным Водаром, его братьев и сестёр следует отметить особенно. Кому-то из них показалось мало просто хохотать и тыкать в него пальцем. Их решение разнообразить вдруг свалившееся на голову развлечение созрело спонтанно. Сайвоки как по команде стали подпрыгивать и дёргать застрявшего бедолагу за штанишки. Некоторым даже удавалось повиснуть, схватив его за ногу. Предмет их издевательств отчаянно брыкался и, в конце концов, под всеобщий хохот и веселье рухнул на пол, заливаясь горькими слезами обиды. Никаких драконьих клешней или чешуи на его теле уже не было. Как видно, это Водару просто показалось от страха. Эх! Где было знать всем этим пересмешникам, что Водар шёл куда-то по делу… по очень важному делу.
Времени была потеряна просто уйма. Расстроенный сайвок взбеленился и, разогнав по близстоящим тоннелям своих обидчиков, вернулся к земляным ходам и, наконец, выбрался наверх. Погрузившись в омут тяжких дум о неуступчивости суровой судьбы, он пересёк пологую часть Белой горы и спустился в заброшенную галерею. «Хорошо, — думал Водар, — что я не додумался им рассказать о своей чешуе, а то этот хохотун Перестар просто лопнул бы от смеха».
Здесь, в брошенных ходах, Водара никто не видел, и он, давая, наконец, полную волю чувствам, отчаянно разрыдался, после чего, сам не понимая почему, бросился бежать сломя голову в самый конец длинного, извивающегося хода.
Отец говорил ему, где можно будет подняться наверх, и уж в этот раз заплаканный сайвок нашёл выход и выбрался наружу безо всяких проблем. Вытирая обильные слёзы обиды, он мысленно проклинал тот непогожий день, когда его угораздило появиться на белый свет.
Пройдя не больше ста шагов к востоку, Водар остановился как вкопанный. Снег перед ним представлял из себя страшное кровавое месиво. Упав на колени, сайвок дрожащими руками прикоснулся к красному, заледеневшему снегу и почувствовал, как Душа его начала больно сжиматься в комок:
— Как же теперь? — горько прошептал Водар. — Это же …человеческое. Отец…, что скажет он?!
У сайвока уже просто не было сил плакать. В отчаянии он вдруг вскочил и бросился бежать. Ноги несли его в сторону гор, подальше от этих мест, туда, где его никто никогда не найдёт.
Нужно сказать, что, гонимый чувством вины, бежал он довольно долго, старательно отодвигая порог надвигающейся усталости. Однако всему есть свой предел. Вскоре измотанный долгим бегом Водар стал спотыкаться и падать. В конце концов он устал настолько, что после очередного падения уже просто не нашёл в себе сил подняться…
В это самое время неподалёку в глубокой задумчивости брёл Чабор. Огромные стволы векового леса, словно стена, вставали на его пути. Ветви деревьев, густо сплетающиеся вверху, даже теперь, зимой, находили в себе силы встать на дороге солнечного света. Сторонясь дремучих мест, пугающих его мраком, юноша старался идти от полянки к полянке. На них, в местах, где заметно отступали лесные сумерки, ютился куцый кустарник и было не так страшно.
С Хвоей они расстались уже достаточно давно. Пройдя с ним весь отмеренный ей путь, в какой-то момент рысь просто взобралась на дерево, давая понять, что на этом их дорожки расходятся, и растворилась где-то в ветвях близстоящих деревьев. Стоять и ждать чего-то Чабор не стал, в лесу подмораживало. Рассудив, что его должны встретить в этом направлении, юноша решил идти навстречу сайвокам.
Пройдя около версты, он вдруг отчетливо услышал справа от себя шум. Кто-то ломился через ближайшие кусты напролом. С молодых елей, возвышающихся неподалёку, мягко упали снежные шапки…
— Лось или олень, — дрожащим голосом, сказал вслух Чабор. — А может, Говар? Но зачем ему так спешить?
Развязка близилась. Кусты снова сильно качнуло. Колючий иней осыпался снежной мукой на землю и …всё затихло. Чабор замер в ожидании. Лес, как ему показалось, наполнился какой-то тревожной тишиной.
Выждав немного, юноша осторожно подошёл к кустам. Заметив что-то в снегу, он, высоко задрав нос, попытался посмотреть поверх них.
— Эй! — негромко выкрикнул Чабор. — Слышь? Меня не испугаешь. Ишь, прикинулся, а подойди к тебе — я знаю — как прыгнешь!…
Ответа не последовало. Стараясь рассмотреть незнакомца, Чабор сделал ещё пару шагов. Судить о размерах любителя понежиться в снегу, было довольно сложно. Успокаивало хотя бы то, что он был в одежде. Хоть не зверь, и то ладно…
Юноша поднял короткую, увесистую палку, торчащую из снега, и, не церемонясь, швырнул её прямо в незнакомца. Природный снаряд угодил в снег рядом с целью и окончательно засыпал её лёгким, искрящимся пухом.
Чабор с досадой вздохнул и тут же, сорвавшись с места, прыгнул на недвижимую жертву, ловко сгребая её в охапку. Не встретив никакого сопротивления, осторожно ослабляя хватку, юноша приподнялся и посмотрел вниз. Удивлению Чабора не было границ, ведь у него в руках оказался сайвок!
С лесным жителем было худо. Он пребывал без сознания, а вместо тихого размеренного дыхания из его горла вылетал какой-то нездоровый хрип.
— Эй! — дёрнул Чабор его за рукав. — Слышишь, ты? ...Помирает, что ли?..
