– Не шевелитесь! – упрекнула ее Гермиона. – Вы француженка, не так ли? Вас выдает легкий акцент.
– Верно! Я выросла в Париже. У моих родителей там было шоколадное производство.
– А, такая же специализация, как и у вашего мужа, – констатировала Гермиона.
– Да, хотя наше производство было и не такое масштабное, как фирма Ротмана на сегодняшний день, – пояснила Хелена. – И у нас постоянно были финансовые трудности. Мой муж выкупил у нашей семьи особый рецепт приготовления шоколада, избавил ее от проблем, еще и дочь семьи получил в придачу.
– Вы так говорите, будто вы не очень этому рады, моя дорогая, – сочувственно заметила Гермиона.
– Так и есть, – вздохнула Хелена. – Такова судьба у нас, женщин. Мы должны быть благодарны, если у нас есть роскошный дом и здоровые дети.
– Мы не должны, – задумчиво добавила Гермиона. – Не в нашем случае.
Она откинула голову назад и продолжила с довольно своенравной ноткой в голосе:
– Я развелась.
Хелена посмотрела ей в глаза.
– Это так смело! Какой непростой шаг!
– Это несложно, если действительно любишь. А в тот момент я и правда любила. И отнюдь не моего бывшего мужа. – Неожиданно в голосе Гермионы послышалась глубокая печаль. Она вздохнула. – Такова жизнь. С самых вершин – в самые глубокие пропасти. Как же я была рада, когда эта немыслимая трагедия под названием «замужество» закончилась. Этот мужчина хотел сделать меня одной из тех постоянно недовольных жен, которые самоотверженно посвящают свою жизнь детям, а особенно мужьям. Он ничего не хотел знать о моем искусстве, я была рисовальной бабенкой – так он меня назвал. Применяя довольно грубые методы, он пытался сделать из меня приличную даму, которую ему так хотелось иметь в качестве жены. Какой же он мелкодушный.
– Где вы набрались смелости уйти от него?
Гермиона улыбнулась.
– Когда вас манят свобода, страсть и приключения, у вас появляются смелость и сила. И, конечно же, меня ждал настоящий мужчина. К сожалению, нам было уготовано всего несколько лет.
– Он умер?
– Да.
– Мне очень жаль.
– Печаль – это огромное озеро. – Гермиона продолжила работать над картиной. – Но мне совсем не хочется в нем утопать. Так что я посвятила себя своим детям, письму и рисованию.
– Искусство способно полностью заменить мужчину, – рассудительно подытожила Хелена.
– Не совсем, – возразила Гермиона и посмотрела на Хелену. – Любовь и страсть присущи жизни. Они заставляют нас двигаться вперед. Даже если эти чувства рассматриваются как имеющееся имущество или если они увязают в тюрьме, именуемой моралью и честью. Вряд ли существует более сильный творческий импульс, чем отчаянная преданность чему-либо, глубокое расположение или печаль, когда наше страстное желание не реализуется.
– Тогда я еще никогда не любила, – задумчиво констатировала Хелена. – В неполные семнадцать лет я должна была выйти замуж за мужчину значительно старше себя. Он разложил передо мной пустыню между темной мебелью и мраморными стенами. Со временем он стал мне отвратителен.
– И за все это время вы не встретили никого, кто тронул бы ваше сердце? Или хотя бы пробудил ваши чувства? – недоверчиво спросила Гермиона. – То, что вы равнодушны к своему мужу, не удивительно. Слишком много браков заключается из неверных побуждений. Но есть же и другие знакомства, – многозначительно добавила она.
– К тому времени, когда я переехала в Германию – вынуждена была переехать, – был один мужчина в Париже, который был мне симпатичен. Но это было давно, и тогда я не хотела предаваться мечтаниям, делавшим меня только несчастнее. Я больше о нем не думала. Во всяком случае, старалась думать как можно меньше. – Хелена грустно улыбнулась.
– Вот видите, госпожа Ротман. Вы стали счастливы от того, что поставили под запрет свои желания?
Хелена немного погрузилась в себя. Гермиона заметила ее реакцию, опустила альбом для зарисовок и с пониманием посмотрела на нее.
– Я думаю, что на сегодня достаточно искусства. Давайте прогуляемся?
– О, дамы, приветствую вас! – Георг Бахмайер сидел на скамейке перед водолечебницей и нежился на послеобеденном солнце. Он встал, чтобы поздороваться с Хеленой и Гермионой, которые возвращались со своей прогулки по небольшому лесу.
– Добрый день, господин Бахмайер. Куда ваш путь привел вас сегодня?
– О, далеко. Через лес. Как и рекомендовал доктор. – Он лукаво указал на туристическую обувь. – Вы видите следы?
Хелена посмотрела на прочные ботинки, к которым прилипла землистая еловая хвоя. Бахмайер с улыбкой следил за ее взглядом.
