Духовлад с Далибором устроились возле телеги, а Всесмысл исчез в неизвестном направлении.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил Духовлад своего товарища.
– Терпимо – ответил Далибор, и содрогнувшись добавил – За что они так терзали этих людей?! Они ведь сдались?!
– Просто потому, что могли – пожал плечами Духовлад – Как может быть недоволен своей участью тот, кто сам сдался на милость врага?
– Этот, к которому нас приставили, тоже ведь сдался, но его не убили…
– Всесмысл сдался, обоснованно рассчитывая произвести впечатление своими навыками, проявить полезность, а эти торгаши и наемники, рассчитывали на милосердие, которое встречается только в церковных сказках о бытие Исы.
Далибор повернулся к Духовладу и, слегка скривившись, заговорил:
– Всесмысл… чего мы за ним ходим? Он такой щуплый, хилый, боится всего. Да ещё и рот не закрывается! Целый день бу-бу-бу, бу-бу-бу, аж опять голова разболелась! Давай от него сбежим? А лучше его самого прогоним!
Духовлад криво усмехнулся прямолинейности Далибора, и спокойно возразил:
– Этот человек очень полезен. От него мы сможем получить столько сведений об окружающих нас теперь людях, сколько не получим и от десятка. Успокойся, потерпи немного, и ты сам увидишь, сколько от него пользы.
Далибор замолчал, но было видно, что ответ ему не понравился. Вдруг, как будто ниоткуда, появился Всесмысл. В одной руке он держал кувшин с вином, а в другой – котомку. Поставив на землю кувшин, он достал из котомки каравай хлеба, головку твёрдого сыра и солидный кус масла. Достав из-за пояса небольшой ножик, он быстро нарезал продукты на толстые, неровные куски.
– А это откуда?! – еле успевая глотать слюну, спросил Далибор.
– У меня тут должников полно! Главное знать, когда являться за расчётом! – хитро улыбаясь ответил Всесмысл – Завтра поутру отряд возвращается в лагерь.
глава 4
Наступившее утро, было таким прекрасным для Духовлада и Далибора: сытно и вкусно поев вечером, они не просыпались ночью от голодного урчания в животе, и потому замечательно выспались. Проснулись они, когда все вокруг ещё спали, потому Далибор предложил сбежать подальше от разбойничьего отряда. Духовлад задал ему всего три вопроса: знает ли Далибор в какую сторону нужно идти, чтобы выйти к ближайшей деревне; чем он собирается питаться, пока будет рыскать по лесу; чем он собирается отбиваться от хищных зверей или других разбоев. Инициатор побега сразу же унялся, понимая, что ни на один из вопросов, ответа у него нет. Вскоре проснулся Всесмысл, и они втроём позавтракали, доев вчерашний хлеб, масло и сыр. Понемногу стали просыпаться и разбойники, начиная подготовку к возвращению в лагерь. Сперва уехал Горан. Из товаров, отобранных им для быстрого сбыта, получился небольшой обоз, который отправилась сопровождать сотня разбоев, во главе с Туром. Потихоньку собрался и обоз со съестными припасами, вместе с которым основные силы разбойного отряда отправились в своё логово. Все разбойники, которые были верхом на лошадях отправились сопровождать Горана, поэтому в оставшемся отряде самые уважаемые расселись по телегам, везущим продовольствие, а основная часть отряда передвигалась пешим ходом.
Проделав за день большой путь, обоз с продовольствием встал на большой поляне, когда солнце стало клониться к закату. Всесмысл снова добыл где-то каравай, и увесистый кусок солонины, после чего расположился с Духовладом и Далибором у одной из телег, для ужина и ночлега. Далибор угрюмо уплетал хлеб с мясом, не изъявляя желания о чём-нибудь разговаривать. Духовлад же посчитал, что не побаловать беседой словоохотливого Всесмысла было бы невежливо, учитывая, что именно благодаря ему они с Далибором второй день вкусно и досыта питались.
– Где ты достаёшь пищу? – хитро улыбаясь спросил Духовлад у Всесмысла.
– Говорил же, – ответил тот – У меня здесь должник на должнике!
– Так тебя не понять! То ты приближаться к этим головорезам боишься, а то вдруг долги из них вытряхиваешь!
– Дело не в страхе, а в разумной предусмотрительности. Когда идёт делёж добычи, то потасовка на потасовке вспыхивает. Будешь рядом крутится, глазом моргнуть не успеешь, как и тебе достанется ни за что, ни про что. Уж это то проверено!
– Так как же ты у таких зверей долги то получаешь?! – весело улыбаясь, повторил свой вопрос Духовлад.