Водар открыл глаза. В воздухе летали «золотые мухи» и стояла серая пелена. В голове шумело, будто шла гроза.
— Ой, как мне плохо, — подумал сайвок. — Вон уже и рука дёргается. Может опять шипами да пластинами обрастает, как там, в расщелине? …Э-э, да это не она дёргается, а её кто-то дёргает?! Мама милая, это ж, наверное, волки! Меня уж и есть начали!
Сайвок вскочил на ноги, как ошпаренный, ловко схватил палку и что было сил ударил своего обидчика по голове.
— А-а-а-а!!! — вскрикнул кто-то так, что спугнул ворону с близстоящего дерева. — Ты что, сдурел?!
Водар и соображал, и видел пока очень плохо, однако ж про себя задался вопросом, отчего это волки вместо ответа стали браниться человечьим голосом? Для прояснения ситуации он размахнулся и ударил ещё раз.
— У-у-ой! — снова отозвались на удивление миролюбивые волки. — Ах, ты, мелочь пузатая!..
Дальше силы сайвока оставили, и он снова свалился в снег. Когда же он вновь очнулся, то увидел невдалеке от себя морщащегося от боли человека, прижимающего к темечку увесистый снежок. Судя по всему, кошмар с юношами, приносящими неприятности, продолжался.
— Чего уставился? — с трудом поднимая измученное безумным бегом тело, спросил Водар. — Что, сайвока никогда не видел?
— Так близко не видел.
— Ну, раз посмотрел, тогда катись колёсиком по полям и просекам…
— Гляньте на него, — возмутился Чабор, — я его из сугроба откопал, а он…
— Кто откопал? — возмутился сайвок.
— Дед Никто…
— А волки где? — продолжал недоумевать малыш.
— Тьфу на тебя, — с опаской оглянулся по сторонам Чабор, — какие волки?
— Они ж меня хотели съесть, — вспоминая недавние видения, серьёзно заверял сайвок, — а я им палкой!..
— Им?! — вознегодовал юноша. — Не им, это мне ты палкой, дуралей, ни за что ни про что. Вон шишак какой вздулся! Благо, зима, а не лето. Что б не шапка, гарантированно бы ты меня …того.
Сайвок набычился:
— Видать, парень, тебя и правда кто-то по голове неслабо шибанул. Что я, такого дурня, как ты, от волка не отличу?
— Сам ты дурень, — обиделся Чабор. — Я вот тебе сейчас в глаз как тресну, чудик малорослый, узнаешь тогда…
— А я тебя в жабу оберну! — сайвок угрожающе поднял руки, но тут же качнулся и безпомощно сел в снег.
— Что? — глядя на это, решил поиздеваться юноша, понимая, что сайвок безсилен, — «Лошадка-то» не несёт?.. А ещё «в жабу оберну!» Сам вон расселся, как жаба. Да будь я даже жабой, всё равно бы накостылял такому чародею, как ты. У-у, — без всякой злобы пригрозил юноша вызывающему жалость лесному жителю, — связываться с тобой не охота…
Чабор повернулся и побрёл меж деревьев, жалея о том, что ему пришлось убить уйму времени на какого-то неблагодарного сайвока. Этот малохольный никак не мог быть обещанным ему посланником. Как же теперь добираться до ворот Свентаграда? Неужто зря Чабор покинул то место, где оставила его Хвоя?..
Сайвок жутко ругался где-то позади, грозил страшными проклятиями, но недолго. Внезапно его выкрики оборвались на полуслове. Пришлось сердобольному Чабору возвращаться обратно, чтобы узнать, что же случилось с этим несчастным? А случилось следующее: сайвок снова лишился чувств.
— Вот те на! — тяжело вздохнул юноша, схватил малыша за плечи и попытался его поднять. — Вставай, горе-чародей!..
Всё напрасно. Сколько бы ни тряс Чабор малыша, ни растирал его лицо снегом — ничего не помогало. Сайвок спал просто мертвецким сном, иначе и не скажешь. Меж тем день заканчивался, а ночь грозила крепким морозом. Небо над ними было высоким и чистым.
Делать нечего, Чабор взял сайвока на руки понёс его. Очень скоро стало ясно, что ноша, несмотря на размеры, досталась не из лёгких. Бросить сайвока Чабор уже не мог, а потому упирался и, стиснув зубы тащил на руках этого малого до глубокой ночи. Он останавливася всё чаще и чаще, пока и сам не свалился в снег, будучи не в силах больше держаться на ногах.
Светила луна, рисуя сказочными сплетениями теней неясные картины на посеребрённых снежных одеялах. Где-то далеко-далеко выли волки. Чабору отчего-то тоже захотелось завыть, его давили слёзы отчаяния. Единственное, что сейчас от него требовалось — идти, а идти-то как раз он уже и не мог. Усталость вязала по рукам и ногам и накрывала его плотным пологом сладкой дрёмы. Ему стало тепло и хорошо. Чабор откинулся назад и прислонился спиной к сосне.
Откуда-то издалека его звал голос матери.
— Мама… мама, — шепнул он слабеющими губами и уснул…
Водара трясло от холода. Вначале он не хотел просыпаться, думая, что всё это ему просто снится. Он недовольно ворчал, ворочаясь в снегу, и шарил в полудрёме вокруг себя рукой. Наверное, ему казалось, что он дома, а холодно только от того, что свалилось одеяло. «Ничего, — успокаивал себя сайвок, — сейчас придёт мама и накроет меня».