– Угощайтесь, детки дорогие! Хлебушек свежий, маслице, а щи-то сегодня какие – с мясцом! – хлопотала хозяйка, разливая суп по тарелкам.
– Где же вы, матушка, мясцо нынче раздобыли?! – удивленно воскликнула Наталья. – Базары-то пустые!
– Бог послал нам вчера одного крестьянина, что товар по дворам предлагал: вот и сладился сытный обед сегодня, – рассказала хозяйка.
– Подумать только: еще с год назад мясом спокойно кормили собак, – вздохнул, поддерживая разговор, Михаил Семенович: – А теперь людям за радость в щах косточку найти! Слава Богу, Господь нашу семью и град милостью не оставляет!
– Слава Богу! Не оставляет, хранит нас Господь! – закивали головами, соглашаясь, женщины. – Верою только и спасаемся!
– Хорошо бы с верой и мир в губернии сохранить! Слышал? – обратился к сыну хозяин: – Никон, епископ наш, смуту на губернские власти снова нагнал? Прости, Господь, за осуждение, но не доброе это! Время без того неспокойное, военное, нам только сильной вражды церкви и властей не хватало…
– Так Гололобов полгода как на посту, чем успел провиниться-то перед владыкой? – удивился сын.
– Никон объявил зачем-то Гололобова виноватым в майских погромах на базарах, хотя все знают, что губернатор здесь совсем ни при чем, больше того: делал всё, чтобы эти пьяные беспорядки в городе прекратить!
– Возможно, это только мнение лживой прессы, которая теперь способна исковеркать даже доброе и разумное, прикрываясь новомодной свободой слова? – отреагировал Михаил: – Недавно довелось читать нелицеприятную статью о епископе, где его называли лицемером и паникером, но я счел такое неуважение к нему за голословность тех мелких писак, что уже и священство не страшатся открыто унижать.
– Уважать-то, конечно, священство надо, – задумчиво пробубнил в ответ старший Каргополов. – Только истинное христианство, сын, оно ведь в делах, а дела, понимаешь ли, не спрячешь от людей. Настораживает то, что в защиту епископа нет активных действий даже в среде священнослужителей… Ну да Господь разберется! А нам своё дело знать и выполнять полагается! – подытожил свои рассуждения уже слегка разомлевший в своем уютном кресле Михаил Семенович и тут же дружелюбно поинтересовался у сына с невесткой: – Детей-то причастили сегодня, а сами к Чаше чего не пошли?
– Вчера в Торгашино порядки наводили: вернулся поздно, сил на молитву совсем не было, – объяснился младший Михаил. – Да и вот только, на Троицу, все причастились,
– Что в Торгашино?
– Крестьяне землю чужую захватили. Казаки пока на войне, их наделы с краев подергали, да еще и скотину в чужой огород пустили. Другим завидно стало, что не их коровы в том огороде, поспорили, а затем и ножи с вилами в ход пошли, – рассказал историю подъесаул, а затем, грустно усмехнувшись, добавил: – Вот в таких, отец, вопросах нам в дивизионе приходится разбираться нынче.
– Ну а кто еще жену казака и детей его защитит коли не казаки?! – с метким взглядом, ищущим поддержки у присутствующих женщин, бойко заметил на это полковник в отставке. – Порядок в тылу – дело важное! Особенно сейчас, когда мы, наконец, наступаем по всему Юго-Западному фронту, и, судя по сводкам, наступаем успешно! Попляшут теперь эти союзнички германские! Правильного человека государь, наконец-то, поставил командовать: Брусилов – это вам не штабная марионетка, а боевой генерал! Враз закончит эту затянувшуюся проблему!
– Боевым генерала Брусилова сделал опыт военных сражений, – многозначительно посмотрев на отца, заявил Михаил. – А вот енисейский казак, что с юности на коне и с винтовкой, для войны оказывается в итоге не подходящим.
– Опять ты за своё! – воскликнул обреченно старший Каргополов. – Да кто тебя держит?! Тебе же уже не шестнадцать, как тогда – в русско-японскую! Езжай, воюй! Можно подумать, я лично твои рапорты отклоняю! – устало взмахнул он рукой и привстал из-за стола: – Пойдем перед чаем воздухом подышим. Дети, непоседы, уже убежали во двор – надоело наши скучные разговоры слушать.
