В те годы я только учился вырабатывать в себе равнодушное и спокойное отношение к любым сложным ситуациям, но на удивление практически не нервничал. Может быть, дело было в Leo – она шарахалась практически от каждой тени, и тот факт, что мы находимся в огромном мегаполисе, не мог убедить ее перестать бояться, что нас увидят вместе ее парень или какие-нибудь знакомые.
Вообще в этом есть определенная магия отношений между людьми, которой, как правило, придается очень мало значения: если из двух нервных людей один нервничает чуть больше, то второй, в свою очередь, подсознательно занимает более спокойную позицию, что удерживает общий усредненный настрой на адекватном, почти не склонном к панике уровне. В тот момент я был вторым.
Мы оказались в квартире. С момента нашего последнего секса прошло недели две, последнюю из которых мы ежедневно детально предвкушали наши будущие взаимодействия.
Я ревновал ее к прошлым воспоминаниям, на основе которых она так или иначе выстраивала логику, объясняющую ее текущие предпочтения. Мои эмоции по отношению к ней уже успели стать яркими и безапелляционными – практически подростковыми. Меня чуть не разорвало внутри, когда Leo рассказала мне, что однажды кончила во время минета пару лет назад.
Мое воспаленное сознание, вопреки моему разумному желанию, рисовало картину, где она с удовольствием отсасывает какому-то другому чуваку, и мне хотелось уничтожить весь мир от собственной ярости.
И я здесь говорю отнюдь не про объективный взгляд на ситуацию (коего не существует, конечно), а исключительно про сиюминутную эмоцию. Понятно, что мы оба были в отношениях, оба изменяли и никто из нас не претендовал на чистую и честную любовь.
Каких-нибудь 500 лет назад нас бы наверняка сожгли, а сейчас нам было достаточно закрыться от всего мира в небольшой квартире на окраине Москвы, пару раз соврать и прогулять свои привычные рутинные дела, чтобы выплеснуть энергию, беспощадно подавляемую социумом и ненужными общепринятыми установками.
Секс часто оказывается своего рода маленьким секретом между двумя людьми – ну это, конечно, если обобщать, а исключительно этим в основном и занимается наш бедный мозг практически все свое свободное время.
Прикольно переглядываться с какой-нибудь девочкой на общих тусовках, когда только вы двое знаете, что между вами происходит. Эта заметная только вам некая игра и хитрость в глазах отдается незабываемым ощущением внутри.
Почему-то сейчас я вспоминаю, как сосался с одноклассницей за углом, пока ее парень сидел неподалеку в нашей общей подростковой тусовке. Тогда мы сделали это в первый раз – я наконец-то решился поцеловать ее, а она с удвоенной скоростью бросилась ко мне навстречу. И больше всего нас заводила именно секретность происходящего, ощущение запрета как формального (ее парень), так и ситуативного – мы уже давно называли друг друга друзьями и намеренно создали ситуацию, где мы вроде как не собирались переступать эту искусственную черту. Но эти преграды были возведены лишь с одной целью – быть разрушенными. Нет ощущений круче, чем в то самое мгновение, когда эти препятствия наконец-то остаются позади.
Нет ничего интереснее момента, когда визуальный и мысленный образ девушки, созданный за время общения с ней, превращается в нечто более тактильное: одежда остается на полу, а ты чувствуешь тепло ее тела, теперь то, что ты привык видеть глазами, становится тем, что ты ощущаешь всеми остальными доступными человеческому восприятию способами. Язык оказывается во рту, руки перемещаются между ног и глаза автоматически закрываются, чтобы открыться лишь в тот момент, когда вы уже не будете прежними друг для друга.
Эти впечатления позднее и окажутся тем самым ощущением «тайны», будто бы намеренно скрываемым от всех остальных. И во многих ситуациях худшее, что можно придумать, – это предать эти отношения какой-либо общественной огласке. Ибо секретность и ощущение запрета и есть их основные ингредиенты.
