В зоне особого внимания - Евгений Месяцев 4 стр.

— ...Оттуда до станции через болото... мимо острова, километров семь,— продол­жает Тарасов.

— А вдруг и там засада,— поддержива­ет игру командира Пугачев.

— Обойдем,—успокаивает Тарасов.

— Приехали! — говорит Волентир, от­крывая дверцу машины.

Егоров снял с «пленных» повязки. Волен­тир бросил водителю ключи от зажигания. Егоров вернул начфину и его сопровож­дающему оружие.

— Я уверен в том,— спокойно сказал Черепань,— что вас ждут большие неприят­ности!

— Получать их — входит в мои обязан­ности,— весело ответил Тарасов.

Начфин уселся рядом с водителем. «Га­зик» развернулся, едва не задев десант­ников, и быстро исчез в темноте...

В просторной кабине вертолета МИ-8 (он стоит на шоссе среди леса) беседуют Морошкин и его начальник — подполков­ник Жбанов.

— Как мы и предполагали, действовали три группы,— говорит Морошкин.— Две мы взяли... Третья...

— Да-а, дождичек нам подсуропил — никаких следов!— прервал майора подпол­ковник Жбанов.

— Те, кого мы стреножили, ничего не успели сделать. Да это и не входило в их задачу на прошедшие сутки.

— С чего ты взял!

— А все просто! Одна группа шумит, что есть силы, а две другие спокойно идут по своим делам.

— Да-а,—Жбанов задумался, глядя на карту.— Ладно, резюмируем. Где-то рядом бродит группа лейтенанта Тарасова. Пять человек. Так? В ее активе: мост, стартовая батарея, гарнизон ракетчиков. Сейчас она либо отсиживается, либо идет к аэродрому перехватчиков, чтобы, блоки­ровав его, обеспечить высадку основных сил десанта. Так?

— Именно!

— Как будешь действовать? 

— Сообразно основному принципу — вы­жидай и угадывай,— Морошкин улыб­нулся.

— Да, чуть не забыл,— спохватился Жбанов.— Тут мне под утро начфин от ра­кетчиков звонил. Он видел этих ребят. Уве­ряет, что они пойдут к станции...

Морошкин набрал на телефонном диске три цифры.

— Майор Морошкин из штаба «север­ных»,— сказал он кому-то.— Здравия же­лаю! У меня просьбочка... Не было ли у вас каких-нибудь чепе? Машины, напри­мер, не угоняли? А на железной дороге? Тоже слава богу? Да нет, свои дела... Спа­сибо. Всего наилучшего! Да, простите! Если что-нибудь случится, любые стран­ные люди, любые события — дайте знать, пожалуйста! Благодарю!

Подождав секунду, Морошкин набрал еще один номер.

— Прошу сводку по радиоперехвату!.. Квадраты четыре, пять и шесть... Все чи­сто? Понял, спасибо!

— Я бы все-таки перебросил на аэро­дром и к станции два-три батальона,— ска­зал Жбанов.—Не медля... И потихоньку.

Мелкий дождик все сеял и сеял. Лес стоит притихший... Разведчики бесшумно бегут по опушке.

Тарасов в хвосте группы: мокрый, вскло­коченный, редкие волосы некрасиво слип­лись на лбу и висках, он словно поста­рел лет на десять. Лейтенант закашлял — глухо, с надрывом, как в бочку.

— Стоп! — скомандовал Волентир.

В руках прапорщика тут же появилась плоская бутылка.

— Расстегните куртку,— мрачно просит он лейтенанта.

Тарасов задрал куртку и тельняшку, оголив спину. Волентир налил на ладонь светлую жидкость из бутылки и с остерве­нением принялся растирать спину Тара­сова.

— Та-ак,— закряхтел лейтенант, вдохнув носом запах спирта,— между лопаток, Саня, между... Теперь пониже... Ага, тут... Хор-ро-шо...

С потеплевшим от удовольствия лицом Тарасов распрямился и сказал:

— Сделаем дневку... у лесника! Как, Пугачев?! Примет ваш дедуля всю бра­тию?!

— О чем речь, Виктор Павлович?! — ра­достно ответил Пугачев.— Баньку затопим!

— Насчет бани...

Все вдруг засмеялись, вспомнив баню в гарнизоне ракетчиков.

— Я почему к леснику решил завер­нуть...— продолжал Тарасов.— Отсидимся у противничка под носом... Ты как дума­ешь?

— Как чапаевский комиссар «я думаю... командир уже принял решение и оно пра­вильное».

