– Если бы не это, я бы еще в начале войны сбежал добровольцем как другие! – не сдавался подъесаул. – Но сейчас-то дети уж привыкли на новом месте, да и родители мои Наталью поддержат… – сыпал он аргументы в свою защиту.
– Если у нас все казаки убегут на фронт «охотниками», кто на родине за порядком следить будет?! – негодовал Могилёв. – Мы с тобой народ служивый – подневольный: есть приказ стоять дивизиону в городе – выполняй! Кончились поблажки в Министерстве! В Иркутске четко дали понять: еще одна такая бумажка, и придется гнать тебя в шею из дивизиона за нарушение воинской дисциплины и порядка! А вместе с тобой и меня выпнут!
– Вы-то причем? – грустно усмехнулся ответчик.
– Рыба с головы гниет – слышал такое? Для Министерства мы с тобой – плохие командиры получаемся, раз у нас вместо выполнения должностных обязанностей провокации в строю!
– Да нет у нас никаких провокаций! – не сдавался Каргополов. – Отправили бы меня на фронт еще прошлой весной с официальным пополнением, не было бы сейчас никаких бумажек!
– Как же нет?! Кого не спроси из твоей сотни: мы за командиром на фронт! Кому охота перед начальством трусливым мещанином слыть? – бросив взгляд исподлобья, усмехнулся Могилев и снова расположился в кресле за рабочим столом. – Закончим разговор на этом. Надеюсь, Михаил, ты меня наконец-то понял: у каждого своё место и служба! Я, конечно, твоему отцу обещал держать в узде твою молодую горячность, чтобы беды не вышло, но мне и о других казаках положено думать, а тебе пора самому отвечать за свои поступки! Свободен!
Каргополов поднялся со стула, привычным жестом отдал воинскую честь старшему по званию офицеру и развернулся к двери на выход.
– Погоди! Еще дело есть! – вдруг остановил его командующий. – Сейчас общее построение объявим: пополнение прибыло из Иркутского военного училища, одного из младших офицеров к тебе в сотню определяю: Сотников Александр Александрович, тысяча восемьсот девяносто первого года рождения. Личное дело его возьми! Обучай!
Михаилу пришлось вернуться за бумагами к столу Могилёва, который, бросив на него усталый взгляд, многозначительно добавил: – Вот Сотников с женой расстаться не пожелал: с собой беременную притащил! Герой, тоже мне! Вот что мне с вами, молодыми, делать?! Так что, займитесь уже, подъесаул Каргополов, своими прямыми обязанностями, включая проблемы личного состава вашей сотни!
Через полчаса есаул Могилев уже стоял перед выстроившимися рядами дивизиона: – Братья казаки! – громко, с напряжением в голосе, обратился он к подчиненным. – Из Иркутска к нам прибыло пополнение младшего офицерского состава: небольшое, но очень важное и нужное для нашего города, губернии, страны! Родина по-прежнему несет большие потери, как на фронтах мировой войны, так и внутри своих границ! Благодарю каждого из вас за верную и преданную службу!
Тут же по округе с далеким эхом разнеслось мощное ответное: «Служим Отечеству, Вере Православной и казачеству!» Как затихло, Могилев продолжил свою речь, достав из плечевой сумки бумажный лист:
– В назидание всего боевого состава и для полного информирования вновь прибывших к нам на службу офицеров и приказных, зачитываю выдержки из приказа командования Иркутского военного округа! Внимание!
«На Иркутский и Красноярский казачьи конные дивизионы окружным командованием возложено выполнение целого ряда функций: несение внутренних нарядов и гарнизонной службы, окарауливание и конвоирование германских и австрийских военнопленных, доставка их в специальные лагеря военнопленных, а также сопровождение армейских маршевых команд на фронт, следующих для пополнения действующей армии».
Вы, братья казаки, до сих пор с поставленными задачами исправно справлялись, и, это наш с вами вклад в военную мощь и боеспособность России! Сейчас стране как никогда нужен уверенный и спокойный тыл, чтобы одерживать победы заграницей! Посему напоминаю и об особом распоряжение штаба касаемо желающих воевать на фронте! «Нижним чинам и офицерам названных дивизионов отправку на фронт впредь запретить до особого распоряжения военного командования»! Это потому, братья казаки, что наша служба для России не менее важна, чем победы армии на морях и полях! С этой мыслью приступайте к своим обязанностям каждый Божий день! Вольно!
