– Вот и славно. Мы условились с ним о коктейле. Я подожду в библиотеке.
Я прошагал в клуб, и… ничего. Никто не погнался за мной, никто не ухватил за воротник, не сцапал за ремень. Увы, Кэссиди был жив. И не просто жив – он оказался еще и адмиралом, а значит, мог возникнуть тут в любой момент. Я занял место в гостиной – и вскоре заметил, что один из стюардов взглядывает на меня едва ли не ежеминутно. В клубе был сделан открытый дворик с красивой двойной лестницей. Вообще, все, что здесь имелось, – лепнина вдоль стен, сорокафутовые коринфские колонны, тихие служки при каждой двери – не оставляло сомнений: здесь обитают сильные мира сего.
Я даже как будто успел заметить Гулда в бельэтаже – но тут, оглянувшись к стойке администратора, увидел, как стюард показывает в мою сторону и что-то говорит весьма озадаченному мужчине очень грозного вида.
Адмирал Кэссиди! Пора делать ноги.
На втором этаже я выхватил взглядом затылок Гулда и устремился за ним вниз по лестнице. Судя по слабому запаху хлора и визгливому скрипу резины по деревянному полу, направлялся я к спортзалу. Затем увидел соответствующую табличку. Разумеется, там играли в сквош – официальное времяпрепровождение всех шишек в округе Колумбия.
Вслед за Гулдом я зашел в раздевалку. Околачиваться возле компании полуголых правителей мира сего можно совсем недолго – лишь до того момента, пока не вызовешь у них вполне объяснимое недоумение. А потому я шустро разделся, обернулся полотенцем и нашел себе уютное местечко в сауне между главой Объединенного комитета начальников штабов США и очень словоохотливым мужичком, которого я не узнал, но скоро вычислил как финансового директора корпорации «Экксон Мобил».
Через окошки сауны я не видел, чтобы Гулд прошел мимо, а потому решил, что насиделся достаточно, и отправился к раздевалкам. Все шкафчики были красного дерева, с именными латунными табличками, указывающими на своего владельца. Я нашел шкафчик Рэя Гулда – прямо напротив Генри Дэвиса. Пользоваться замками в таком месте, как «Метрополитен-клаб», было бы полной глупостью – разве что кому приспичит спереть часы «Ролекс», подменив их часами от «Картье», – и только у Рэя Гулда висел замочек фирмы «Сарджент и Гринлиф». Такими вот железяками в Министерстве обороны любят скрывать свои секреты – а Гулду, похоже, надо было запрятать свою недоеденную картошку фри.
Никогда не знаешь, в какой момент ты пересек грань дозволенного. Когда я это сделал? Выслеживая Гулда? Или когда соврал стюарду? Или когда скользнул в шкафчик для гостей спортзала в дальнем углу раздевалки? Или когда я проторчал в нем несколько часов, пока не услышал, как прокашлялся в дверях последний посетитель, пока не увидел сквозь вентиляционные отверстия, как погасили свет, и до меня донеслось, как захлопнулась дверь, пустив по кафельным стенам эхо, и провернулся ключ в замке?
Как бы то ни было, теперь я точно знал, что перешел границу. И совершил я вовсе не грабительский налет на школьную витрину. Я представил типов из Трехсторонней комиссии, которые частенько сюда наведывались, – едва ли они по-доброму воспримут мое бессовестное вторжение. Однако по некоторым причинам я не испытывал внутренней потребности послать все это к чертям, оставшись на тропе честности, с которой я не сошел, оказавшись перед открытым сейфом в «Барлее». Что-то все же было такое в солидном прикрытии фирмы Дэвиса! Как будто мои сомнительные средства теперь имели вполне законное обоснование. Да, я хитростью прорвался в клуб – но если правильно раскину карты, то, возможно, сумею в дальнейшем обернуть свое нынешнее вторжение реальным принятием в этот мир.
Или, может, за пять-шесть часов сидения в проклятом шкафчике я успел себя уболтать?
За полчаса до полуночи я решил, что теперь я уж точно в безопасности, и выбрался наружу. Вскрыть замок «Сарджент и Гринлиф» – по крайней мере, не имея при себе жидкого азота – в принципе невозможно. Запертый до утра в цокольном этаже, я имел предостаточно времени, чтобы измыслить другие варианты. Шкафчик Гулда граничил задней стенкой с другим шкафчиком, открытым и пустым. Тот, кто все это строил, определенно думал не о безопасности, а о внешнем лоске и витиеватой резьбе по красному дереву. Вроде бы какой пустяк – выкрутить тридцать шесть шурупов! Но сказать это куда проще, нежели сделать, когда ковыряться вынужден пальцами да кончиком ключа.
