Жертво ‘Ли-приногиенъе?
Или она нас дразнит?
(А Вознесенский, Оза).
(3) Америку—т. е. новую терри- эту -торию-, члена т.е. корреспондента (шутливые «вставки» А. А. Реформатского, по [Красильникова 1989а: 162]).
(4) Напишите мне нечто о Карамзине, ой, ых (А. Пушкин — JI. С. Пушкину).
(5) В романе «Петербург» А. Белого Аполлон Аполлонович, о рассеянности которого ходили легенды, говорит секретарю:
— «Нет, нет!- Сделайте, как я говорил-. И знаешь ли»,— сказал Аполлон Аполлонович, остановился, поправился. — «Тили-.»
Он хотел сказать «знаетели», но вышло: «Знаешьли-, тили-.»
(6) [Из анекдотов о рассеянном профессоре Клобукове]:
Выходя из аудитории, профессор говорит. «Следующая лекция состоится во вторницу», а потом кричит в дверь: «ник!»
(7) [Пародия на М. Кузмина]
Ах, уста, целованные столькими, Столькими другими устами,
Вы пронзаете стрелами горькими,— Горькими стрелами, стами...
М. Кузмин. «Любовь этого лета»
Ах, любовь минувшего лета За Нарвской заставой, ставой,
Ты волнуешь сердце поэта Уже увенчанного славой, авой-.
(И т. д., с пародированием того же технического приема: ...ранней, анней-, Прелесть ног волосатых, сатых-) (А. Измайлов).
(8) Подпись к фотомонтажу в журнале «Сатирикон», изображавшему С. В. Рахманинова:
Руками громы извлекаю,
Ногой педали нажимаю,
Я-Рах!Я—Ма!Я—Ни! Я-Нов!
Этот прием расчленения слова и «размазывания» его по фразе широко использовали и советские поэты 20—30-х годов, в первую очередь, Д. Хармс:
(9) Однажды при-
Детишкибе-
В избушку жали.
«Плывет, смотри,
Мертвец к тебе!» —
Отцу сказали
(М. Пустынин, пар. на С. Кирсанова).
(10) А вы знаете, что СО,
А вы знаете, что БА,
А вы знаете, что КМ,
Что собаки-пустолайки Научилися летать?
(Д. Хармс, Лгун).
(11) Вздел манишку, вздел манже-
Ты, и за кофе сел манже,
И сказал слуге• Василий,— пшел, «Копейку» принеси (Евг. Венский, пар. на Ив. Рукавишникова).
Недопустимость подобного разрушения слова (даже в поэтической речи) подчеркивают и другие авторы, в частности А. Измайлов. Вот начало его пародии на стихи старых и современных русских поэтов (в том числе В. Тредиаковского и Вл. Нарбута), «приносящих слово в жертву рифме», использующих замысловатую составную рифму с переносом посередине слова (цит. по: [Рус. лит. XX в.]):
Куполами серой жимолости Лампа светом тени вымела. Стемнело...
Вл.Нарбут. «Стихи. 1909»
Екатерина по-Ехала в Царское Село...
В. Тредиаковский
Рифмотвор старинный Тредья-Ковский был в пиитах хитрец и мастер. Буду впредь я По нему писать стихи.
О, сколь радостно и досто-Хвально то, что уж отны-Не слова все очень просто Рифме в жертву отданы.
Даже менее вызывающий прием — обрыв слова — оказывается достаточно рискованным. В стихотворении М. Светлова «Гренада» этот обрыв представляется вполне оправданным (герой, влюбленный в мировую революцию и в «гренадскую волость» в Испании, умирая, шепчет: «Грена...»),—но даже эти стихи все-таки подверглись пародированию. В пародии А Архангельского Светлов приветствует посетившего его Гейне:
(12) Присядьте, прошу вас,
На эту тахту,
Стихи и поэмы Сейчас вам прочтуL
5 - 1789
Глюку я на гостя,—
Он бел, как стена,
И с ужасом шепчет:
— Спасибо, не на»
Да, Гейне воскликнул.