...Над долгой равниной повисли покой и тишина. Солнце, ярко-красное,— предвест­ник ветреного дня подкатывается к го­ризонту. Тихо... Из глубины лесов камера медленно «достает» добротный дом лес­ника...

Его двор, речку и разбитый проселок.

Сам лесник — пожилой, но еще весьма бравый, сидит на порожках, кормит здо­ровенного пса. Рядом с лесником пристрои­лась его внучка Настя: обняв Пугачева, она говорит что-то ему на ухо, поглядывая при этом на Егорова.

— Да-а, конечно,— отвечает Пугачев, подмигнув Егорову.— О чем речь? Обяза­тельно скажу...

— Да ну тебя! — Настя целует брата.— Я же не о том!

Судя по взглядам Егорова, Настя ему очень нравится. Сержант не торопясь чи­стит свой автомат, разложив его детали на чистой тряпице.

Настя подходит к Егорову. Он почти­тельно встает со скамейки, продолжая свое занятие.

— А это что? — спросила Настя, дотро­нувшись до одной из деталей.

— А это...— хотел было ответить Егоров, но Пугачев опередил его:

— А это — щечки!

— Что, правда?

— Да нет, конечно,— смущенно ответил Егоров.— Поршень — если по науке.

— Ясно... Вы всегда такой молчун?

— По праздникам. }

— А какое у вас звание?

— Сержант.

— А Игорь? Тоже?

— Никак . нет! — ответил Пугачев.—-Я отставной козы барабанщик.

— Ты когда домой вернешься, барабан­щик? — спросил лесник.

— Осенью, дед. Если командиры отпу­стят. А что?

— Охотиться приезжай,— ответил лес­ник.— Живешь — рукой подать, а к род­ному деду заглядываешь раз в год по обе­щанию. Не стыдно, паря? Друзей своих привози — я вам такую охоту соберу! С банькой, с водочкой самодельной на травках да на ягодках. С грибочками, с брусничкой моченой...

— Боюсь, не получится, дед! В институт надо поступать — и так сколько времени потерял. Если мы сейчас хорошо все это дело отработаем — тут же еду сдавать эк­замены.

— А-а, ну тебя! — лесник махнул ру­кой.— Все причины ишешь!

...В горнице, поставив на подоконник зеркало, бреется Тарасов: тщательно, не доверяя зеркалу, он гладит рукой выбри­тое место.

— Зря стараетесь, командир! — заметил Волентир.— В лесу кожа воспалится — за­мучаетесь...

Лейтенант лишь искоса глянул на пра­порщика.

— А что, разве для военных служба кончилась? — нарочито громко спрашивает Волентир, выходя из дома.

Он подходит к двери амбара и рисует на ней мелом силуэт человека в каске, с пистолетом в руке. Первым, разбежавшись, прыгает Пугачев: «крутанув» сальто, он тут же бросает в дверь большой нож — он впивается в «ногу» мишени.

— Не гни в кисти руку!— строго заме­чает Волентир.

Разбегается и прыгает Егоров: нож с глухим стуком вонзается в дверь.

— Резче! — командует прапорщик и тут же бросает свою «финку»: она входит в «грудь» силуэта.

— Разрешите-ка, джентльмены! — коман­дует из окна Тарасов. И выждав, когда Волентир и Егоров отойдут в сторонку, лейтенант сильно бросает свой нож — в «лоб» мишени.

Не успело лезвие «успокоиться», как Волентир один за другим бросает три но­жа: они впиваются в то же место, что и «финка» Тарасова...

...В доме лесника, за столом в простор­ной комнате разведчики и хозяева закан­чивают завтрак. На столе, в большом гли­няном блюде лежат ломти сотового меда.

Пугачев, первым закончив трапезу, под­ходит к комоду, на котором стоит патефон. Выбрав одну из пластинок, ставит ее на диск.

Тарасов вышел из-за стола. Щелкнув каблуками, он вдруг пустился выделывать па фокстрота: по всем правилам, легко и изящно, но с серьезным, задумчивым ли­цом.

Все с любопытством наблюдают за ко­мандиром — никто из разведчиков и не по­дозревал, что Тарасов способен на такое.

— До поселка леспромхоза, кажется, пять километров? — спросил лейтенант у Волентира, не прерывая танца.

— Чуть побольше,— ответил лесник.— А что?

— Да не идет у меня из башки этот ночной патруль. Что, если и в поселке есть посты? А?

— Все может быть,— ответил прапор­щик, любуясь танцем.

— У вас будет во что переодеть двух наших гвардейцев? — спросил лейтенант у лесника.

— Да соберем,— ответил тот.— А как? Понаряднее?