– Собирать долги – это целая наука! – с важным видом заявил Всесмысл – Когда страсти поулеглись, я иду промеж разбоев, и тайком в лица заглядываю. Коли хмур и надут, значит не удалось ему в дележе себе приличный куш оторвать. Такого за долг беспокоить, то только зря на пинки и затрещины нарываться. А кто весел и говорлив – тот своей добычею доволен. К такому, стало быть, и нужно подойти. Но в лоб о долге говорить тоже не стоит. Я вот, сперва, добычу его похвалю, скажу, мол, только настоящим храбрецам такое перепадает, а там он и сам о долге вспомнит, ещё и сверху одарит, так как разбои хоть и лютый народ, но – в большинстве своём – в час радости щедрый!
Далибор молча смерил Всесмысла презрительным взглядом и, дожевав его хлеб, лёг на бок спиной к беседующим, показывая, что собирается спать. Духовлад усмехнулся объяснению собеседника, и снова задал вопрос:
– И как же ты себе должников наплодил?
– В Хранилище Еретических Текстов, о котором я ранее тебе рассказывал, мне доводилось читать книги, посвящённые не только духовным вопросам, но и вполне насущным, мирским. В таких книгах изложены, например, верные способы отличать подлинность драгоценных камней и металлов. Или описания заморских стран древними путешественниками, традиций и верований народов, их населяющих. К тому же, как я тоже уже упоминал, мне известны руны Северных Воинов, которые они наносили на свои оружие и броню. Кому-то нужно знать, ценная ли вещь досталась ему в налёте, кто-то хочет послушать интересный сказ о далёких краях, а кто-то хочет придать волшебной силы своему оружию или сделать несокрушимой броню. Так вот все эти люди идут ко мне, а я помогаю им, чем могу… Бывает, что и чем не могу, тоже помогаю. Но с ними, конечно, тоже аккуратно нужно: кому оплату можно отсрочить до нужного случая, с кого немедля взять, а с кого плату вообще вперёд услуги требовать.
Духовлад снова усмехнулся расчётливости и проницательности Всесмысла. Оглядевшись, он заметил, что с того места, где они сидят, отлично просматривается почти весь обоз, и тут же вспомнил былое обещание собеседника:
– Ты обещал мне, что при случае покажешь самых важных здесь людей. Отсюда видны почти все, кто есть в отряде. Может сейчас и поделишься?
– Это можно – ответил тот, и стал высматривать среди разбоев экземпляры поинтереснее, спустя мгновение кивнув в сторону большой группы людей – Видишь в той толпе человека, с длинными, чёрными волосами?
Духовлад уставился в ту сторону, куда кивнул Всесмысл и, отыскав человека, о котором тот говорил, тихо уточнил:
– Тот, который с кривым носом, сам высокий и крепкий?
– Он, он. Это Ворон – самый лютый из атаманов. Это, вроде как, сотников местных. Он и его люди, раньше были отдельной шайкой, но когда встретились в лесу с «воинством» Тура, последний убедил их присоединится. У Ворона с людьми, которые ему перечат, разговор короткий: если из его шайки – то половину зубов наземь, а если кто чужой – так сразу зарежет. В налётах храбр, умел и силён. Тура он не боится, но и не загрызается с ним. Да и Тур в его дела не лезет. В общем, оба делают вид, что друг друга не замечают.
– Ясно – заключил Духовлад – А ещё кто стоит внимания?
Всесмысл снова стал рыскать взглядом по обозу. Спустя немного времени он указал на другую группу разбоев, немного меньшую предыдущей:
– Видишь вон, среди тех, средних лет такой, в белой рубахе, что-то остальным оживлённо толкует?
– Ага, вижу.
– Это Предраг. Он тоже в отдельной шайке главенствовал, а потом к Туру примкнул. Этот – как боец не силён, в налётах на рожон не лезет, за спинами пособников крутится. Хитрый, как старый лис. Всё словом решает. И не в лоб, а понемногу окружающих настраивает. И так витиевато сказ держит, что вроде как никого конкретно не хулил, а толпа уже на кого нужно глядит криво. Народ здесь простой, в уловках ораторских несведущий, потому у большинства разбоев он за мудрого человека почитается. Но мне сдаётся, что он на место Тура «тихой сапой» метит. На каждом совете воинства ему колкие упрёки выставляет, а тот и ответить ничего не может, только краснеет, да ноздри раздувает. Особо любит Предраг припомнить при всех, что, мол, мы по лесам да полям в снег да дождь шатаемся, жизнями в налётах рискуем, а Горан, братец Туров, в роскоши и неге по городам разъезжает. Оно, вроде как, так и есть, только без Горана всё это «воинство» давно бы с голода передохло. Да и Предраг это разумеет, но своё потихоньку нашёптывает. Тур его ненавидит страшно, а поделать с ним ничего не может. В общем, ухо, с этим Предрагом, востро держать надо.