Ближайшие несколько дней мы с Leo в основном трахались – соседи тяжело стучали в стены и батареи, пытаясь намекнуть, что мы сильно шумим. Чужую кровать мы сломали довольно быстро.
Мой член оказывался в ее рту практически в каждую хотя бы минимально подходящую для этого минуту – Leo не просто любила делать минет, для нее это было осознанной необходимостью. Она немного болезненно наслаждалась каждой секундой этого процесса – и меня приводила в восторг ситуация, когда она на каждый мой легкий намек послушно становилась на колени или спускалась в нижнюю часть кровати.
Она была не из тех девушек, что в каждый удобный момент стремятся отсосать и проявляют инициативу самостоятельно, будто бы забирая мою энергию через член. Leo заводил именно сам факт подчинения, она активно подыгрывала мне в этом и подчинялась, когда я говорил ей это сделать.
Ей была необходима боль – во время секса я вставлял ей как можно глубже, Leo кричала, и это меня естественным образом пугало, но по ее просьбе я продолжал, хотя порой это сбивало меня с толку. Слезы для нее будто бы были счастьем. Чем больнее я ей делал или она делала себе мной, тем лучше она себя чувствовала. Конечно, выходить за адекватный предел мне было тяжело психологически – в какие-то моменты я хотел остановиться, но мы заходили все дальше и дальше. Я несколько раз грубо «изнасиловал» ее – такие игры для меня были в новинку, но, будто бы боясь облажаться, я идеально отыгрывал эту роль снова и снова.
Не могу сказать, что в те моменты ощущал себя уверенным в себе мужчиной и, несмотря на обаяние и общительность, тем самым пресловутым, сводящим с ума девушек брутальным самцом я точно не был (да и сейчас не являюсь). Мои сексуальные предпочтения находились лишь в процессе формирования – за плечами у меня не было огромного опыта, а понимать женщин по-настоящему я лишь только учился.
Тем не менее в ее глазах я видел некую благодарность – благодарность за то, что я оказался «решительней» привычных ей мужчин и в каком-то смысле утолил ее жажду. Из глубины ее огромных глаз на меня будто бы смотрела часть ее души. Мне становилось немного страшно. Я чувствовал, как в Leo – в той части ее существа, что хотела боли во всех возможных смыслах, – рос аппетит.
Но, к сожалению или к счастью, мне нужно было уезжать.
Раздумывая над этим сейчас, я понимаю, что ее желания были подлинными, это не было столь полюбившейся юным девам в последнее время игрой. «50 оттенков серого» тогда еще не вошли в моду, и мы еще не знали, что через несколько лет буквально каждая вторая будет просить придушить ее или посильнее отшлепать.
Через несколько дней после моего возвращения в Петербург Leo написала, что рассталась со своим молодым человеком, ибо поняла, насколько это все было скучно. Я оказался хуже. Не сделал ответного шага, ведь вполне был счастлив в своих отношениях. Моя А. действительно была моей soulmate[3], и нас, кажется, вполне устраивал и обычный секс – я не ощущал острой потребности в экстриме, эти эмоции, пережитые с Leo, будто бы уже исчерпали себя, и мне хотелось поставить точку.
Leo испытала не только физическую боль – через месяц она призналась мне в любви, пронося это через призму того, что наше первичное несерьезное отношение друг к другу было не тем, что должно было произойти. Я был слишком глуп, чтобы оценить все правильно и сделать адекватные выводы. Хотя, как я уже упомянул: будь у меня еще один шанс, я все ошибки повторил бы дважды.
Контекст
Во время путешествий я довольно часто пользуюсь приложением Tinder, интересная же тема – оценить девушек в других странах, а при лучшем сценарии еще и познакомиться. Иногда мне кажется, что это было одним из самых интересных моих занятий. Конечно, так же, как и у тех самых девушек из Instagram, которые круглогодично путешествуют без источника заработка, у меня не получается (типа спать с местными за вписку и т. д.), но путешествий накопилось довольно много. И есть у меня одно интересное наблюдение.