Казаки стали расходиться. Каргополов направился к курительному месту во дворе, где стояли несколько деревянных скамеек, и присел на одну из них. Стал изучать полученные у Могилева документы нового офицера.
Личное дело Александра Сотникова оказалось весьма интересным и не похожим на большинство биографий казаков его сотни. «Родился в марте одна тысяча восемьсот девяносто первого года в селе Потаповское Енисейской губернии. Из казачьей семьи купцов и промышленников…» – читал с большим вниманием Михаил. – «Надо же! Окончил горный факультет Томского политехнического училища и снова пошел учиться на геологическое отделение в технологический институт имени императора Николая II! Какая тяга к знаниям! Участник экспедиции в Норильские горы для исследования месторождений каменного угля, медной руды и графита. Да уж, удивил! В декабре одна тысяча девятьсот пятнадцатого года призван в армию. Не доучился в институте, значит. Да уж, война многим планы порушила…»
Тут появился и сам Сотников.
– Здравия желаю! Поручик Сотников Александр Александрович! Разрешите уточнить некоторые моменты как только что поступившему на службу?
– Разрешаю, и вольно, Александр Александрович! Можете даже присесть. Как раз ваше личное дело изучаю… Значит, Иркутское военное училище окончили?
– Да, в мае этого года.
– А почему к нам служить направили, а не на фронт?
– Так, война, говорят, скоро закончится, а я ж по сути-то и не военный – геолог…
– Ну и что? – хмыкнул в ответ командир. – У нас половина крестьян на фронте, половина учителей, ученых и прочих специалистов, совсем не военных, но они взяли оружие и родину пошли защищать, не задумываясь, даже военное училище не оканчивали!
– Ну тут уж как направили по призыву, товарищ командир… Ещё и личные обстоятельства повлияли…
– Что за обстоятельства? – уточнил, вскинув густые темные брови, Каргополов.
– Жена на сносях у меня…
– Понятно… – протянул с легкой ухмылкой Каргополов. – Где разместились?
– В казарме пока, но будем искать комнату или дом в аренду. Если знаете такие места – подскажите, пожалуйста, товарищ командир. Мы в Красноярске люди новые, никого пока не знаем.
– Подумаем… Так что за вопрос-то был?
– Насчет обмундирования. И коня.
– Коня дадим, есть резерв, мундир и чекмень – тоже. А вот с оружием не так всё просто: выдаем только винтовки. Шашки, кинжалы, нагайки, засапожники: это казаки своё личное пользуют – традиция такая.
– Понятно.
– Наряды на положенное довольствие можешь сейчас оформить в штабе, а затем представлю тебя сотне. И учти: коренные казаки чужаков не очень-то жалуют, особенно тех, кто и военным-то стал исподволь. Мой тебе совет: словами не бузить, а проявить себя на службе достойно, тогда и будет к тебе уважение.
– Благодарю за помощь, товарищ командир сотни!
На следующий день Сотников предстал перед Каргополовым в штабном кабинете уже в обмундировании Красноярского дивизиона: темно-зеленом мундире с желтыми лампасами и погонами, на которых алели вышитые буквы «Крн.».
– Я вчера у своей жены поинтересовался по твоему делу о жилье, – между делом сказал Каргополов новому подчиненному. – Она знает пару мест: есть полдома на Песочной улице, есть квартиры в Закаченской слободе – это самые ближайшие варианты к нашему гарнизону. Вы бы с супругой посмотрели и определились, Наталья моя поможет. Говорит, комнат много сдается, а вот отдельных домов – мало, но поискать получше место можно, если не горит.
– У нас горит, Ваше Благородие! Вот-вот ребенок родиться – жена неспокойна.
– Смотрю, уже казачьи традиции в обращении к старшим изучил, – хмыкнул с улыбкой подъесаул. – Так держать! Ну раз срочно вам жилье надо, то пусть супруга твоя к моей Наталье прям завтра с утра приходит, да и решают. Вот адрес.
– Благодарю, Ваше Благородие! – отчеканил Сотников, взял листок бумаги с адресом и вышел из кабинета.
На следующее утро Наталья увидела из окна дома, как в их калитку вошла небольшого роста женщина с темными вьющимися волосами, её непраздное положение выдавал уже довольно сильно выпирающий живот под широкой светлой блузой. «Видимо, это и есть супруга нового офицера в сотни мужа», – догадалась хозяйка и поспешила навстречу гостье.