– Помнишь, Миша, громкие стачки и революционные волнения пятого года? – спросил вдруг отец, когда они с сыном закурили в уютной беседке в саду.
– Кровавое воскресенье?
– Да, именно оно было тем спусковым крючком недовольства правительством, что привело к серьезным беспорядкам. И на мой взгляд, ситуация в стране сейчас очень похожа на тот ужасный одна тысяча девятьсот пятый год: и война, и нужда, и инфляция со спадом производства, и крестьяне по-прежнему недовольны наделами. Близко по накалу! А это плохо, Миша!
– Проблем всегда хватает, – пожал плечами молодой казак. – Даст Бог, война до конца года закончится, и разберется государь с накопившимися проблемами в стране, как и в пятом году. Сейчас сложно ему везде успеть. Правда, не понятно, чем там его министры и депутаты в Российской Думе занимаются?! Народ-то у нас понимающий в основной массе, просто потерпеть надо!
– Правильные слова говоришь, сын! – редкая похвала отца приятно удивила младшего Михаила. – Радуется мое сердце, что смогли мы с матерью воспитать достойного мужественного человека для отчизны! Если бы все наши соотечественники так рассуждали, то жили бы мы спокойно и никакой враг России был бы не страшен! Только люди-то в стране очень разные, сын, чаще слабые, и маловерные, а враги не дремлют…
– Надо скорей этим врагам хвосты накрутить, и враз всё успокоится: народ займется привычным хозяйством, и дальше будем жить у Христа за пазухой.
– Ох, молодой ты ещё: думаешь, враги только в бою из пушек стреляют?! Самые страшные враги те, кто, в глаза глядя, улыбается и поддакивает, а в кармане уже тридцать серебряников держит.
– Известно, что такие Иуды плохо заканчивают, – спокойно отреагировал подъесаул. – Я одно знаю: Бог всегда на стороне правды, и на этой правде вся Русь до сих пор стояла и стоять будет!
– Дай Бог! Дай Бог… – задумчиво пробубнил Михаил Семенович, замолчал, закрыл глаза и направил свое лицо вверх навстречу яркому июньскому солнцу, вдыхая полной грудью родной красноярский воздух.
Увы, лето в Сибири скоротечно. Не успеешь оглянуться: вот уже и сенокос заканчивается, и сбор урожая в разгаре.
Подъесаул Каргополов теплым августовским утром привычно раздавал служебные наряды вверенной ему казачьей сотне.
– Почему на построении отсутствует хорунжий Сотников?! Вахмистр, доложите по форме! – заметив отсутствие подчиненного, строго прикрикнул командир.
– Заявлений об увольнительных мне от него не поступало! – в легком замешательстве отрапортовал вахмистр, выйдя из строя на шаг вперед.
– Ваше Благородие, так у него жена рожает с ночи! Не успел поди!– раздался вдруг возглас среди служивых, и легкая волна дружелюбного хохота пронеслась в строю.
– Отставить смешки! Вахмистр, выяснить и по необходимости оформить отпуск как положено! Остальные – разойдись по нарядам!
Сотников появился в штабе дивизиона к вечеру, подтвердив факт своего новоиспеченного отцовства:
– Ваше Благородие, Михаил Михайлович! Не откажите в трапезной поднять бокалы за новорожденного казака. Все наши собрались уже, только Вас и командующего ждем!
– Сын? – с легким прищуром и улыбкой уточнил начальник.
– Сын, Эраст, – радостно подтвердил родитель.
– Многая лета, новорожденному Эрасту! – громко провозгласил командующий Могилёв, когда в трапезной зале собравшиеся уже разливали красное вино, выставленное Сотниковым в честь праздничного события.
– Многая лета! – тут же разнеслось ответное под звон стекла бокалов.
Могилёв после первого же выпитого им бокала откланялся, а Каргополов поддержал второй тост за здоровье родителей малыша, и, закусывая, он уже неформально по-дружески поинтересовался у Сотникова: – Имя сыну, поди, супруга выбирала?