— Напротив,— чем скромнее, тем лучше...

— «Мы летим, ковыляя во мгле. Мы ле­тим на последнем крыле,— поют Эдит и Леонид Утесовы.— Бак пробит, хвост го­рит...»

Лес уже залит поднявшимся солнцем. Настя, Пугачев и Егоров медленно идут по размытому проселку. Оба парня в ку­цых пиджаках, в спортивных брюках, в кедах. На пути — ни проехать, ни пройти — громадная, грязная лужа. Настя первой подходит к ней, быстро снимает легкие туфли, подворачивает «джинсы». Пугачев вдруг подхватывает сестру, сажает ее на плечи, как ребенка.

— Ой! — весело «пугается» Настя и крепко обнимает брата за шею.

Пугачев смело идет по луже, Егоров спешит за ним. Дойдя до середины, Пуга­чев останавливается.

— Уморился. Держи, чего стоишь? — Смеясь, он сажает Настю на плечи друга.

Растерявшийся Егоров бережно прини­мает ношу.

Они вышли из лужи. Егоров осторожно присел, Пугачев помог сестре сойти на землю. Между деревьями видна бетонная дорога.

— Ну что? До свидания? — спросила Настя.

Егоров мягко пожимает руку девушки. Настя обнимает брата.

Друзья сворачивают в сторону и вскоре скрываются за деревьями.

Тарасов сидит у открытого окна в ком­нате сторожки и рассматривает карту. Свернув ее, откидывается к стене, кладет руки под голову и закрывает глаза.

А на крыльце дома негромко разгова­ривают Волентир и лесник.

— Иногда думаю: уйти из войск, посе­литься где-нибудь на отшибе, в лесу... И не могу, нет сил. Сросся с ней,— он тро­нул ворот куртки,— тут вся моя жизнь...

— И воевать пришлось? — спросил лес­ник.

— В самом конце войны попал в полко­вой оркестр — взяли воспитанником... Вы­рос, пошел в тот же полк служить сроч­ную... За ней — сверхсрочная... Старшина, теперь прапорщик... взводом командовал... так и живу... Не тужу...

— А семья?

— Семья? Была... Жена... Поначалу одни переезды: мотались из конца в конец Рос­сии как неприкаянные. А когда появился наконец прочный угол,— ей уже тридцать шесть. Решили все же завести ребеночка... Но ничего не вышло — во время родов умерла моя Наталья. И дите не родилось...

— Вон как вас,— ответил лесник. Тарасов, невольно слыша этот разговор,

меняется в лице. Как в столбняке он за­мирает с широко открытыми глазами, уста­вившись в одну точку. Страх за жену на минуту выключает его из мира конкретных предметов и звуков. Приходит в себя от грохота винтов низко летящего вертолета.

— Волентир! — кричит Тарасов.

Но прапорщик и без этого окрика уже рядом, в горнице.

— Вас заметили?

— Думаю, что нет.

Лейтенант как-то по-новому, пристально смотрит на прапорщика.

На опушке леса, откуда уже виден лес­промхоз, всматриваются в дорогу, в людей Егоров и Пугачев.

— Хоп! — сказал Егоров и легонько хлопнул Пугачева по протянутой ладони...

Бодрой походкой тот двинулся к доро­ге. Егоров видел, как он зашел в магазин.

Тарасов сидит под деревом, покуривает и «колдует» с картой. Затем вдруг, резко обернувшись, беззвучно падает на траву и тут же откатывается под куст. Осторожно раздвигает ветви...

Крохотную поляну быстро перебегают четверо. У двоих за спиной автоматы...

— Вино с одиннадцати! — обрушилась на Пугачева молодая продавщица — та, что была с автолавкой на мосту. Вид пришельца ей сразу не понравился — мя­тые брюки, тенниска с чужого плеча, гряз­ные кеды...

— Да я не выпивающий! — улыбнув­шись, ответил Пугачев, цепко взглянув при этом на молоденького лейтенанта, который складывал в портфель покупки.

— Все вы, черти леспромхозовские, с этого начинаете,— буркнула продавщица.

— Спасибо! — поблагорадил ее лейте­нант.— Всего наилучшего!

— До свиданьица! — ответила продав­щица.— Ну так, чего берем? — спросила она затем Пугачева

— Хлебца, рыбы баночку какой-нибудь... и... колбасы, что ли?

— Рыбы баночку,— передразнила про­давщица.—Ты откуда такой свалился? Колбасу еще не привозили — будто вы и не знаете,— недовольно ответила продав­щица, взявшись за дело.

— Тогда маслица... Что за офицерик? — напрямую спросил Пугачев, кивнув в окно магазина.