Духовлад остановил взор ещё на одной небольшой толпе. Люди, находившиеся в ней, сразу после налёта на обоз Здебора, крутились ближе всего к Туру. Указав на них, молодой боец спросил Всесмысла:
– А те, что вон там сидят, это самые верные Туру люди?
– Точно. Эти всегда только его поддерживают. Их в отряде больше всего, только часть ушла с Туром, брата его сопровождать, а часть в лагере осталась, и в налёте не участвовала. Видишь среди них человека, у которого шрам от ожога на всё лицо? (Духовлад утвердительно кивнул) Зовут его Опара. Он у Тура главный помощник. Тот его завсегда вместо себя старшим оставляет, когда отлучается куда-то. Только его здесь не слушает никто. Да и как иначе? Умом не силён, рукой не крепок, сердцем не отважен. За что ни возьмётся, везде «серой мышкой» окажется. Он-то делает вид, что не замечает такого к себе отношения, но всё равно заметно, что от злости аж трусится. Только всё что он может, это разве что Туру нажаловаться. Не то, не сё, одним словом.
– А этот, узколобый подле него, который крестьян палкой по пяткам лупил?
– Щур? Вот уж кто у Бога не получился: туп, жаден, в бою пуглив, да ещё и ликом от свина не краше! Зато как безоружных мучать, так он неутомим и беспощаден. Да язык из Туровой задницы не вытаскивает, за что тот его рядом и держит. Тур вообще на лесть падкий, как дитя малое. Если б не Горановы наводки, давно бы уже с главенства скинули.
Духовлад обрабатывал в голове всю полученную от Всесмысла информацию, а тот продолжал шерстить взглядом сбившихся в кучки разбоев. Найдя, наконец, искомое, он вновь окликнул парня:
– Вон, видишь, двое отдельно от всех сидят?
Духовлад посмотрел в указанную сторону, и увидел двоих, беседующих у костра. Один был не высокого роста и суховат телосложением. Говоря что-то, он оживлённо жестикулировал, при этом движения его были резкими и хлёсткими, выдавая его ловкость. Второй был заметно выше собеседника, имел массивный плечевой пояс, здоровенные ручища и немаленький живот. Его движения были преисполнены внутренней силы и размеренности, но Духовладу показалось, что в случае нужды, этот здоровяк может быть достаточно быстрым. Рядом с ним стояла, опёртая на телегу, большая секира, целиком кованная из железа. Немного осмотрев их, Духовлад спросил у Всесмысла:
– И кто они? У них тоже своя ватага имеется?
– Того, который худой, зовут Вук, а здоровяка – Ратибор. Они всегда только вдвоём держатся. На моей памяти было много желающих примкнуть к ним, но в свой круг они никого не допускают. Оба заправские рубаки, умелые воины. Ратибор силён неимоверно! Только бой завязался, как его секира вокруг него кругами летает, да так, что её едва видно! Я однажды видел – из кустов, разумеется – как он упавшего наземь наёмника, в поясе пополам разрубил одним ударом! Вук же, ловок как дикий кот, и быстр, как бросок гадюки! В бою он щит к спине привязывает, в правой руке меч держит, а в левой – кинжал. Только кинжал этот особенный! Его узкое и длинное лезвие сквозь любую кольчугу пройдёт, в любых латах щель отыщет! Слышал я, что вроде как дед его цирюльником был, и его, ещё подростком, делу своему обучал. Потому этот Вук отлично знает, где на теле человеческом особо уязвимые места, и кинжалом своим непременно в них метит. В «воинстве» их слово много значит, так как все разбои очень их уважают. Правда, Ворон частенько Ратибору наперекор слово держит – не нравятся они друг другу – но до открытой вражды дело не доходит. Остальные здесь так, ворьё да душегубы беглые, многие мелкими шайками держатся, но такие Туру и в полголоса возразить не посмеют. На них и внимания обращать не стоит.
Слушая Всесмысла, Духовлад продолжал не торопясь осматривать разбившихся по компаниям разбойников. Вдруг ему на глаза попался человек в кожаном нагруднике с теснённым на нём вепрем, тот самый, с которым он схлестнулся взглядами, когда разбои добивали пленных наёмников и торговцев. Тот в одиночестве готовился ко сну под одной из телег.
– А это кто? – спросил молодой боец Всесмысла, указав на человека в нагруднике.