Есть в мире такая прекрасная и имеющая отношение ко многим нюансам жизни вещь, как культурный код: люди из одних и тех же мест ведут себя похоже, дают схожие оценки происходящему, а действия других, не похожих на них людей, им могут показаться странными. Все-таки человек – это социальное животное. Это касается в том числе и поведения в Tinder и прочих социальных сетях.
К примеру, в России практически никто не выставляет в Tinder совместные фото с какой-нибудь компанией людей. Это же, кстати, касается профайл-пиков в Facebook и «ВКонтакте». В европейских же странах, наоборот, люди часто ставят себе на профили фото с друзьями, семьей и т. д. Это является нормой, человек без таких фоток выставляет себя будто бы асоциальным и одиноким.
Еще один пример – девушки в России очень любят профессиональные фотосеты. Обычные фотографии, например, с работы или учебы, с каких-то тусовок или с не самым удачным выражением лица являются в глазах многих каким-то плебейским признаком. В Европе же люди предпочитают довольно простые фотки – селфи с друзьями, идиотское засвеченное фото с пластиковым стаканчиком пива в руке, случайный кадр с прогулки.
Туда же идет серьезное выражение лица – у нас на многих фотках все такие очень серьезные, задумчивые и глубокие… Очень популярны черно-белые фильтры на фотографиях. Я сам, если честно, жертва подобного подхода к выбору фото, хотя по жизни стараюсь быть улыбчивым и позитивным человеком.
А еще, кстати, у наших девушек распространены фотки в нижнем белье и купальниках во всяких околосексуальных позициях. Мне, например, нравится это видеть, никаких моральных проблем я не испытываю, но, опять же, во многих других странах большинство девушек более консервативны в своем подходе к выбору фото и такое можно встретить довольно редко.
Смысл в том, что мы в России к этому привыкли, ибо таков наш некий культурный код, а, допустим, в другой стране девушка с кучей фоточек в нижнем белье будет восприниматься соответствующе местному менталитету – тут же посыпятся предложения понятного содержания от вполне обычных парней (уверен, у нас девушки тоже сильно страдают от такого, но в основном предложения идут от всяких фриков, это все же немного другое).
Моя же проблема во время нахождения в других странах в том, что мой аккаунт выглядит слишком унылым для местных жителей. Как я уже упоминал, я жертва «слишком серьезных» фотографий: везде сохраняю задумчивый вид, не улыбаюсь, плюс на фото практически убраны яркие цвета. Но в России такие фото – норма. Люди не будут воспринимать тебя «странно» – в плохом смысле этого слова. Девушки достаточно часто пишут мне сами, отвечают на мои сообщения, ну и так далее, ибо я вполне вписываюсь в некую общественную норму.
Эта мысль пришла мне в голову во время длительного отдыха в Португалии – в Tinder я получал довольно мало мэтчей[4] и мне почти никто не отвечал. Я немного обдумал эту ситуацию и временно заменил свои фотки на совершенно обычные кадры с друзьями, фото из путешествий и т. д. – никаких фильтров и серьезных выражений лица, только улыбка. И, как ни странно, местные девушки тут же стали более благосклонны ко мне.
В общем, я не берусь делать глобальных выводов, но таков мой результат наблюдений во время пребывания в разных странах. Очень важно уметь вписаться в контекст.
Вот, например, в Шотландии (там я был, к сожалению, только при помощи платного аккаунта Tinder) принято носить какие-то совершенно дикие декольте – разрез платья легко может доходить практически до пупка, смотрится очень странно. Но таких платьев там очень много, это просто их такое вот странное понимание нормы. Наша норма для них тоже выглядит не менее дико.
В общем, если вдруг окружающие кажутся странными и немного безвкусными – скорее всего, они тебя воспринимают так же.
Bridget
«Взрослость – это когда дрочишь на воспоминания, а не на фантазии», – сказал мне однажды друг на одной из совместных попоек.
