Никто не знает наверное, применила ли Princesse Noire какую-то магию против князя Долгорукова. Но после похищения крови Михаил Петрович стал непрерывно грезить о Черной Принцессе, видеть её во сне, явственно слышать наяву её голос и даже вступать с нею в астральную беседу, к недоумению окружающих. Княгиня Эвдокси была прекрасна в полном смысле слова, хотя и несколько щупловата на московский вкус. Огромные смоляные глаза пугающе горели на её бледном лице с вишневыми губами и тонкими нитями бровей. Нос был, пожалуй, великоват, но царственно очерчен, а черные блестящие кудри спускались тяжелыми волнами до самого пояса. К тому же она обладала интересной резкостью движений, которая обыкновенно исчезает у женщин после семнадцати лет, и довольно неожиданным для такого тельца, томным и немного грудным голосом.
Влюбиться в неё было немудрено, но избалованный Долгоруков ещё не решил, что ему нужна именно такая любовь. А между тем любовь без спроса охватывала его болезненной манией.
При своем детском виде княгиня Г. была все-таки не достаточно юной для невесты. Она была, как-никак, замужней женщиной. А предложить ей роль метрессы, которая была бы естественной для любой нормальной женщины в её положении, казалось даже чудовищно. Дело в том, что при всей своей красоте, живости ума и смелости поведения Черная Принцесса словно бы не обладала биологическим инстинктом самки, заставляющим молодых женщин интересничать, заманивать мужчин в свои сети и, отдавшись, завладевать ими.
С каждым днем князь Долгоруков все больше убеждался, что те злосчастные мужчины, которых молва связывала с La Princesse Noire, были в действительности её духовными друзьями или, во всяком случае, каким-то астральными любовниками, не посягавшими на её тело. Если бы княгиня в первую же ночь пустила его в свою постель (что было не такой уж большой редкостью, как принято изображать в литературе), он бы давно успокоился и на самом деле стал бы лучшим из её друзей. Но княгиня его попеременно манила и отталкивала, дразнила и жестоко разочаровывала. Словом, она вела себя как девственница, и теперь, через несколько месяцев безумных ночных бдений, умопомрачительных мистических диспутов и исступленных спиритических сеансов, он готов был поклясться, что Princesse Noire была целомудренна даже по отношению к своему пожилому мужу, который безропотно обеспечивал дорогие капризы жены, но предпочитал земные ласки крепостной экономки.
Черная Принцесса точно не принадлежала ни одному мужчине. Но она не принадлежала и Долгорукову, требуя от него безусловной верности. Эта тщета настолько разодрала душу князя, что он уже и в мыслях не мог изменить княгине Г. Для того, чтобы хоть как-то ослабить муки изнурительной мании, брат Петр предложил ему навестить модный немецкий бордель фрау Вейсбюст (она же мещанка Белогрудова), однако это доставило Михаилу Петровичу не большее удовольствие, чем посещение нужника.
Ужасаясь своей ошибки, Долгоруков явился к княгине как-то днем, когда её чары не действовали, и сделал формальное предложение. В дневном свете, с убранными волосами и темными кругами бессонницы под глазами, Черная Принцесса вовсе не казалась демонической колдуньей. Это была обычная худенькая женщина лет тридцати, довольно миловидная, но не богоподобная, такая же, каких десятки других. Долгоруков впервые заметил на её бледных плечах веснушки. Но теперь это не имело ни малейшего значения, потому что само её присутствие вызывало у него дрожь.
– Согласны ли вы быть моей женой? – спросил Долгоруков.
– Не знаю. О да, я согласна, – отвечала Эвдокси с болезненной улыбкой, кутаясь в шаль.
– Для этого вам следует получить развод.
– Я напишу моему мужу.
После таких слов пылким возлюбленным полагалось бы заключить друг друга в объятия и слиться в экстазе поцелуя, но князь и княгиня отпрянули друг от друга и разбежались как зачумленные.