– Она, – кивнул тот. – Я согласился: Эраст Александрович – хорошо звучит! Я, конечно, предлагал назвать, как моего деда – Киприян, но в итоге уступил жене: роды были непростые, потому спорить было неправильно.
– Ну и славно: значит, так Бог благословил! Надо иногда и традиции освежать, иначе цепочка из Александров и Киприянов никогда не закончится! Согласны, Александр Александрович?!
– Согласен, Михаил Михайлович! – кивнул Сотников, и оба собеседника рассмеялись над тонко подмеченной общей тенденцией в казачьих семьях относительно имен. – Разрешите завтра с утра телеграфировать из штаба родным на север о рождении внука и правнука?
– Думаю, Могилёв не откажет.
– Благодарю, ваше Благородие!
– Перестань пока «благородничать»! – махнул рукой слегка разомлевший от вина подъесаул. – Вне службы можно и попроще обращаться! Расскажи лучше, к душе ли пришелся тебе наш Красноярск? Я так понимаю, сравнить есть с чем: бывал во многих местах, даже в Норильские горы, знаю, заносило. Любишь путешествовать?
– Скорее нравится познавать новое, неизведанное, – ответил Сотников. – В Красноярске мне всё нравится, да и жене тоже. Если сравнивать с Таймыром – так вообще курорт! – пошутил казак.
– И что там интересного на Таймыре? – искренне поинтересовался Каргополов. – Руду искали?
– Да, залежи руды, графита и каменного угля: недаром Таймыр геологи называют «островом сокровищ»! Там даже рассыпное и рудное золото есть!
– Ого! Так вот откуда ваши богатства, купцы Сотниковы! – подметил дружелюбно подъесаул.
– Да разве в богатстве дело! Сделать что-то важное и нужное для страны, для людей – это и есть смысл и принцип жизни нашей семьи, – отреагировал эмоционально Сотников. – Моего отца очень уважают на севере, аборигены даже прозвище ему дали – «Ландур», что означает «бык-олень». Потому что много работает и не только для себя! При этом уважает простых коренных жителей севера, хотя сам, действительно, богаче их в разы.
– Понимаю, это достойно уважения, – поддерживал беседу Каргополов. – После войны думаешь вернуться в горы? Продолжать дело отцов?
– Как Бог даст, но рассчитываю именно на это. Есть мысли по поводу строительства железной дороги, которая свяжет Норильское месторождение полезных ископаемых с портом Усть-Енисейским или Дудинкой, чтобы ускорить поставки ископаемых к местам дальнейшей переработки и использования. В пятнадцатом году я собрал большую коллекцию природных ископаемых специально, чтобы представить её императору и обосновать интерес к развитию этих территорий. Но пока не успел из-за призыва на военную службу. Так что есть, что искать и есть куда двигаться в этом сложном, но очень интересном деле!
Каргополову была очевидна искренняя заинтересованность Сотникова семейным делом, геологией, его открытость души к познанию и общению с миром и людьми, его бесстрашность к неизведанному и опасному, словом, он как-то проникся теплыми дружественными чувствами к этому интересному человеку, который хоть и был на несколько лет его моложе, но в чем-то своем знал и видел больше, чем его старший товарищ.
– Кстати, спасибо вашей Наталье: повитуху хорошую посоветовала и сама сегодня прибегала на подмогу, – сменил тему разговора Сотников после минутной паузы в задумчивом молчании собеседника.
– Да, она у меня такая: поможет, поддержит, – отреагировал Михаил. – Так что обращайтесь, если нужна помощь, да и так милости просим в дом, в гости. Будем всегда вам рады! Кстати, час поздний, пора к женам, детям! Допиваем до дна и домой! Завтра на службу!
Александр Сотников с женой Шарлоттой и сыном Эрастом
1917 год
Начало
Михаил Михайлович никак не мог вместить в своей голове обрушившуюся снежным комом заканчивающейся зимы одна тысяча девятьсот семнадцатого года новость об отречении от российского престола императора Николая II: – Может быть, это всё-таки ошибка, провокация большевиков или анархистов! Не могу поверить! – сокрушенно мотал он головой в кабинете командующего Могилёва в понедельник вечером четвертого марта. Рядом с ним на софе сидел его отец, Михаил Семёнович Каргополов, а за своим рабочим столом находился собственно сам есаул Могилёв.