Интересная мысль. По крайней мере, мне в голову она до этого не приходила, но к тому моменту я дрочил на воспоминания уже довольно долго, а придумывать новые фантазии мне не сильно хотелось – жизнь сама будто бы придумывала их за меня.
Мы просто списались во всем известном приложении знакомств. Глупо было бы считать, что возможность найти случайный и доступный секс для любого мужчины – это то, чего он ни в коем случае не ожидает. Даже самые «благородные» из нас не против время от времени переспать с кем-то, забыть все это на следующий день и спокойно жить дальше.
Bridget сама сняла с нас все эти нелепые социальные обязательства в виде бессмысленных диалогов – а я, честно говоря, именно этого и ожидал от нее. Моя интуиция здесь сработала идеально. После череды вопросов в духе «А что ты делаешь? Чем занимаешься?» она сама честно сказала, что просто ищет фастфака[5].
Мой последний месяц выдался непростым: мне приходилось делить свою съемную квартиру с друзьями, которые временно испытывали трудности с жильем, и в целом моя нервная система была немного расшатана длительной невозможностью необходимого мне уединения. Да и к тому же я весь этот месяц был лишен возможности приводить домой девушек. И в первую же ночь оказавшись перед возможностью выбора между уединением и сексом, в очередной раз предпочел второе.
Bridget напоминала типичную английскую или американскую студентку, что проводит лучшие годы в тусовках и алкоголе. Все ее фотографии в социальных сетях неизменно сопровождали либо веселая компания, либо пластмассовые стаканы с пивом, что весьма органично вписывались в создаваемый ей образ.
В глазах ее было нечто особенное – в них чувствовалась какая-то хищность и любопытство ко внешнему миру. Взгляд очень часто играет решающую роль.
Любые физиологические черты – это лишь наследственность и дело вкуса, но взгляд – это именно то, что придает человеку индивидуальность.
Для меня он часто оказывается той самой причиной, по которой я решаюсь броситься в очередное приключение.
Bridget по происхождению была ирландкой, выглядела и вела себя она соответствующе – кудрявые рыжие волосы, очень энергичное поведение и постоянная готовность к тусовкам, которые обязательно должны были сопровождаться огромным количеством алкоголя. Никто не любит стереотипы, но, кажется, довольно часто они работают. Зеленое платье, в котором она приехала ко мне, только придавало этому моменту ту самую попсовую ирландскую специфику.
Мы говорили о полной чуши, пока я вел ее к себе домой от станции метро. Гражданский проспект весьма отличался от тех центральных петербургских улиц и микрорайонов, что Bridget привыкла видеть за полгода жизни и учебы в России, но, кажется, ее вполне устраивала такая аутентичность.
Мы прошли в комнату, и я сразу же поцеловал ее – говорить что-либо не имело ни цели, ни смысла. «В жизни ты гораздо лучше, чем на фотографиях», – первое, что я ей сказал в момент, когда мы начали переходить на кровать. «Ты тоже», – ответила она. Может быть, это и была та самая пресловутая вежливость, но мне хотелось верить в правдивость ее слов.
Я начал раздевать ее и зачем-то спросил, какой секс она любит. Наверное, это самое глупое, что вообще можно спрашивать в такие моменты. «I like being told what to do»[6], – эта фраза до сих пор не выходит из моей головы, и каждый раз, вспоминая этот момент, я будто бы вновь переживаю его. Я не могу похвастаться замысловатостью своих сексуальных желаний – буквально через несколько секунд мой член оказался у нее во рту.
Суммарно мы трахались часа полтора (ну либо меньше, а по прошествии пары лет это воспоминание было искажено, романтизировано и преувеличено моим сознанием). Bridget любила секс и делала все хорошо – она не пыталась понравиться или сделать только то, что люблю я, и не смотрела вопрошающе в мои глаза после каждого движения. Она не стеснялась собственных движений и, кажется, совсем не думала о том, как выглядит в процессе, – а ведь во время секса мы часто визуально представляемся не самым подобающим образом, и поэтому умение «отключиться» здесь очень ценная штука.