Возился я пять часов. От этого занятия кончики пальцев покраснели и опухли. Всякий раз, когда в старых стенах разносился громкий скрип или я видел у входа в раздевалку внезапный проблеск света, я нырял в безопасное укрытие шкафчика. Я знал, что эти вертящие миром типы любят просыпаться ни свет ни заря. В «Группе Дэвиса», к примеру, неизменно предлагали завтрак в шесть утра – сами понимаете, после сквоша. Когда сквозь цокольное окно начали просачиваться в раздевалку предрассветные голубоватые сумерки, у меня уже выступил пот. Наконец послышалось знаменующее приход стюарда бряканье ключей, и сердце у меня отчаянно заколотилось, как у крохотной птички колибри. От долгого выковыривания шурупов кутикулы кровоточили. Когда я уже выдернул последний шуруп и выставил заднюю панель, с лестницы донеслись голоса.
В шкафчике у Гулда лежали трусы с защитной «ракушкой» и старая, потертая сумка-даффл для сквоша. В даффле обнаружились двенадцать коричневых пакетов. В сумме сто двадцать тысяч баксов аккуратными пачечками. Не мудрено, что я не смог его переубедить.
Никогда не возвращайся на место преступления. Это, конечно, хороший совет – но к тому времени, когда я высвободился из «Метрополитен-клаба» и приехал на работу, у меня уже не было выбора.
Я спросил у Маркуса, где планируется встреча Дэвиса с Гулдом.
– В «Метрополитен-клабе», – ответил тот.
У меня сильно екнуло внутри.
– За обедом?
– За завтраком, – ответил он, глядя на телефон у себя на столе. – Возможно, прямо сейчас.
И вот, воняя потом после ночного бдения у шкафчика, я шуровал по 17-й, а затем по Эйч-стрит в северозападном направлении под неусыпным оком секретной службы, что следила за происходящим с окружавших Белый дом высоток. Камеры видеонаблюдения понатыканы там на каждом углу. С задней стороны «Метрополитен-клаба» – как раз там, где я выбрался пару часов назад, – полицейский изучал сломанную оконную защелку. В вестибюле было около полудюжины копов и, естественно, давешний стюард.
На меня он поглядел совсем не дружелюбно. Я сообщил ему, что должен повидаться с Генри Дэвисом, и пристроился в библиотеке. Не спуская с меня глаз, он отошел переговорить с копами. С моего места хорошо просматривалась столовая. Размером она была с футбольное поле, так что я не сразу углядел Дэвиса – сидя напротив Гулда, он неспешно намазывал джемом круассан.
Что мне было делать? Выйти на середину клуба, публично обвинить Гулда во взяточничестве, а затем вежливо объяснить и Дэвису, и разным высокопоставленным лицам, и толстошеим представителям городской полиции, что на эту косвенную улику я натолкнулся, выслеживая указанного господина, – причем не просто вломившись в эти благословенные стены, но и беспрепятственно их покинув? Надо сказать, Дэвис при этом беспокоил меня больше остальных. Он предложил мне достойное существование – а я отплатил ему преступлением. Очередной мошенник на его пути. Конечно, это же сидело у меня в крови. И все мои попытки начать честную жизнь были просто большой ошибкой, которую вскоре надлежало исправить.
Я попытался следить за разговором Дэвиса с Гулдом по их жестам и понял, что светская болтовня за столиком плавно перетекает к разговору по существу: Дэвис чуть придвинулся к столу, даже малость над ним навис. У меня перед глазами происходил «запрос»: «да» или «нет», что решит мою судьбу. Дэвис еще больше наклонился над столом, затем выпрямился… И ничего. Гулд как будто о чем-то задумался. Оба замолчали. Что это значит?
Я так сосредоточенно за ними наблюдал, что не сразу заметил, как уставились на меня двое копов. Я отвлекся на них лишь на мгновение – а когда вернулся взглядом к столику, Гулд изобразил на лице болезненную гримасу и согнул в локтях руки, выставив ладони. Все ясно. Он ответил «нет». Это так же ясно, как то, что достойная, респектабельная жизнь в это самое мгновение от меня безвозвратно ускользала.
