– А ещё говорят, господа, что Департамент полиции велел исключить слова о рождении «неведомой зверушки» из оперы «Царь Салтан»! – с глумливой улыбочкой, сверкая моноклем, вставил Кока Врангель, заходясь желчным смешком – уже самого Александра Сергеевича пытаются отредактировать71.
– Ах, Кока, Вы неисправимы! Ну как так можно! Государыня старается принести нам Наследника… – несколько наиграно-жеманно воскликнула хозяйка.
– Уж так старается, что пополнила ряды, не хотел употреблять слово это – дармоедов, великих князей, то бишь – княжон, четырьмя дочерьми-с, – голос из тёмного угла за роялем, – да всё на плечи русского народа-с.
– Вы бы, всё же, полегче, сударь, – насторожилась хозяйка салона, – не ровен час – из университета Вас, да с волчьим билетом…
– Да какой может быть ещё Наследник, когда первую дочь, говорят, тянули щипцами, а с тех пор Александру Фёдоровну, всё чаще, видят «в креслах»72, да лет-то ей было сколько? Года двадцать три, не больше, а здоровья уже и тогда не хватало, – черепаховое пенсне блеснуло отражением свечей на столе, – А когда помер чахоточный Георгий, у нового потенциального наследника по великокняжеской линии, волею монарха отняли титул Цесаревича из суеверных соображений. Года полтора назад начали прорабатывать юридическое обоснование для обхода закона и возможной передачи власти старшей дочери Николая Александровича.
– В осьмнадцатом столетии будто-бы баб-с на троне мало им показалось, – вновь голос Коки.
Белые ночи отошли и, несмотря на ранний час, старый слуга госпожи Третнёвой уже зажигал свечи по многочисленным канделябрам и подсвечникам. Когда собирались гости, хозяйка предпочитала их электричеству.
– Тут-то и полезли изо всех дыр шарлатаны, берущиеся помочь с рождением Наследника. И если свои подданные дают советы бескорыстно, то иностранцы – отнюдь нет. Так возник при Дворе этот коротышка Филипп73. А вы знаете, господа, насколько Государь подвержен влиянию собеседника, вот и получается, что после Николаши с Черногоркой, на Ники74 начал влиять и этот галльский проходимец, – разговорился человек лет пятидесяти в строгой тройке и с бородкой клинышком, с насмешливым взглядом несколько выпуклых глаз из-под пенсне в металлической оправе.
– Позвольте, Фёдор Измайлович, а не из ложи ли мартинистов этот Филипп? – спросила Ольга Сергеевна.
– Именно так, Ольга Сергевна, именно так оно и есть. Собственно говоря, я ничего не имею против всех этих лож, но этот тип появился совсем некстати. И никакие старания Сергея Нилуса75 не подействовали на их твёрдое убеждение в ниспослании этого французика Свыше. Как-бы такие убеждения не зашли слишком уж далеко…
– Или, напротив, господин Родичев76, Филипп появился очень кстати, чтобы лишний раз показать чего стоит весь этот Двор без парламента, – оживился молодой человек в оловянных очках с копной кудрявых нечёсаных волос, похожий на засидевшегося студента-неудачника.
– Ох, как радикальна наша нынешняя молодёжь! – рассмеялась Ольга, – а не опасаетесь, что Приказ тайных дел… Тайная канцелярия77 Вами заинтересуется?
– Француз смекнул, что его репутация тает на глазах, поскольку Наследник, так не появился на свет, а лейб-акушер заявил, что беременность, патронируемая «святым Филиппом» вовсе не являлась беременностью как таковой. Кстати это, господа, последние новости Двора. Так вот, что самое поразительное, после всего этого, императрица не потеряла доверия к Филиппу! Многие полагают, что в этом-то и сказывается истеричность её натуры, – хитро прищурил свои глаза навыкате Родичев.
– Позвольте, сударь, а как удалось вышеупомянутому французу проникнуться таким доверием? Не обладает ли он талантом медиума? – неожиданно заговорил с монотонной интонацией, молчавший до сего момента, неприметный светлый господин в шикарном модном летнем двубортном костюме для прогулок.
– Совершенно верно, сударь, именно на своём магнетизме Филипп играл ещё будучи у себя в Лионе.
– Наверное, Государыня очень подвержена магнетизму? – погружённый в себя взгляд неприметного господина несколько оживился.