— Товарищ Светлов!
Не надо, «лдо,
Не надо стихов!
2. Один из самых распространенных способов языковой шутки — расчленение словоформы, сопровождаемое попыткой осмысления (шутливого) «обрубков», полученных в результате этого расчленения. Эти эксперименты авторов со словоформой достаточно интересны, и мы рассмотрим их более подробно.
Державин обыгрывает фамилии Наполеон и Багратион, а Лесков слово треволнения путем их разложения:
(1) О, как велик На-поле-он!
Он хитр и быстр и тверд во бранщ Но дрогнул, как простер лишь длани К нему с штыком Бог-рати-он (Р. Г. Державин, На Багратиона).
(2) Николай Иванович к народу был проще, но зато страсть какой предприятель-ный: постоянно он в трех волнениях, и все спешит везде постанов вопросу делать» он в этих своих трех волнениях неведомо чего хочет (Н. С. Лесков, Полу-нощники, IV).
Удачно также использует этот прием Борис Пильняк в романе «Голый год». В Москве на Мясницкой человек, читая по складам вывеску магазина: «Коммутаторы, аккумуляторы», понимает ее в духе р-революционной непримиримости («Кому—таторы, а кому —ляторы») и возмущается неравноправием:«Вишь, и тут омманывают простой народ!»
Еще несколько примеров.
(1) Прибыв с визитом, Карамзин назвался Карамзиным, историографом. Слуга записал: «Карамзин, граф истории».
(2) Настоящий мужчина состоит из мужа и чина (А. Чехов, Из записных книжек).
(3) <Б обществе шептаться неприлично»,—угрюмо сказала старая дева, поджимая губы. Из угла какой-то остряк сказал: «Отчего говорят: «не при лично»? Будто переть нужно поручать своему знакомому (А Аверченко, Сентиментальный роман).
(4) Великий князь Константин Павлович, будучи наместником царства Польского, так часто слышал слово пан, что фамилии Панкратьев и Пантелеев понял как Панкратьев и пан Телеев. (Энцикл. весельчака, И).
(5) Польский журналист Ежи Недельник (А. Кнышев, Уколы пера).
(6) Разновидности бесов: бессознательный—«бес-активист»; бес-порочный, беспорядочный, бес-чувственный (примеры из [Гридина 1996])
— эти примеры хорошо иллюстрируют положение о субъективности восприятия шутки: Т. А. Гридина полагает, что «на глубинном уровне восприятия псевдомоти-вированного наименования актуализируется связь значения прилагательного... и
коннотаций, сопровождающих речевое употребление существительного бес. бессознательный — “бес, который осознанно, намеренно' толкает человека на совершение им необдуманных, бессознательных поступков”; беспорочный —“бес, потворствующий людским порокам”». Я этих глубинных осмыслений не осознал.
(7) Из газет. «В небе над Кореей доблестно сражаются китайские летчики-добровольцы Ван-ю-шин иЛи-си-цын».
(8) Победоносиков. Что?! Издеваться? И над своим непосредственным, ответственным начальством и над посредственной- да нет, что я говорю! над безответственной тенью Маркса- Не пускать! Задержать!!! (В. Маяковский, Баня, И).
(9) Внимание, господа! — продолжал Голендухин.—Я предлагаю пригвоздить поступок Гадюкина к позорным столбцам какой-нибудь видной влиятельной газеты, а самого его в нашей среде предать- этому самому- как его, остро- остра-
— Остракизму?— подсказал Охлопьев.
—Во-во! Самому острому кизму.
— Чему?
—Кизму. И самому острейшему (А Аверченко, Кипящий котел).
(10) Из обращения к народу:«ТоварИЩИ.L» (В. Сумбатов).
(11) Один высокий гость СССР из Непала с гордостью сказал:
—Ярожден непальцем и непалкой.