И что, черт возьми, мне было тогда терять?
Уже три копа оживленно переговаривались, не спуская с меня глаз. Я выудил из кармана телефон и позвонил в «Метрополитен-клаб». Спустя мгновение у администратора затрезвонил аппарат. Я представился помощником шефа Гулда и сказал, что мне срочно нужно с ним переговорить. Один из стюардов, спешно протопав по шашечным плиткам, прервал беседу Дэвиса с Гулдом.
Едва Гулд покинул столовую, я влетел туда, прошмыгнув мимо копов. Один кинулся было мне вслед и встал в дверях, отрезав меня от выхода.
Дэвис немало изумился, когда я как из-под земли нарисовался перед его столиком. Я наклонился над столом и прошипел:
– Гулд в деле. – И показал ему картинку на своем мобильнике: открытую сумку с пачками купюр.
Дэвис не задал ни единого вопроса, даже в лице не переменился.
– Уходи, – лишь бросил он.
Полицейский был начеку. Он сцапал меня за предплечье, недвусмысленно давая понять, чтоб я не рыпался, и потянул обратно в библиотеку, где нас ожидали другой коп со все тем же стюардом.
– Ты был вчера в этом здании, сынок? – спросил меня детектив в штатском, явно руководивший парадом.
– Да.
– Обожди-ка тут немного.
Полицейские велели стюарду найти номер телефона адмирала Кэссиди. К зданию, вспыхивая мигалками, подъехали еще несколько патрульных машин. Копы обступили меня с боков.
Итак, я прокололся. В голове уже вырисовывался каждый дальнейший шаг: наручники, полицейская тачка, пересыльная тюрьма с очком посреди камеры, толпа всякого отребья, допросы, отвратительный кофе, безразличный государственный защитник, предъявление обвинения. И вот судья взирает на меня так же, как и десять лет назад. Только теперь у меня нет второго шанса. И все наконец увидят, кто я есть на самом деле: прохвост в халявном костюмчике. Из-за синей полиэстеровой стены полицейской униформы я не мог даже разглядеть, что произошло дальше между Дэвисом и Гулдом.
– Я могу быть вам чем-то полезен, господа? – прошелестел у меня за спиной голос Дэвиса.
Стюард под его взглядом сразу скис. Копы малость от меня отступили.
– Вы знаете этого человека? – спросил один.
– Разумеется, – ответил Дэвис. – Он сотрудник моей фирмы. Причем один из лучших.
– А он состоит в знакомстве с адмиралом Кэссиди?
– Я собирался представить их друг другу вчера за коктейлем, но задержался в офисе. Я подумывал ввести этого джентльмена в состав членов клуба. Так что позвольте отрекомендовать: Майкл Форд.
– Рад знакомству, – кивнул стюард. Нетрудно было увидеть, как он весь ощетинился под своей вышколенной улыбкой.
– Взаимно, – буркнул я.
– Так и в чем тут дело? – поинтересовался Дэвис.
– Небольшое недоразумение, сэр, – сказал стюард.
– Тогда, с вашего позволения, господа, мы пойдем.
– Разумеется, – ответил детектив.
При всем своем вежливом обращении Дэвис определенно тут командовал.
Я же наконец получил возможность заглянуть в столовую. Гулд по-прежнему сидел за столом, глядя в кофейную чашку, словно пытался разглядеть там свое будущее. Вид у него был совершенно раздавленный.
– Наверное, тебе лучше уйти, – тихо сказал мне Дэвис с загадочно-непроницаемым лицом.
Я так и не понял, спасло ли мое форточничество наше нынешнее дело и отразилось ли это как-то на моей карьере. Очень может быть, Дэвис спас меня от копов, чтобы самолично меня наказать. Уже развернувшись, чтобы уйти, я услышал:
– В три будь в моем кабинете.
Апартаменты Дэвиса были в самом конце коридора, показавшегося мне в тот день бесконечно длинным. Я понимал, что слегка драматизирую ситуацию, но никак не мог стряхнуть наваждение, раз за разом рисующее мне последний путь в камеру смертников. До трех двадцати мне пришлось прождать в маленькой прихожей возле его кабинета. Уже почти тридцать четыре часа я был на ногах, и усталость давила на тело, точно свинцовый фартук в кресле у дантиста.