Недели через две из Москвы пришел ответ от князя Г. Муж Ночной Принцессы отвечал, что не намерен дать развода, ибо по-прежнему любит свою жену и остается её супругом перед Господом. Если же ей угодно взять себе любовника, он не собирается вмешиваться в её частную жизнь и даже готов оплатить связанные с этим издержки.
«Какое утонченное издевательство», – думал Долгоруков об этом мнимом добряке.
К счастью, вскоре после отказа князя Г. разразилась первая война с Наполеоном, и Долгоруков отправился в Богемию.
Среди бумаг Американца Толстого, которые он мне показывал, хранился черновой протокол военного совета от 13 октября 1808 года, где обсуждалось грядущее сражение при Иденсальми. Я сделал для себя копию этого любопытного документа, набросанного рукой Федора Ивановича и представляющего собою как бы беглый абрис отношений князя Долгорукова и генерала Тучкова-1, погибшего от раны после Бородина.
Смерть уравняла обоих генералов, потомкам одинаково дороги пылкий, заносчивый Долгоруков и честный, рассудительный Тучков. Их ссора накануне сражения, якобы ставшая причиной дуэли «на бруствере под шведскими ядрами», кажется нам необъяснимой. Но документ, который гр. Толстой хранил до самой смерти в память своего любимого начальника, показывает, что легенда сия не вовсе лишена основания. К тому же этот черновик проливает дополнительный свет на характер самого Толстого, продолжавшего ёрничать даже в скучной роли протоколиста. Остается только гадать, что было бы с адъютантом, составившим подобную бумагу для строгого Барклая или сурового Багратиона. Не говоря уже о нынешнем лакейском веке…
Писано в Куопио, октября 13, 1808 г., адъютантом поручиком Толстом (sic!), в изумлении.
Протокол за нумером 3
Присутствовали:
Его превосходительство ген.-лейтенант Тучков-1,
Ген.-адъютант князь Долгоруков-3,
Ген.-майор Алексеев.
Командиры полков:
Тенгинского, Ревельского, Навагинского, 4-го Егерского.
Начальник штаба,
Начальник кавалерии,
Начальник артиллерии,
Начальник пионерии.
Аз, Федор Иванов Толстой.
Тучков
Позвольте, господа, огласить приказ главнокомандующего графа Буксгевдена, полученный вчера секретным эстафетом. Он содержит пространные инструкции для каждого начальника вплоть до кухмистерской части, которые я покамест опущу, но суть его следующая.
(Читает, держа на отлете очки.)
«Позвольте напомнить вам, ваше превосходительство, что вы приехали в Финляндию воевать, а не на хутор бабочек ловить. Обвинение, воздвигнутое на вас за провал нашей летней кампании, я не считаю ещё вполне удовлетворенным. И вам надлежит паки доказать…» – но это неважно.
Засим приказываю вам 15 октября прервать перемирие и, перейдя пролив при кирке Иденсальми, поддержать наше наступление на юге и отбросить бригаду Сандельса на север.
Остаюсь преданный вам и прочее…»
Короче говоря, мы атакуем послезавтра в полдень.
Долгоруков
При чем здесь бабочки?
Туч.
Я понимаю это изречение в том смысле, что государь уехал в Эрфурт, а войска тем временем избаловались.
Долг.
Хорошую бабочку поймать труднее, чем выиграть пустяковое сражение.
Туч.
Однако мы сюда посланы выигрывать сражения.
Долг.
Странно это слышать от вас.
Командир Тенгинского полка
Господа, что если мы поговорим о войне? Куда мне завтра вести свой батальон? Если в обход озера, то получится долго, а через мост нас перебьют.
Нач. штаба (у карты)
Позволю себе обратить внимание ваших превосходительств на некоторые особенности позиции, затрудняющие послезавтрашнее дело. Как видите, батальоны мушкетерских полков Низовского и Ревельского отделены от главных сил проливом. А полки 4-й Егерский, Ревельский и Тенгинский продвигаются по узкому дефилею к мосту, обороняемому Карельскими драгунами. Таким образом, наши войски накапливаются в тесном проходе, как бы закупоренном пробкою моста.