– А, это беглый сотник батуриевой дружины, Мстивоем звать. Он здесь пару месяцев всего. Как-то семеро разбоев вернулись с охоты, и его привели. Сказали, что пленили его, да и он подтвердил, только «пленный» при оружии был, двое из разбоев хромали, а ещё у одного синяк под глазом на пол лица расплылся. Изъявил он желание к нам присоединиться, так как в дружине проступок серьёзный совершил, и обратной дороги туда ему больше нет. Тур долго думал, но в итоге согласился. С тех пор Мстивой этот среди нас. Тур ему не доверяет, даже мне сказал, чтоб я за ним понаблюдал во время налёта – мол, всё равно по кустам прячусь – что он делать будет. Ну, стал я наблюдать, а тот только наёмников рубил, да так, что большинству людей Туровых ещё браться и браться до него. Я Туру о том так и сказал, но тот всё равно к Мстивою подозрителен. За всё время, что он здесь, я ни разу не видел, чтоб он с кем-нибудь разговаривал, держится особняком от всех… Так и с ума сойти недолго. Как по мне, так больше достойных упоминания здесь нет. Давай-ка отдыхать уже, а то завтра подыматься рано, и снова целый день топать.
Духовлад решил последовать совету Всесмысла, и стал поудобнее устраиваться на земле, успевшей как следует прогреться в течение дня.
***
Радовеж – небольшой, но хорошо укреплённый городок. Центр северо-западной области Чёрного Края, подвластного князю Батурию. В посольском зале огромного терема, находящегося в самом центре городка, с хмурым видом сидел Смотрящий области – Павел, в окружении родственников и ближайших подручных. Обильную пищу для невесёлых размышлений, предоставили Смотрящему недавние острые события. Всё началось с того, что двоюродный брат Алексея – Смотрящего в Угличе – находясь проездом в Радовеже, крепко упившись со своими людьми, устроил пьяный дебош, избивая чужих смердов и неуважительно отзываясь о местном Смотрящем. Подоспевшие люди Павла, так крепко избили дебоширов, что пятеро из восемнадцати не дожили до утра. Остальных, кроме родственника Алексея, поутру пешком выгнали из городка, отобрав лошадей, деньги и все ценные вещи. Павел, взяв с собою пленника, в тот же день отправился в Кременец, дабы представить на суд князя Батурия нарушителя спокойствия. Абсолютно не переживая за благоприятный для себя исход этой тяжбы, Радовежский Смотрящий всю дорогу находился в превосходном настроении. Во-первых – он имел полное право защитить собственное достоинство, и просто обязан был навести порядок на своей территории, а во-вторых – полгода назад, состоялась помолвка между сыном Батурия, Гавриилом, и дочерью Павла, Уладой. Последнее обстоятельство особенно внушало Павлу чувство уверенности, ведь до назначенной свадьбы оставалось всего три месяца. Конечно, он предполагал, что Алексей попытается замолвить словечко за родственника, и Батурий не будет особо суров в отношении провинившегося, но на получение большой денежной пени от угличей Павел рассчитывал железно. Решение Батурия повергло его в шок: последний обвинил людей Павла в бандитском нападении на угличей, приказал возвратить им отобранные ценности и лошадей, сверх того, наказал Павлу из своего кармана выплатить каждому пострадавшему солидную пеню, а семьям погибших и брату Алексея – в троекратном размере. Выполнив все условия, не осмелившись ослушаться, Павел возвратился в Радовеж раздавленный чувством униженности, и разрываемый негодованием. Он прекрасно понимал, что молва разнесётся очень быстро, и вскоре весь Чёрный Край (да и не только) будет над ним насмехаться.
Теперь же добавилось новое обстоятельство (по поводу которого Павел, собственно, и собрал близких людей в посольском зале), которое могло усложнить и так уже препоганую ситуацию. В Радовеж под посольским знаком прибыл Всеволод, Управитель северо-восточной области Белого Края, по имени своей столицы называвшейся ещё Черской – давний сосед и недруг Радовежского Смотрящего. Больше всего Павла удивляла роль посла, в которой явился Всеволод. Причиной этого удивления была общеизвестная, устойчивая репутация последнего, как грозного вояки, прямодушного грубияна, помешанного на честности, и не приемлющего компромиссов. Войска Павла и Всеволода неоднократно сходились в локальных пограничных стычках, нападали на приграничные поселения, поэтому поводов для взаимной симпатии, эти двое не имели. Так какую же дипломатическую функцию мог выполнить человек, который скорее устроит драку, чем покривит душой, или скорее умрёт от голода, чем у кого-нибудь, что-нибудь попросит?! Этот вопрос не давал покоя Павлу. Его приближённые, находившиеся в зале вместе с ним, в полголоса обсуждали эту проблему, из-за чего зал был наполнен монотонным гулом, в котором разобрать что-либо конкретное было крайне тяжело. Наконец, широкие парадные двери отворились, и вошедший слуга громко и внятно объявил: