Джош указывает на скамью в небольшом парке, разбитом рядом с Нотр-Дамом, я согласно киваю и направляюсь к ней. Мы садимся на незначительном расстоянии друг от друга.
– И как же работает его мозг?
– Ну… – Я протяжно вздыхаю. – Он чересчур умный и педантичный. Так что сарказм и метафоры – не его сильные стороны.
Джош кивает:
– Что еще?
– Курт плохо распознает выражения лиц, – пускаюсь я в объяснения. – Но очень хочет этому научиться, поэтому сейчас у него выходит лучше, чем раньше. Иногда он забывает, что нужно смотреть в глаза собеседнику и хотя бы время от времени улыбаться. Вернее, он улыбается, но только тогда, когда ему действительно весело. В отличие от нас.
Мое объяснение немного сбивчивое, потому что мне все еще не верится, что я вот так просто сижу на скамейке в парке – и не на территории школы, а в самом обычном городском парке, – а рядом со мной Джош Уассирштейн.
– То есть он просто честный, – подытоживает Джошуа.
– Да, честный, даже тогда, когда нужно было бы немного приврать. – Я смеюсь, но смех тут же обрывается: мне не хочется, чтобы Джош неверно истолковал мои слова. – Но не стоит воспринимать его честность как грубость. Каждый раз, когда Курт осознает, что обидел кого-то, он сильно расстраивается.
– Знаешь, это так по-французски – бояться задеть чьи-то чувства, а улыбаться только искренне. Американцы улыбаются по любому поводу и кому угодно, – говорит Джош, и в его голосе мне слышится… сожаление.
– Ты не такой, – произношу я, не сумев сдержаться.
Джош выглядит ошеломленным. Ему требуется время, чтобы собраться с мыслями.
– Да, мне говорили, что я плохо… умею справляться со своими чувствами, – вздыхает он.
– Знаю. – Я мешкаю. – Но это-то мне в тебе и нравится.
Он в удивлении приподнимает брови:
– Правда?
Я опускаю взгляд на скамейку. Каким-то образом расстояние между нами постепенно сокращается.
– Разве твоя улыбка не отражает веселье? – спрашиваю я. – Я знаю, что она искренняя. Ты улыбаешься не для того, чтобы я… – я качаю головой, и мои волосы подскакивают в такт движению, – или кто-то другой почувствовал себя лучше. Ты не будешь льстить кому-то или смеяться над чепухой. И не будешь молчать, если тебя что-то возмущает.
– Да. – Губы Джошуа медленно расплываются в улыбке.
– Вот именно об этом я и говорила. – Я с облегчением смеюсь.
– Что еще? – не унимается Джош.
– Ты о чем? – Я склоняю к плечу голову, всегда так делаю, когда мне что-то очень интересно.
– Что еще мне нужно знать о Курте? – спрашивает после секундного молчания Джош.
Он искренне интересуется моим другом, а это значит, что мы будем больше времени проводить вместе. Сердце снова сжимается от счастья.
– Больше нечего, – отвечаю я. – Он не эрудит, не вундеркинд, не математический гений… В смысле… не пойми меня неправильно, он исключительный человек, но не уникальный. Знаешь, на этом свете нет ничего хуже стереотипов. Хотя, знаешь, Курт действительно получает удовольствие от спокойной, размеренной жизни, когда все находится на своих местах и не происходит ничего необычного.
Джош снова улыбается:
– Дай догадаюсь. Суши?
– Да, причем не меняется ни время, ни день недели, ни ресторан, – киваю я.
Мы с Куртом встречаемся каждый раз после еженедельного сеанса терапии, но Джошу не нужно этого знать.
– И одно и то же блюдо? – спрашивает с любопытством Джошуа.
– Суши с креветками и мисо-суп, – признаюсь я. – Но я всегда заказываю блюдо дня, даже не спрашивая, что мне приготовят. Прошу официанта удивить меня.
На башнях Нотр-Дама грохочут колокола. Мы пугаемся, прикрываем уши и смеемся. Колокола звонят громко, сливаются со звуками большого города, и эта какофония оглушает. На таком близком расстоянии сложно даже разобрать мелодию. Они звонят, звонят и звонят, и мы складываемся пополам от смеха, пока звон не прекращается.
А потом вдруг расстояние между нами исчезло. Я почувствовала, как его джинсы трутся о мои голые ноги, ощутила каждое его, даже самое мимолетное движение. Мои нервы напряглись до предела. Все мои пять чувств обострились.
– Это был намек для меня, – говорю я, кивнув в сторону собора.
– Не возражаешь, если я провожу тебя? – Голос Джошуа звучит взволнованно, будто он пытается перевести дыхание. – Мне нужно забрать кисть в «Graphigro». Это магазин художественных принадлежностей в нескольких кварталах от ресторана.
Не знаю, действительно ли ему нужна новая кисть или он придумал это оправдание, чтобы провести со мной еще несколько минут, но я принимаю его предложение.
Сегодня какой-то нереальный вечер. Мы переходим Аркольский мост и оказываемся на правом берегу. От Сены пахнет металлом и мочой, но мы не обращаем на это внимание. Мы словно очутились в гигантском пузыре. Даже окружающие нас звуки – рев машин, шум шагов сотни прохожих, грохот от близлежащей стройки – все слышится приглушенно. Вместо этого я ясно различаю, как в груди бьется сердце, как уверенные шаги Джошуа отражаются от тротуара, как штанины его джинсов шаркаются друг о друга.
«Пригласи меня на свидание, – повторяю я про себя, словно мантру. – Пригласи меня на свидание, пригласи меня на свидание, пригласи меня на свидание…»
– Чем занимаешься в эти выходные? – не выдерживаю я, изо всех сил стараясь, чтобы мой голос звучал как ни в чем ни бывало. – В смысле, тебя же не наказали, не так ли?
Ох, кажется, я все испортила.
Но Джош с улыбкой смотрит на меня:
– Директриса вызвала меня к себе, чтобы убедиться, что в этом году я «с должным рвением отнесусь к учебе». Но она не наказала меня. Пока что.
Понятия не имею, что на это ответить.
– Вообще-то, – продолжает он, – я собирался в Мюнхен.
Я резко останавливаюсь. Школьными правилами запрещено уезжать из города без разрешения администрации, не говоря уже о поездке в другую страну. Кто-то врезается мне в спину. Я лечу вперед, и Джош тянется, чтобы подхватить меня, но мне и самой удается удержаться на ногах. Его рука ненадолго повисает в воздухе, а потом медленно возвращается в карман.
И на мгновение я жалею, что не упала.
– Так… эм… Мюнхен. В эти выходные? – бормочу я.
Джош смотрит на меня, проверяя, все ли со мной в порядке, а потом говорит:
– Да. На Октоберфест.
Я хмурюсь:
– Но ведь еще только сентябрь.
– Ага, но большая часть фестиваля проходит уже в этом месяце. Меня тоже удивляет, почему его не назвали Сентябрьфест. – Джошуа улыбается, снова демонстрируя очаровательные ямочки, и я под его взглядом буквально превращаюсь в желе. – Я хочу посетить как можно больше стран до окончания школы. А в Германии я никогда не бывал.
– Ты путешествуешь один? – удивляюсь я.
Я впечатлена. Может, даже испытываю благоговение.
– Да, – кивает Джош. – Мой поезд уходит завтра утром.
На другой стороне улицы появляется Курт. Он смотрит на телефон, скорее всего, чтобы написать мне сообщение, потому что я опаздываю на целую минуту. Я окликаю друга. Курт снимает капюшон и, откинув волосы с глаз, с удивлением смотрит на нас с Джошуа.
Я в смущении вожу ногой по тротуару:
– Ну… вот и моя остановка.
– Может, я как-нибудь составлю вам компанию? – Джош тоже неловко переступает с ноги на ногу.
О боже мой!
– Я такая идиотка! – восклицаю я.
– Извини, – хохочет он. – Мне так жаль! Поужинаешь с нами? – Он все еще смеется: – Я дразнил тебя.
– Но я серьезно. – Я сжимаю компас. – Поешь с нами?
– Все нормально. Мне правда нужно забрать кисть. Кроме того, – Джош бросает взгляд на Курта, – не хочу мешать вам.
– Ты не мешаешь.
Но Джош уже отступает в сторону боковой улочки, так и не отводя от меня взгляда.
– Увидимся через несколько дней! – кричит он. – Наслаждайся сырой рыбой.
– А ты наслаждайся шницелем! – кричу я в ответ и весело улыбаюсь.