Долг.
Мои молодцы вышибут эту пробку подобно струе шампанского.
Туч.
Однако же струя может брызнуть назад и облить вас с ног до головы.
Долг.
Осторожные не пьют шампанского.
Туч.
Зато и не обтекают.
Долг.
То-то вы обтекли шведов весной.
Нач. кавалерии
Что если нам посадить егерей позади кавалеристов на лошадей и рысью преодолеть мост, прежде чем противник успеет его разобрать?
Туч.
Дельное предложение. Занесите в диспозицию.
Долг.
Куда годятся эти кентавры, которые не могут ни цельно стрелять, ни быстро скакать? Вычеркните.
Туч.
Как вы можете распоряжаться? Я генерал-лейтенант, а вы генерал-майор.
Долг.
У меня есть личное распоряжение императора на бланке.
Туч.
А у меня приказ главнокомандующего. (Потрясает приказом.)
Долг.
Кто же, по-вашему, главнее?
Нач. пионерии
Положим, что мост все-таки будет разобран. Как я буду чинить его под ядрами?
Нач. артиллерии
Предлагаю выдвинуть на берег пролива батарею конной артиллерии и осыпать картечью неприятельские шанцы, пока наши пионеры будут работать на мосту.
Командир Ревельского полка
Я тем временем подтяну свои батальоны и ударю на шведов в штыки.
Нач. кавалерии
А мои уланы ударят во фланг и переколют прислугу на шведских батареях.
Долг.
Сам Наполеон не придумал бы лучшей диспозиции.
Туч.
На вашего Наполеона тоже найдется управа. Если же мы будем стрелять через головы наших пионер картечью, она все равно не долетит до неприятельских рядов. Зато будет отскакивать от берега и попадать в своих. Грохота много, а толку мало. Я против.
Долг.
Против меня или против шведов?
Туч.
Я против мальчишества. Долгорукие спешат, а солдаты расхлебывают.
Долг.
Вы намекаете на брата Петра?
Туч.
Я напоминаю про Аустерлиц.
Долг.
Пуганая ворона куста боится. Я имею в виду вашу ретираду от Пикайоки.
Туч.
Однако я бы попросил…
Командир 4-го Егерского полка
Пока мы развернем орудия, шведы успеют разобрать мост. Что если нам бегом, без ранцев, броситься за кавалерией, рассыпаться по берегу и открыть по шведам беглый огонь. Тем временем артиллеристы установят батареи, а линейная пехота развернется для атаки.
Долг.
Великолепный план.
Туч.
Ни к черту не годится.
Ген. Алексеев
Стало быть, будем опять воевать по-русски. Сначала собираться чуть не до вечера, а потом лезть всем скопом напролом.
Ком. Ревельского полка
Покудова шведы не устанут нас бить и не разбегутся.
Нач. штаба
Но именно так действует Наполеон. Он создает на узком участке фронта колоссальное превосходство сил…
Долг.
A la guerre comme a la guerre11.
Туч.
Оставьте вы ваши французские замашки.
Долг.
А вы перестаньте трусить.
Туч.
Я заслуженный генерал. Как вы смеете обвинять меня в трусости?
Долг.
У вас есть шанс доказать свою смелость в огороде, и немедленно. Поручик Липранди, граф Толстой, я попрошу вас быть моими секундантами.
Скандал. Офицеры вскакивают с мест и кричат наперебой.
Ген. Алексеев
Неслыханно!
Ф. И. Толстой
Отлично!
Нач. штаба
Это первый подобный случай в военной истории.
Нач. кавалерии
Поскольку оскорбление средней тяжести, надо рубиться на саблях.
Ком. 4-го Егерского полка
Долгоруков на двадцать лет моложе Тучкова – только пистолеты.