– Доброго утречка! Проходите пожалуйста! – поприветствовала Наталья женщину, приглашая в дом.
– Здравствуйте! Я Шарлота, супруга … – начала было объясняться гостья, но хозяйка её по-свойски перебила, озаряя в ответ дружелюбной улыбкой, словно они были знакомы много лет: – Да я уже поняла! Я Наталья! Проходи, сейчас тебя чайком или компотиком угощу, да поболтаем.
– Ой, не ловко вас так надолго беспокоить… Может лучше сразу пойти квартиру смотреть, – смущенно залепетала Шарлота, но Наталья на это еще шире заулыбалась и стала тихонечко подталкивать гостью к крыльцу, придерживать её сзади, чтобы та ненароком не оступилась на ступеньках, уже тяжело поддающихся беременной женщине.
– Ну куда спешить: утро ранее, всё успеем! Как тебя муж с таким бременем вообще из дома выпустил? Родишь вот-вот! – вознегодовала Наталья, наблюдая, как пыхтит, взбираясь на крыльцо, гостья. – Это как же по городу на осмотры с тобой идти?! Ты же еле передвигаешься уже! Сам-то муж, что, не может дом приглядеть!?
– Некогда ему, – оправдывалась Шарлота, усаживаясь за стол на кухне. – Служба же у него новая ответственная. Хотя жизнь так развернулась, что вся жизнь новая: и город, и служба. А Богу было угодно нам еще и ребеночка послать именно сейчас… Но ничего – справимся! Тише, малыш! Ух, распинался! – поглаживала ласково свой живот женщина.
– Ох, мужики! – всплеснула руками Наталья. – Только о службе думают, а о бабах позаботиться-то и некому… Приходиться только на себя и на Бога надеяться, – наливая чай гостье, сокрушалась Наталья. – А ты нашей веры-то будешь? – вдруг поинтересовалась она осторожно у гостьи. – Имя у тебя ненашенское – Шарлотта…
– Просто мама любила всё французское, – смущенно пролепетала, словно оправдываясь, новая знакомая. – А я еще и темненькая родилась…
– Да ну и Бог с ним, с именем-то, главное ж чтоб человек хороший, – махнула рукой Наталья по-свойски. – Ты не переживай: в городе у нас люди в основном добрые, отзывчивые, хотя, конечно, всякое бывает, особенно нынче, когда много скорбей от войны. Люди поозлобились многие: выживают потому что…
– Да, конечно, – согласно кивала головой Шарлота, прихлебывая из кружки напиток. – Скорей бы война закончилась… А из чего чай? Очень вкусный.
– Иван-чай и шиповника чуток.
– Ой, а с бременем можно такое? – забеспокоилась вдруг гостья.
– Даже полезно! – рассмеялась на это Наталья по-доброму. – Помню, моя сестра также тряслась, когда первенца ждала. Не мутит тебя?
– Сейчас нет, но бывает частенько, – охотно общалась Шарлота, разглядывая кухню. – Уютно здесь. А дети есть у вас?
– Есть. Только старшие рано на площадь за продуктами ушли, а младший спит еще, лежебока.
– Ого! Трое уже! Погодки поди? – предположила гостья, оценивая сравнительно молодой возраст хозяйки.
– Нет, не погодки: старшей двенадцать, средней восемь, а младшему шесть годков. Приемные они… Сестры моей покойной детки… – ровным тоном разъяснила Наталья в ответ на растущее удивление в широко распахнутых темных глазах гостьи. Затем, зажмурившись на секунду, словно отгоняя грустные воспоминания, добавила. – Почти два года уже с нами живут. Сестра в Енисейске померла от болезни, а муж её погиб почти сразу после призыва на войну. Вот мы и взяли, потому как более и некому было. Не престарелым же родителям с детьми малыми связываться.
– Вы простите, я не знала… – почувствовала легкую неловкость Шарлота.
– Это ничего, – наскоро перебила её извинения Наталья. – Это же прекрасно, что у нас с мужем сразу столько деток появилось, да и родные уже они нам совсем.