– Так говорят люди сведущие, сударь.
«Откуда взялся этот тип, – подумала Ольга, – не по душе он мне, уж не знаю и чем. Есть что-то недоброе во взгляде его тусклых бесцветных глаз и манере говорить. Кажется он представился, что он – друг Петра Бернгардовича78, который не смог сегодня прийти и давно звал его с собой. Странно, не вяжется он с другом этого учёного. Даже не помню его имени, а свой визитный билет он забыл дома… Самое заурядное имя, как и внешность. И зачем-то приволок с собой целую корзину отборных персиков. Хочет показать широту души, или полноту кармана? У самого взгляд как у медиума. Бросается в глаза лишь то, что он отказывается от мясного и нахваливает принципы вегетарианства. А так – ни песен, ни сказок».
– Парижем уже овладела мода на восточные краски и мотивы. Медиумы с восточным оттенком очень даже уместны и на брегах Невы, – продолжил гость в костюме для прогулок.
– Восток Европе не понятен и понят ею быть никак не может. Такого моё мнение, сударь, – вставил своё слово Кока, уминая за обе щеки сочный розоватый персик из корзины, который он, противник великосветского жеманства и излишне хороших манер, разрезал всего на две половины.
– Ну есть и исключения среди европейцев, можете быть покойны, молодой человек, – слегка усмехнулся блондин.
– А правда ли, что Вы, Фёдор Измайлович, отправились в последнюю Турецкую на защиту сербов? – неожиданно спросил нечёсаный студент.
– Было такое. Летом 1876-го отбыл я волонтёром за Дунай отыскивать свободу. Всё мне тогда мерещились Лафайет да Костюшко79 повсюду. И считал я тогда, по молодости, что дело свободы славянской есть дело свободы русской.
– А теперь Вы, надеюсь, пришли к тому, что душа славянская есть душа рабская и её требуется пробудить? Что без европейского примера ей не проснуться?
– Экий Вы максималист, молодой человек! – устало усмехнулся Родичев, – Хотя ничего нового Вы не заявили в этих стенах. Ведь так считали ещё декабристы, хотя и выражали своё отношение к народу в более пристойной форме. Но и они хотели лишь управлять этим народом, а не давать ему власть. Их последователи, ещё четверть века назад, стали уж и вовсе молиться на народ, а потом пошёл разнобой, который мы имеем в нынешней России. И чем всё это закончится? Одно лишь очевидно, что без конституции будущего у нас нет. Недавно на московской квартире Дмитрия Николаевича Шипова80 на Собачьей площадке имело место нелегальное общеземское межгубернское совещание с участием около пятидесяти представителей от большинства земских управ. Какое гражданское мужество! Но главный недостаток позиции Шипова – отрицание всеобщего избирательного права.
– А не кажется ли Вам, Фёдор Измайлович, что и конституционная монархия не может быть самоцелью, а лишь переходным этапом к полной республике? – не унимался студент-неудачник, приобретавший лихорадочный блеск в черноте своих глаз.
– Полноте, «республике»! – пропел Кока, – Не в ней ли кроется самый утончённый обман народа? Она есть «дьявольское измышление», если верить нашему обер-прокурору «Великого Синода».
– Не забывайте, что само слово «самодержец» исторически значит только одно: «не-данник, суверен». Оно вовсе не значит, что царь всё делает «сам как хочет», что может показаться на поверхностный взгляд. Самодержцу не ставит границ другая земная власть, и он не может быть поставлен пред земным судом, но над царём православным домокловым мечом всегда суд собственной совести и Божий суд! – вдруг быстро и страстно заговорил, хранивший долгое время молчание, впервые приглашённый сюда как «прогрессивный служитель Церкви и философ», некий отец Виссарион Благовещенский из Москвы. И замявшись, не решаясь вымолвить «дети мои», – Таким образом, …господа, при всём моём скептическом отношении к нынешнему правительству, никак не могу одобрить власть избирательную и продолжу мысли господина Победоносцева о том, что монарх проводит реформы, но те, которые действительно назрели. Он не бросается опрометью в авантюры, лишь бы не упустить власти. Честолюбие же выбранного избирателями обострено: ведь надо насытить его в отведённый срок! Избирательная кампания, по сути – фейерверк изощрённой лжи! Наш обер-прокурор мудрый человек.
– Браво, отец Виссарион! – восклицает Кока, щедро подливая себе шампанское. И, несколько смутившись, под взором очаровательной хозяюшки, – Не хотите ли освежить свой бокал, милая Ольга Сергеевна?
– Сами подумайте, господа, как можно дать голоса люмпенам, или просто юнцам? Ведь при республике убелённый сединой имеет столько же прав и влияния, сколько безусый юнец? Подобная упорная тяга ко всеобщему равенству есть лишь примитивный самообман, и республиканцы его умело эксплуатируют. Что говорить о России с её доверчивым броским посулам народом! – не может успокоиться священник с выражением душевного надрыва в страстных глубоко посаженных глазах на худом ещё не старом лице.
– Полностью Вас поддерживаем, отец Виссарион! – улыбается Родичев, – но парламент нам, всё же, необходим.
Наступает затянувшаяся пауза.
– А как же случайность рождения, отче? – последовал елейный голос из-за рояля.
– Но существует и удачность рождения, – попытался отрезать священник.
– Ну уж нет, слишком велик тут риск… – усмехнулся лохматый студент.
– А выдающийся самодержец на троне? Может ли он сравниться с трясущимся от мысли о перевыборах республиканским правителем? Пусть даже и средних способностей самодержец. Ведь он не нуждается ни в чём, он обладает всем о чём мечтают алчущие власти, монарх не замарает себя поступками недостойными в погоне за богатством и властью! Смутное время лишний раз показало, что лучше уж самый посредственный самодержец… – продолжил отец Виссарион приятным слегка поющим старомосковским говорком.
– Это как сказать. Возьмём пример Филиппа Красивого. Как известно король этот позавидовал богатству тамплиеров и пошёл на процесс с подлогом, чтобы отнять их золото. Если покопаться…
– Вы, наверное, изучаете историю, молодой человек. Но короли Западной Европы отличаются от самодержцев всероссийских, прежде всего отношению народа к ним. Они не святы. Спорить с Вами я не стану. Не может быть ничего прочнее союза самодержавия с земством для России. Но даже земство стало у нас вырождаться в конституционалистов. Не исключаю, что Вы знаете больше моего, но я чувствую истину душою.
– Так может заявить любой…
– Ну полно! Пора сменить тему, – настояла Ольга, – Согласитесь, отец Виссарион, что конституционная монархия позволит нам сохранить саму традицию, русскую идею.
– Тут Вы глубоко ошибаетесь, Ольга Сергевна, – печально ответил Виссарион и отмахнулся от попыток продолжения дискуссии.
– А что вы думаете, господа, о Неплюеве81? – как бы послушавшись хозяйку, тут же спросил студент с хитроватой усмешкой.
– Николай Николаевич – это особое явление на Руси, – важно заметил Кока.
– Естественно, молодой человек, что особое, ежели он из рода боярского, давшего Шереметьевых, Колычёвых и самих Романовых, это Вы очень даже верноподданнически подметили, – бросило пенсне с ехидцей.
– Но человек, похоже, святой, – тихо молвил отец Виссарион, – своими трудами праведными уже в 80-е создаёт у себя на Черниговщине детский приют для одарённых крестьянских детей-сирот, открывает в Воздвиженскую мужскую сельскохозяйственную школу, а позже и Преображенскую, женскую.
– Каков каламбур! – вновь голос Коки, – «Женская-преображенская». Тогда уж и тот полк бы сделать женским…
– Сам туда ездил и видел своими глазами, – не обращая внимания на комментарии, продолжил Виссарион, – в приюте воспитывалось уважение и радостное отношение детей к труду. Любой труд считался достойным и равнозначным, вне зависимости от того, труд ли это учителя, работа ли в поле, или прачки. Питание у них добротное и здоровое, православные посты выдерживаются, всем обеспечено лечение. Братство брало на себя и обязанность обеспечения тихой старости братчиков.
– Идиллия… Но как же это так, отец Виссарион? Православная церковь, как известно, официально не одобряет начинания Неплюева, а Вы его лично посещаете, – удивился Родичев, расскажите-ка поподробнее.
– Потому и сижу сейчас здесь, в этом доме, пытаюсь что-то понять о нынешней политике, узнать течение мысли столичного света, с тем, чтобы критиковать такое мнение отцов церкви в дальнейшем. Или – наоборот… Вижу слабое место у Неплюева в том, что в отличие от истинного православия, под христианкою любовью он разумеет не настроение сердца, но дела внешние… Господь судья ему. Неплюев даже ездил для получения благословения к отцу Варнаве, знаменитому старцу Троице-Сергиевой Лавры, а это, надеюсь, о чём-то вам говорит. Дело «Трудового братства» было поддержано самим Иоанном Кронштадтским, который назвал Неплюева «истинно русским дворянином, занимающимся истинно дворянским делом»! Отец Иоанн также сказал Неплюеву: «Пошёл за Христом, нельзя, чтобы не гнали, не злословили, не ненавидели за имя Его. Радуйся тому. Это доказательство, что ты служишь делу Божию, а не делаешь дело человеческое. Терпи!» Это только те служители Церкви, о которых я слышал… Не только вечно сомневающаяся интеллигенция, но и крестьяне окрестных деревень к Братству относятся с большим недоверием. Ни те, ни другие не могли поверить в бескорыстность намерений Неплюева, мол: «хоть на поверхности это и не видно, но уж какую-нибудь выгоду он наверняка имеет». Интеллигенции, как известно, свойственно придавать религии субъективный привкус. «Первое трудовое братство» сменяет название на «Крестовоздвиженское трудовое православное братство». Был утверждён Устав его, как основа юридической и экономической самостоятельности братства. Николай Николаевич Неплюев долго добивался и получил Высочайшее соизволение на утверждение Устава Александром Третьим лет семь назад. Идеи Неплюева одобрили Владимир Соловьёв82, славянофил Хомяков и даже Лев Толстой, а также зарубежные общества. Хотя, одобрение Толстого, Соловьёва и, особенно, «зарубежных обществ» вызывают у меня настороженность. Но если Лев Толстой, несмотря на все его заслуги в прославлении русской литературы, воинствующий еретик, а Соловьёв и того хуже, то даже Розанов и Мережковский уже помягче – заблуждающиеся. К таковым же отношу и господина Неплюева. Нынешнее богоискательство и повальные заблуждения, рост сектантства всё же лучше, чем холодное равнодушие интеллигенции прошлого века к вопросам церковной жизни и к вере вообще. Нет ничего хуже равнодушия.
Церковная жизнь оживилась, пусть даже союз нынешней интеллигенции и Церкви так и не состоится. Важно, что с обеих сторон уже приложены к тому усилия и не последний раз83.
– Ещё бы! Еретик Толстой! – донеслось глумливо из-за рояля.
– Не столько наш любимый самоуверенный и заблуждающийся писатель-патриот, сколько убеждённый униат Соловьёв и какие-то международные силы настораживают…– ответил с паузой священник, ещё глубже уходя в самого себя взором, затерявшимся в глубоких глазницах.
– Соловьёв, по словам Анны Шмитд – само воплощение Христа, а она, то есть – Шмидт, при этом – Душа Мира, ни больше ни меньше, – усмехнулся Кока.
– А вы слышали, господа, что наш Василий Алексеевич84 провёл своё первое судебное разбирательство по просьбе Толстого, с которым был знаком лично? Защищал он обвинявшегося в «совращении в раскол» и в «кощунстве». Также, по просьбе Льва Николаевича, защищал «толстовца» Фельтена, обвинённого в хранении запрещённых сочинений Толстого. Потом доводилось ему представлять интересы обвиняемых на ряде вероисповедных процессов, в том числе в деле «сектантов-бегунов», обвинявшихся в ритуальном убийстве. И добивался повсюду адвокатского успеха! – округлил рот Родичев.
– Уверен в том, что доживи Фёдор Михайлович Достоевский до славы Братства, он бы его одобрил, – продолжил священник, – Всех членов Братства Неплюев разбил по профессиональным склонностям на «братские семьи»: семьи учителей, хлебопашцев, молочников и так далее. Важнейшим принципом распределения доходов в Братстве стало всеобщее равенство. Все, вне зависимости от занимаемой должности, получают равную долю дохода на свои счета. В Братстве есть и своя электростанция и телефонная связь, а их урожаи в два раза превышают соседние хозяйства. Год назад Неплюев решил, что Братство встало на ноги и передал ему в дар всё своё огромное состояние! Опыт Неплюева уже изучается в Сорбонне! Уж этот-то факт вас здесь должен покорить?