Я смеюсь над нашими неловкими, никому, кроме нас, не смешными шутками, когда за плечом вырастает Курт. Он хмурится:
– Почему он был здесь? Как это случилось?
Джош наконец-то отворачивается. Я наслаждаюсь, рассматривая его фигуру в неясном свете фонарей. Он становится все меньше и меньше. Он доходит до поворота и оглядывается. Машет. Я машу в ответ, и Джошуа наконец исчезает.
– Не знаю, – озадаченно отвечаю я. – Я читала в комнате. А потом в ней появился он.
В воскресенье, ближе к полуночи, я лежала на кровати в обнимку с книгой Жоанна Сфара, как вдруг в мою дверь дважды постучали. Звук был настолько тихим, что вначале я решила, что мне просто показалось. И тут же я вспомнила о Джошуа. Но это не мог быть он. Кто же тогда, Курт? Нет, он бы сначала написал. Может, это соседка? А может, это розыгрыш: такое уже не раз случалось.
Я жду, пока пришедший что-нибудь скажет. Но за дверью тишина.
Продолжая прислушиваться, я возвращаюсь к чтению и снова слышу слабый стук. Я сжимаю в руке книгу в твердой обложке, которую вполне можно использовать как оружие, встаю с кровати и на цыпочках подхожу к двери.
– Да? – шепчу я.
– Это я, – доносится с другой стороны. – Джош.
Он добавляет свое имя, потому что еще не понял – его голос я узнаю при любых обстоятельствах. Сейчас все происходит как в моих фантазиях: полночь, мы вдвоем в моей комнате. Мое сердце пускается вскачь. Я встряхиваю примятые подушкой волосы и делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться, но успокоиться не получается. Тогда я тихонько поворачиваю ручку, но мои руки трясутся так сильно, что мне не сразу удается открыть дверь.
– Привет, – шепчет он.
Оказывается, он все это время так близко стоял к двери, словно прислушивался к тому, что происходило в моей комнате.
– Привет, – отвечаю я.
Джош прислоняется к дверному косяку, отчего наши глаза теперь находятся почти на одном уровне. Мы молча рассматриваем друг друга. Вблизи он выглядит другим. Настоящим. А мне кажется, совершенным. Я бросаю взгляд в коридор. Там темно и пусто. Эта фантазия определенно мне знакома… пока он не поднимает пивную кружку.
Я хмурюсь, и лишь секунду спустя до меня доходит.
– Ты съездил! Ты действительно съездил, – восторженно шепчу я.
Джош салютует мне кружкой:
– Съездил.
– Ну и как? – Я улыбаюсь.
– Многолюдно. Громко. – Джошуа выглядит уставшим. – Как ярмарка, где полным-полно орущих детей и их пьяных родителей, пытающихся сбежать от собственных отпрысков. Майк и Дэйв точно вписались бы в эту картину.
– Фу. Настолько все плохо, да? – вздыхаю я.
– Можно с уверенностью сказать, что на следующие выходные я выберу новый пункт назначения, – усмехается Джош.
– Зато напротив Германии можно поставить галочку, – тихо смеюсь я.
Уголок рта Джошуа приподнимается в улыбке. Он протягивает кружку, и я засовываю книгу под мышку, чтобы взять ее. Кружка глиняная, тяжелая, с массивной крышкой и вырезанным на ней замысловатым узором.
– Она невероятно уродливая. – Я снова тихо смеюсь.
– Они все такие. А те, что в пивных палатках, еще хуже – простые стекляшки с криво приклеенным логотипом Октоберфеста. На этой хоть изображен бой на мечах. Видишь крошечных рыцарей перед баварским замком? Это самая интересная кружка, которую я смог найти.
И в этот момент я понимаю, что это – подарок! Джош выбрал ее для меня. И кружка внезапно становится самой красивой на свете. Я прижимаю ее к груди:
– Спасибо.
– Как тебе? – Он кивает на мою книгу.
– Нормально. Можешь взять ее, если хочешь.
Джош смотрит на свои кроссовки, затем поднимает голову, потом снова смотрит вниз.
– Ты знаешь, что нравишься мне. Верно? – решительно спрашивает он.
Мое сердце колотится так сильно, что он, вероятно, может это почувствовать. И на этот раз слова с легкостью срываются с моих губ:
– Останься здесь на следующие выходные. Сходи со мной на свидание, – шепчу я.