Наконец прибыл Дэвис. Пройдя сразу в кабинет, он пригласил меня войти. Я зашел следом и остановился, едва босс развернулся ко мне у стола.
Некоторое время он буравил меня своим таинственным взглядом, затем что-то извлек из кармана, зажав между большим и указательным пальцем. Это был шуруп, причем досадно знакомый. Прикрепляя на место заднюю стенку шкафчика, я ввернул достаточно шурупов, чтобы она не болталась, а пустые дырки присыпал опилками. Этот, похоже, и был из тех, неприкрученных.
– Ты, Форд, играл в последнее время в сквош?
Я решил не раскрывать рта, покуда не пойму, к чему он клонит. Шеф между тем стоял, неторопливо вертя между пальцами шуруп. Внезапно Дэвис подбросил его в воздух. Я поймал шуруп в футе от груди.
– Гулд ответил «да», – сообщил шеф.
– А полиция?
Дэвис только отмахнулся.
– Да, и насчет адмирала тоже не беспокойся. Старик в последнее время малость тронулся – представляется собственному отражению в зеркале.
– Прошу меня извинить…
– Забудь. Я б, конечно, не стал выкидывать таких безбашенных фортелей, но самое главное, что Гулд дал согласие. А это – пятьдесят восемь миллионов долларов.
– Пятьдесят восемь? – охнул я.
Он кивнул.
– На этой неделе я подписался еще на нескольких субъектов.
– А что с Гулдом? Вы обратитесь к генеральному инспектору Министерства торговли или в полицию?
Дэвис помотал головой:
– Девяносто девять процентов таких дел кладут под сукно. Конечно, если бы в той сумке оказались куски тел, был бы совсем другой разговор. Но, видишь ли, как ни печально, в этом городе «подмазыванье» на каких-то сто двадцать штук баксов – сущая мелочь. Хотя я очень рад, что ты их нашел.
– И как вы его обработали? Пригрозили, что выведете на чистую воду? Это пахнет… – Я замялся, подбирая подходящее слово.
– Шантажом?
– Нет, сэр! Я вовсе не это…
– Что ты! Ты, парень, нисколько не задел моих чувств! – довольно хохотнул Дэвис. – Шантаж – всего лишь грубоватое, упрощенное наименование того, чем мы на самом деле занимаемся. Хотя это, я б сказал, свежая и очень прямолинейная альтернатива. Только вообрази! Ты показываешь некоему деятелю фотографию, где он в мотеле жарит раком какую-нибудь шлюху, и требуешь: давай-ка немедленно проводи кампанию финансовых реформ, а не то тебе крышка! – Он сделал паузу, как будто всерьез над этим раздумывая. – Все же, думаю, это чересчур откровенно. Нет, Гулд хороший мужик, и надо-то было всего лишь ему сказать: слышал я, дескать, что вляпался ты, парень, по самые уши, да намекнуть, что можешь помочь ему избежать неприятностей. Как правило, тут и говорить-то больше ничего не надо – он и так сразу начинает к тебе прислушиваться, с тобой соглашаться. Люди не прибегают к силе, желая остаться в тени, – по крайней мере, до тех пор, пока это согласуется с их интересами. И в выигрыше обе стороны. Как правило, субъект уничтожает ту дрянь, на которой его поймали, гораздо быстрее, нежели до нее доберется расследование должностных злоупотреблений. А мы взамен получаем нужную нам стратегическую линию. Так что их дурное поведение мы используем самым что ни на есть наилучшим образом.
Я стоял у окна, держа в распухших пальцах маленький шурупчик и молча его разглядывая.
– Просто ты слишком неожиданно столкнулся с жесткой игрой, Майк. В газетах такого не вычитаешь. Но именно так делаются дела. Надеюсь, ты уже отошел?
Мне не казалось это правильным. То, что Дэвис мне вещал, вызывало какое-то необъяснимое отвращение. Так бывает, когда долгое время к чему-то всей душой, неистово стремишься – и вдруг шарахаешься в испуге, когда наконец-то можешь это желаемое получить. Или, может быть, мне просто хотелось разделить все на черное и белое? Ведь я желал достойной жизни без всяких там серых лоскутков. И вот теперь я обнаружил, что то, к чему я так стремился, оказывается, тесно сопряжено с тем, от чего я убегал.
– Кое-что, думаю, вам следовало бы знать, сэр. Я хочу, так сказать, полностью раскрыть карты… Это связано с моим давним преступлением…