(12) Молчит этажерка, молчит и тахта—
У них не добьешься ответа,
Зачем это ХТА обязательно ТА,
А ЖЕРКА, как правило, ЭТА?
Возьмем это самое слово опять Зачем мы его произносим,
Хотя мы свободно могли бы сказать:
ОШЕСГЬ, и ОСЕМЬ, и ОВОСЕМЬ?!
(А. Милн, Винни-Пух и все-все-все, в пер. Б. Заходера).
П. Орешин: У тебя, мой милый Жиц,
Нелицо, амноголиц.
В. Ка зин: Что за вздор, что много лиц —
Лишь всего двуличен Жиц!
(«Литературные шушу(т)ки»).
(14) Дуэт льстецов—Фим иАм (Эмиль Кроткий).
(15) В Институте русского языка АН СССР заглавие научной статьи Заударный вокализм машинистка напечатала так «Заударный вокализм!»
3. Из современных авторов к комическому переосмыслению частей слова чаще всего прибегает М. Задорнов, предлагающий шутливые толкования слов. Напр.:
деньжонки—день 8 марта; батисфера — знакомые отца; пеньюар—-дурак из Южной Африки;
медицинский термин — папазол — трезвый папа; краснобай — бай, перешедший на нашу сторону.
4. На шутливом разложении словоформ строится серия каламбурных загадок и анекдотов, ср.:
(1) Какой полуостров жалуется на свою величину?—Ямал.
(2) Когда садовник бывает предателем?—Когда он продает настурции.
(3) Когда руки бывают местоимениями?—Когда они вы-мы-ты.
(4) В название какого города входит одно мужское и сто женских имен?—Севастополь.
(3) Едет в поезде человек. Сосед спрашивает, как его фамилия. Он говорит.«.Первый слог моей фамилии то, что хотел дать нам Ленин. Второй то, что дал нам Сталин». Вдруг с верхней полки голос. «Гражданин Райхер, вы арестованы» (К Чуковский. Дневник 1930—1969. Запись анекдота, рассказанного Казакевичем, 4 марта 1956).
5. Другая серия каламбурных загадок ведет начало, кажется, от рассказа Тэффи «Взамен политики»: — Скажите, отчего гимн-азия, а не гимн-африка? Виновата, а не пиво-хлопок?-А отчего пан-талоны, а не хам-купоны? Еще несколько примеров:
(1) Почему не говорят, «грудь американки»?
—Потому что говорят, «перси-янки» (С. Кузьмина);
(2) Почему не. «по свату дерьмо»?
—Потому что «по-куме-кал» (В. Лагунов);
(3) Почему не. «Красна чья морда?» Потому что говорят, «ал-кого-лик» (Н. Еськова?).
в. Встречаются (правда, достаточно редко) и другие способы обыгрывания структуры словоформы. Вот один из них.
Говорящих забавляют случаи, когда многократное усечение слова (с начала или с конца) порождает новые слова. Впрочем, возможности здесь весьма ограниченные, поэтому многократно производится «вивисекция» слова победа и его производных:
(1) В колхозе «Победа» во время обеда случилась беда — пропала еда.— Ты съел? —Да!
(2) Кто такой Победоносцев?
Для попов — Обедоносцев,
Для народа—Бедоносцев,
Для желудка—Едоносцев-Для царя — он злойДоносцев~
(Л. Трефолев, Действительный тайный советник Константин Петрович Победоносцев).
1. Комический эффект производит приписывание иноязычным словам морфологических свойств русских слов, в частности способности изменяться по падежам, ср.:
Нет, не хочу лежать в окопе я—
Я, прославляемый везде~
Моя гигантностъ—не утопия.
Хочу кататься я в ланде
(А. Бухов, Письмо Игоря Северянина).