Глава 8
Джош не появляется в школе на следующий день. Ему разрешено прогулять еще три дня в честь праздника, который он не отмечает. Мне жаль, что у меня нет подходящего повода, но при мысли о пропуске урока или простом опоздании я тут же покрываюсь мурашками. Правда, у Джошуа были дела поважнее – его творчество. Поэтому я несказанно удивилась, когда, придя во вторник на первый урок, увидела его, развалившегося на стуле за партой. А ведь до звонка было еще целых пять минут.
Охватившее меня волнение уничтожило остатки утренней сонливости.
– Что ты здесь делаешь? – удивляюсь я.
Я что есть силы прижимаю блокнот к груди, меня переполняет счастье.
– П-привет. – Он выпрямляется. – Да… Смешная история.
Я вопросительно поднимаю бровь.
– Судя по всему, директора школы заинтересовало мое продолжительное отсутствие. И, судя по всему, она позвонила моим родителям. А те, судя по всему, подтвердили, что мы не празднуем Суккот.
– Судя по всему, тебя ожидает серьезное наказание? – Мои плечи опускаются.
Джош лишь кивает, подтверждая мои слова.
– Отстой. Мне так жаль. – Мне бы хотелось помочь Джо-шу, но не знаю как.
– Вообще-то, – Джош хлопает ладонью по парте и говорит тише, чуть подавшись вперед, – ситуация не настолько плоха.
– Да? – Я недоверчиво морщу нос.
Он смотрит на меня, а затем выразительно поднимает брови.
– Ох! – Я опускаю взгляд, стараясь скрыть свою радость. – Мм… И насколько тебя наказали?
– Всего на три недели, но… – Джош откидывается на спинку стула.
Я резко вскидываю голову.
– Я должен появляться в школе по субботам. – Он снова передергивает плечами. – Ерунда, буду тратить это время на рисование. Но это мое последнее предупреждение. Я теперь на испытательном сроке.
Мое сердце останавливается на несколько секунд.
– Последнее предупреждение? Перед исключением? – восклицаю я.
– Я не шучу. Но это все ерунда. – Скорее всего, на моем лице отражается паника, потому что Джошуа придвигается к краю стула. – Тебя успокоит, если я скажу, что это не первое такое предупреждение?
Я жду, пока он продолжит. Понятия не имею, почему его это не беспокоит.
– В прошлом году, – объясняет он, – я получил последнее предупреждение зимой, а потом весной. Так что это уже третье.
– Ну… будь осторожнее, – говорю я и как же банально это звучит. – В смысле, листва еще не опала, и тебе не захочется пропустить осень в Европе. Хотя в Нью-Йорке она красивее…
– Я буду осторожен, – неторопливо соглашается Джошуа и улыбается.
Я накручиваю локон на палец.
В нашу сторону склоняется Эмили Миддлстоун, сидящая через две парты от нас. На ее голове красуются дизайнерские очки, которые, как я уверена, подделка.
– Знаешь, будет очень глупо, если тебя попрут во время последнего учебного года.
– Да, Эмили. Это будет глупо. – Выражение лица Джошуа становится отрешенным.
Профессор Коул врывается в класс и резко останавливается.
– Я опоздала? – спрашивает она Джошуа.
– Нет. – Он качает головой.
– Значит, можно порадоваться, что вы наконец научились определять время. – Она лукаво улыбается.
Затем профессор проходит к кафедре, а я занимаю свое место.
Прямо напротив Джошуа.
Всю неделю мы, не таясь, бросаем друг на друга взгляды, хотя между нами все еще царит неловкость, и мы пока еще не готовы надолго остаться наедине. Наши отношения должны окрепнуть. В воздухе витает ощущение грядущих перемен. Ночью я часами не могла заснуть и тогда рассматривала пивную кружку, которую поставила на мини-холодильник возле кровати.
Джош больше не приходит ко мне в комнату. Он не появляется в столовой и из-за наказания пропадает в школе до ужина, после которого ученики противоположного пола уже не могут оставаться в одной комнате. Ему теперь категорически нельзя нарушать правила, и он, очевидно, больше не рискует. Поэтому я живу в привычном для себя графике: хожу на занятия, делаю домашние задания и стараюсь игнорировать лишние мысли, а также прожигающие взгляды Курта.