Ком. Тенгинского полка
Куда мне вести моих солдат, если генералы перебьют друг друга?
Туч.
Напрасно изволите беспокоиться. Я не стану драться с князем Долгоруковым.
Ген. Алексеев
Слава тебе, Господи!
Ф. И. Толстой
Позвольте!
Долг.
Интересно знать, как вы теперь поступите?
Туч.
Глупо и безрассудно генералам драться накануне сражения, когда их могут и так перебить. К тому же на карту поставлены государственные интересы. Предлагаю вам выйти послезавтра вместе со мною в передовую цепь и стоять под неприятельскими выстрелами до тех пор, пока Господь нас не рассудит и один из нас не падет. Вот и посмотрим.
Долг.
D’accord. Бог не Микишка.
Ф. И. Толстой
В таком дуэле даже я не участвовал.
Туч.
Вас ещё забыли спросить.
Ком. Тенгинского полка
Куда же мне все-таки вести свой полк?
Ген. Алексеев
Вы, батенька, как будто первый день в армии. Ведите, куда попало.
Резолюция рукою князя Долгорукова:
ФЕДЬКА, ПЕРЕПИШИ ПРИЛИЧНО!!!
Под вечер 13 октября финский рыбак, проверявший свои сети на озере, увидел из лодки русский отряд, который ехал шагом по дороге на краю каменистого обрыва. День был ясный, бодрый и почти по-летнему теплый. Лес на осыпавшейся скале, окруженной темным извилистым заливом озера, полыхал всеми оттенками пестрого лоскутного одеяла в тускнеющем бронзовом закате, и на декорации из яркой желтой, багровой, бурой и местами ещё зеленой листвы четкие фигурки всадников казались вырезанными из бумаги черными силуэтами.
Впереди ехала полусотня казаков в цилиндрических шапках с алыми хвостами и синих кафтанах, из-под которых виднелись шаровары с лампасами. Тонкие черные пики казаков былинками колыхались в такт лошадиной поступи. Следом за казаками ехали два генерала в ботфортах, золотых эполетах и высоких шляпах с раскидистыми черными плюмажами, словно специально изобретенными для лучшего прицеливания. Генералов сопровождали свитские офицеры в мундирах разных цветов, в шляпах, киверах и фуражках, с эполетами и без эполет. А замыкал колонну отряд драгун в длинных шинелях и черных касках с гребешками. В правой руке драгуны держали упертый в колено карабин. Ехавший вне строя драгун с двухцветным гребешком на шлеме, наверное, вахмистр, прицелился в рыбака и сказал: «Пиф-паф!» Драгуны заржали, и в ответ заржали их огромные кони. Рыбака окатило жарким страхом до самых корней волос, и он уронил в воду наполовину выбранную сеть.
Вахмистр что-то отрывисто рявкнул, и солдаты стройно, на два голоса запели:
Ах, скучно мне
На чужой стороне.
Все не мило, все постыло,
Друга милого нет.
Не глядел бы я на свет,
Что, бывало, утешало,
О том плачу я.
В кроткой осенней тишине печальная песня доносилась так ясно, словно певцы находились в двух шагах, даже когда последний солдат скрылся за лесом.
«Как прекрасно, – подумал финн. – И за что Господь наградил талантами этот грубый и злой народ?»
Он с сожалением оставил в пучине полную рыбы сеть и взялся за весла. Рыбак этот был отпущенный на побывку солдат войск индельта, и он обязан был срочно предупредить начальство о подозрительных перемещениях противника.
Под действием жалобной песни князь Долгоруков захотел пообщаться с кем-нибудь более душевным, чем прямолинейный генерал Алексеев. Он кивнул Толстому на место справа от себя. Федор втиснул свою лошадь между двумя генеральскими, и Алексееву, оттесненному на обочину, пришлось отъехать назад, к штабным. «Никакой субординации», – подумал он об Американце, с которым, впрочем, давно смирился.