– Слышал же сегодня официальный приказ по шестой Сибирской стрелковой бригаде. Пришел с четким указанием сверху – зачитать его в срочном порядке дивизиону, – с сожалением развел руками командующий. – Отрекся в пользу своего младшего брата Михаила, власть пока взял на себя Временный комитет Государственной думы…
– Известно было, что трясет Петроград сильно, но я, конечно, не думал, что до такого дойдет, – огорченно вздохнул на это полковник Каргополов. – Ведь еще двадцать восьмого февраля в Красноярск поступило извещение о свержении самодержавия в стране, но губернатор и Дума решили не афишировать его до времени: надеялись на скорое прекращение беспорядков в столице и возвращение жизни в привычное русло. Но, увы, уже и Думу разогнали, наскоро создав временный Комитет безопасности для управления губернией.
– Но, выходит, самодержавие остается, раз власть просто переходит к брату, – рассуждал Могилёв. – Не поторопились ли в столице?!
– Официального манифеста об отречении еще никто не видел! – не сдавался и подъесаул Каргополов. – Пусть бунт, революция, но государь не мог пойти на такое, да еще в столь сложное время для России! Это же предательство! В военное время менять главу в стране – это же путь к поражению! Пока новые власти будут разбираться что и куда, страна совсем ослабеет!
– А вот ребята с фронта пишут, – возразил на это командующий, – что среди них давно идут разговоры о свержении самодержавия в России в принципе. Есть мнение, что именно единоличное правление царя, делающего много ошибок, не дает стране закончить войну. Винят Николая в том, что бесполезно топчемся на месте столько времени и нет четкого плана.
– Да уж, монархистов в среде военных осталось немного, – согласился Михаил Семенович, – но неужели лучше такая кровавая демократия…
– Читал недавнее письмо подъесаула Сипкина? – спросил друга Могилёв, и тот подтвердил сей факт кивком головы: – Ага! Значит прочитал, что семьдесят стрелков из Сибирских полков казнили за так называемое «братание» с врагом! Не одного, ни двух – семьдесят! Недовольство на фронте царем огромное, особенно после того, как стали за ерунду расстреливать своих же бойцов, – командующий был эмоционален.
– Давайте немного остынем, – вступился на это Михаил Семенович, – потому что неправильно вот так с пол-оборота судить о ситуации на фронте и в тылу, включая поступки самого государя. Нам здесь не всё видно, не всё доступно. А дураков и предателей на местах, за дела которых потом легче царя винить, чем себя, тоже в стране не мало. Знаю только, что либеральное большинство в нынешней Думе, так называемый «Прогрессивный блок», давно стоит в прямой оппозиции к царскому правительству, не брезгуя никакими методами воздействия на него. Не гнушаются ни собиранием грязных сплетен вокруг императрицы, ни запугиваниями и оговорами ближнего круга государя, – кто знает, до какой низости и наглости они смогли дойти, воспользовавшись острым накалом ситуации.
– Сам говорил, что Распутина убили для того, чтобы запугать Николая! –подхватил тему младший Каргополов. – Но как смогли довести до отречения?! Проще было бы убить, раз так мешает! Значит, всё-таки это личное решение Николая!
– Убить царя – просто, а вот убрать его совсем… – задумчиво отозвался полковник. – Мне кажется, государь принял такое решение, сочтя его единственным для сохранения мира в государстве: иной раз лучше уйти, уступить, чем дальше стрелять в толпы безумных, но все-таки людей… Тем более, если он перестал принимать непосредственное участие в управлении страной!
– Один Бог знает, что у них там, в столице, творится, но нам-то здесь, что делать теперь?! – перехватил разговор Могилёв. – Признавать законность приказов Временного комитета? Или ждать указов нового царя?
– Бежать впереди колесницы не надо, конечно, – рассудил старший Каргополов. – Но и открыто выступать против перемен пока не стоит. Господь Россию хранит – утрясется! Время покажет, что к чему – иначе не бывает.