– Давайте я у вас адреса домов возьму и пойду уже, – приподнялась со скамьи Шарлота. – У вас же дети, вам совершенно, наверное, некогда…
– Ну и беспокойная ты, Шарлота! Куда тебя одну с таким пузом пущу?! Сейчас бричку найдем, да поедем. А дети у меня самостоятельные: не груднички уж поди. Завтрак – вот, а дальше сами разберутся. Сиди тут, жди меня с извозчиком! И никуда не дергайся! Поняла?
– Да, хорошо, – послушно кивнула женщина и снова присела за стол.
Долгих поисков жилья для Сотниковых не случилось: уже вторая осматриваемая квартира пришлась Шарлотте по душе.
– Вот и Слава Богу! Решили всё к обеду! Устраивайтесь с мужем, хлопочите, а мне пора. Извозчик тебя, Шарлотточка, довезет, а я сама пойду дальше: еще дела есть недалече. Ты обращайся, если что, не стесняйся! – рассталась Наталья с новой знакомой, которую по-женски ей было немного жалко: уж очень очевидна была неприспособленность этой утонченной белокожей молодой женщины к полевым условиям нынешней жизни.
Вечером дома, поделившись новостями дня с мужем, Наталья между делом бросила как бы невзначай: – Как Шарлотту отправила, к родителям твоим заходила. Матушка маслом поделилась, ситца девчонкам на платья отрезала. А в воскресение на обед к ним приглашают после молебна.
Повисла молчаливая пауза, но вопросительно-испытывающий взгляд супруги не дал Михаилу шанса оставить эту информацию без ответа: – Помирить хочешь?! Дело нужное, только выйдет ли…
– Если сами пригласили, то теперь, выходит, твой шажок навстречу должен быть.
– С матерью сговорились?! Отец рад, поди, что его правда взяла: на фронт снова не пустили, – только я-то отступать не намерен! Так и будем опять каждый на своем стоять, – сомневался казак в добром исходе встречи.
– Да уж, яблоко-то от яблони недалеко упало! Оба упертые! – всплеснула руками Наталья. – Бога-то побойся! Ради заповеди: почитай родителей своих, – сделай матери поклон, да отцу не перечь два часа, – настойчиво увещевала Наталья. – Не соглашайся с отцом, коли не хочешь, но и не спорь!
– Что ж, ты пожалуй права, посетим отчий дом, – смирился-таки супруг.
Щедрое солнце наступившего воскресения с раннего утра обещало погожий летний день, словно созданный для мира и добра. Колокольный звон городских храмов торопил православных христиан на службу. Семья Каргополовых не была исключением. Под сводами каменной Благовещенской церкви встретились старшее и младшее поколения этой исконно казачьей семьи. Михаил скупо, но с улыбкой ответил на приветственные объятия матери, тут же переключившейся на Наталью и детей: каждого поцеловала в лобик, потрепав по щечкам. Его отец же, Михаил Семенович Каргополов, вышедший уже в отставку в чине полковника и служивший теперь Отечеству в красноярской государственной думе, с виду был строг и серьезен. Он довольно сдержанно кивнул головой в знак первого приветствия родным, однако, без широких объятий, но сразу отозвался на предложенное сыном рукопожатие.
– Вот и хорошо, вот и славно, – радостно пошептались женщины на этот добрый знак к миру, не смотря на то, что мужчины тут же вытянулись в стойку и устремили свои взгляды на алтарь, за которым уже раздалось привычное: «Благословен Бог наш».
Михаил Михайлович любил этот красивый двухэтажный храм с каменной часовней в честь Иверской иконы Божьей Матери. Сегодняшняя служба шла в приделе святого благоверного князя Александра Невского, чей образ, подаренный церкви самим императором Александром I, каждый раз притягивал внимание молодого казака, невольно отсылая мысли к истории и подвигам великого предка, о коих он зачитывался в отрочестве в библиотеке этого же храма. «Не в силе Бог, а в правде», «Кто с мечом к нам придет, тот от меча и погибнет!» – напутствием в жизнь стали когда-то слова этого святого полководца для юного воина, мечтавшего о дальних победных походах и сражениях.
Служба закончилась, и Каргополовы, обменявшись дружественными приветствиями с приходскими знакомыми, коих было немало, отправились, наконец, к радости оголодавших детей, обедать. После обязательной молитвы перед вкушением пищи, поскольку Михаил Семенович придерживался строгих христианских правил и в домашней жизни, большая семья устроилась за накрытым столом.