Эффект, естественно, усиливается, когда присоединяемые элементы — частицы, окончания имеют оттенок просторечности или разговорности, как например окончание партитива в след, шутке: Без кайфу нетлайфу.
Этот пример показывает, что в случае вариативности партитив ощущается носителями языка как более разговорный, чем родительный падеж: при замене родительным (Без кайфа нетлайфа) комический эффект заметно уменьшается.
Форма местного падежа также ощущается как «не совсем литературная»,— ср. шутливое стихотворение, где она образована (вопреки нормам литературного языка) от существительного пляж.
Надену я черную шляпу,
Поеду я в город Анапу И целую жизнь просижу На соленом, как слезы, пляжу (В. Шкваркин, Чужой ребенок).
2. Нередко обыгрывается невежественное осмысление иностранных имен собственных на -а, -я как обозначающих лица женского пола:
(1) Сенечк а.... Мария Сергеевна, я вас любил без нахальства,, вежливо, как Данте свою Петрарку (В. Шкваркин, Чужой ребенок, I).
(2) Подумаешь, Спиноза нашлась!
Языковая игра зачастую проявляется в использовании архаичных (древнерусских и старославянских) или же чужих (чаще всего латинских) морфологических элементов:
(1) Умре Владимир с горя,
Порядка не создав.
За ним княжить стал вскоре Великий Ярослав (...)
Увидя, что все хуже Идут у нас дела,
Зело изрядна мужа Господь нам ниспосла
(А. К Толстой, История государства Российского от Гостомысла до Тимашева).
(2) —Пещись о носах, ему не принадлежащих, что могу рещи о прочей России (М. Салтыков-Щедрин, по [Ефимов 1953]).
(3) —Да, маменька, великая это тайна—смерть! не весте ни дня, ни часа—вот это какая тайна! (М. Салтыков-Щедрин, Господа Головлевы, I).
(4) —Здравствуй, друже (А. Чехов — В. А Гольцеву).
(5) —Меня прогнали! — говорил он, трагически мотая головой,—Прогнали за то, что л выпивохам! А не понимают того, что л пил с горя, с досады! (А. Чехов, Сущая правда).
(6) J7 же во всю л*ою жизнь (...) пе пожелал жены ближнего моего, пи раба его, пи воли его, пи всякого скота его (...) Правда, в лености житие мое иждих, без ума сме-яхся, объедохся, опихся, блудил, по ведь все ото личное (А Чехов — И. Л. Леонтьеву (Щеглову) 22 мар. 1890).
(7) Преизрядной стихотворец Балтрушайтис, вгиед в ресторацию, усмотрел в оной бывшего во многой славе сочинителя Куприна, тсоего пе токмо в отечестве чтили, но и на французской, английской и гигипанской язык прелагали (А. Измайлов, Плутарх Российской, или Ридикюль остроумия).
(8) Истомных сред моих яд чарый пролияв,
Свершил я в душах сев. Взъярясъ, взыграл духросский.
Доколь в пиитах жив Иванов Вячеслав,—
Взбодрясь, волхвует Тредьяковский.
Хмель чарый, звончат глас, свирель утомных кущ Я паки в стих приял,—стих плесни полн и ржавин.
Сокровныймне в волшбе из круговратных пущ Взревев, возревновал Державин (А Измайлов, Пар. на Вяч. Иванова).
(9) — Господи! (...) Зи что наказуегии?—взвыл декадент, решив, что к Богу удобнее адресоваться по-славянски—Наказуегии за что?! (Тэффи, Забытый путь).
Братие!кого погребахом?
Ермилова с Авербахом
(Кирсанов, по: К Чуковский, письмо 22 нояб. 1931).
(11) ...и возседох на колеснице, и возбрыкахся кобыла; и понесе (...) И возопих гласом велием: <<Извощиче, извощиче! Укроти клячу сию!» И бысть велий глас: «Тпру, чертова дочь!» И остановиишся кони, яко вкопанни (А. Белый, Серебряный голубь, В чайной).