— Тутошний,—ответила женщина, мет­нув на него откровенно подозрительный взгляд.

— Маневры? — гнул свое Пугачев.

— А я откуда знаю? Мне не доклады­вают,— с деланой улыбкой ответила про­давщица: подозрения ее выросли...

— Хилый какой-то... Вам бы таких, как мы, побольше,—поиграл грудной мускула­турой Пугачев.

— Хм-мм!.. Тоже мне —подарок жен­щинам! Держи свои харчи! — Продавщица протянула ему продукты.— Небось, восьмо­го марта родился?

Женщины в очереди рассмеялись. Пуга­чев подмигнул продавщице, сгреб покупки и выбежал на улицу.

— Я на минутку,— сказала продавщица очереди и ушла в подсобку, где быстро сняла трубку телефона:

— Веруня?! Соедини с участковым! Срочно!

...Егоров видел, как Пугачев вышел из магазина, как, помахивая сеткой, двинулся к зданию почты.

Егоров быстро перемещается вдоль ку­стов, чтобы не терять его из виду... и вне­запно почти спотыкается о крупного, за­росшего щетиной парня, залегшего в ку­стах. Парень вскочил, как на пружинах.

— Загораем? — «стрельнув» глазами по сторонам, как ни в чем не бывало спраши­вает Егоров.

— Да так...

— Ну, грейся дальше! — Егоров двига­ется к тропинке, но парень его окликает:

— Эй, кореш!

Егоров поворачивается и видит, что их уже двое — заросших, настороженных, в нелепой, грязной одежде. Первый хрипло просит:

— Забеги в магазин! А?.. Возьми пару флаконов, ну и колбаски с хлебцем...— Он тянет Егорову смятые рублевки.

— Сами-то что? — беззаботно спросил Егоров.

— Дак... не дадут... В рабоч-чее время...

— А-а!—смеется Егоров.—Борьба с пьянством?

— Угу...— мрачно цедит второй.

— Так и мне тут мельтешиться не­льзя! — смеется Егоров и уходит.

Но что-то в собеседниках его настора­живает, и он несколько раз оглядывается, пока не исчезает в кустах.

Третий бандит в кустах опускает авто­мат.

...Вертолет зависает над леспромхозом. Из его кабины Морошкин видит около ма­газина толпу. Знаком приказывает летчи­ку снизиться.

Продавщица магазина, испуганная, крас­ная, кричит в лицо подполковника мили­ции, усатого, усталого, с завязанной шеей:

— Я только с обеда прибежала! Ножа хлеборезного нет! Водки четырех пол-лит­ровок — тоже...

В магазине, где был недавно Пугачев, полно народу. Морошкин смотрит, как под­полковник трогает разбитую бутылку, слы­шит, как причитает продавщица:

— Я и позвонила! Как чуяла, что стран­ный товарищ! Денежки новенькие — одна к одной — у наших-то все рублевки зашар­панные, скажи, Сима!

Подошел человек в штатском и доложил:

— Пропали три плаща, брюки, сапоги... Водка, консервы...

Подполковник милиции вынимает фото­графии, показывает продавщице:

— Не признаете?

— Не-е-ет... Тот покрасивше...

— Во всяком случае, это не наши.— Морошкин глядит на фотографии.

— Это уж точно,— бурчит подполков­ник.

На улице леспромхоза гудят моторами машины. В них —солдаты внутренних войск. Сосредоточенные, с оружием, с собаками,

Около подножки одного из «газиков» стоят Морошкин и подполковник милиции.

— Я, конечно, прочешу все болота. И ле­сок. Они будут рваться к железной доро­ге— обычный финт.

Морошкин кивает.

— Если встретите что-нибудь для меня...

— Да поймите же вы наконец! Я не в бирюльки играю! — вскидывается подпол­ковник.— У меня четверо! Бан-ди-ты! Мои люди будут стрелять по ним без предуп­реждения! Вы понимаете! Стре-е-лять1

— Мы тоже не в бирюльки...— Морош­кин козырнул, пошел к своему вертолету.

— У нас все готово, товарищ подпол­ковник!— доложил капитан внутренних войск.

— Вперед! — бросил подполковник.— И внимательнее. Можем встретить десант­ников. Учения... Так что...

— Они в форме? — спросил на ходу ка­питан.

— В том-то и дело, что никто не знает, как они одеты.

Подвижной штаб десанта. Быстро вхо­дит полковник Новиков. Начальник штаба раздвинул шторку, за которой скрыта кар­та-схема — та, что мы видели в начале, когда Тарасов получал задание.