– Сегодня рано поутру я ходил в воде. Это было очень холодно. И как будто этого было недостаточно, я принял душ под водопадом. Вам нужно это попробовать, мадам, за всю свою жизнь я не был так бодр.
– Охотно верю вам, господин Бахмайер. Доктор Гартунген и мне делал такие назначения. Небольшая простуда все же удерживает меня.
– Сегодня вечером в кафе будут танцы, господин Бахмайер, – вмешалась в разговор Гермиона. – Вы же не откажетесь сопровождать нас? – Она кокетливо подмигнула ему, и Хелена подивилась тому, как беспечно почти пятидесятилетняя хорошо выглядящая художница флиртует с Георгом Бахмайером.
– Разумеется, дамы!
Георгу Бахмайеру определенно понравилась эта роль, и он широко улыбнулся. Его взгляд был все же направлен на Хелену, и ей показалось, что она уловила в нем подспудный вопрос. Однако прежде чем она почувствовала себя неловко, Бахмайер поднялся.
– Тогда я должен принять представительный вид. К счастью, Генрих Манн уже уехал, иначе у меня была бы жесткая конкуренция. До вечера! – Он поклонился.
– Ну что, моя дорогая. Этот мужчина загорелся симпатией к вам, – весело сказала Гермиона, когда Бахмайер ушел в дом, где он снимал комнату. – Наслаждайтесь его восхищением.
Хелена возмущенно посмотрела на нее.
– Наслаждаться?
Гермиона присела на освободившуюся скамейку и пригласила Хелену присесть рядом с ней.
– Ах, госпожа Ротман, вам нужно научиться наслаждаться жизнью. Наслаждаться своей женственностью. Нам, женщинам, не следует стесняться своей природы. Совсем наоборот! – Она поправила свою юбку. – Поверьте мне, я уже несколько десятилетий плыву против течения. Хотя это тяжело и требует много сил. Но я не могу иначе.
– И вам это приносит счастье? Все время плыть против течения?
Гермиона вздохнула.
– Это приносит мне свободу. Счастье – не всегда, – задумчиво добавила она. – И я более довольна такой жизнью, чем той, которая для нас, женщин, предписана.
– Вы всегда были такой… – Хелена старалась подобрать правильную формулировку, – необычной?
Гермиона посмотрела на свои руки и убрала с них прилипшую краску.
– Что-то всегда двигало меня вперед. Обычной, если вы так задаете вопрос, я никогда не была. Мое искусство становилось причиной скандалов и сделало меня аутсайдером. Одновременно с этим оно открыло для меня множество возможностей. Я сломала запреты. Я шокировала и ранила людей. – Она улыбнулась. – Но я проживаю свою жизнь страстно. Я ощущаю величественную радость и глубочайшую печаль. Я не создана, по всей вероятности, для обыденности.
– Иногда я спрашиваю себя… – Хелена погрузилась в раздумья и поправила выбившуюся прядь темных волос. – Для чего я создана? Моя жизнь принесла мне несчастья и болезнь.
Она откинула голову назад и указала на нежные облака на небе, которые легкий бриз нес на восток.
– Я ощущаю себя сейчас, как эти облака. Легкой и беззаботной. Но одна только мысль о том, что мне придется возвращаться в Штутгарт, не дает мне дышать.
– Значит, не возвращайтесь туда больше.
Хелена повернула голову.
– Как же я могу не возвращаться туда? Мой муж меня заставит.
– Это ваше решение, госпожа Ротман. Мы все обладаем свободной волей. Разумеется, это будет нелегкий путь. Но если вы его выберете, это будет ваш путь. Подумайте об этом.
– А мои дети… – возразила Хелена.
– Замечательно справятся без вас. Ваша дочь уже молодая женщина. Наверняка она будет в восторге от такого решения.
– Мои сыновья еще маленькие, – убедительно произнесла Хелена.
– Сколько им лет?
– Восемь. Они близнецы.
– Они тоже уже не привязаны к маминой юбке. Им нужно становиться молодыми мужчинами. Примером для них будет отец. Или какой-нибудь пострел по соседству, – в шутку сказала Гермиона. – Госпожа Ротман, в конце концов, никто не сможет принять решение за вас. Однако хорошо подумайте о своих возможностях.
– Мой муж оплачивает мое пребывание здесь, – просила учесть Хелена.
– Ну и что? То, что вы не сможете остаться в санатории, это понятно, – сказала Гермиона. – Но вам ведь будет достаточно маленькой светлой комнаты. Сохраните немного денег вашего мужа, чтобы перезимовать, и используйте время, чтобы рисовать. У вас действительно талант, и когда летом из Германии и Австрии приедет много людей, продавайте свои картины.
– Полученной от продажи суммы мне никогда не хватит!
– Если вы будете скромничать, тогда точно не хватит. А если вы еще дополнительно захотите заработать, то сможете проводить экскурсии. Показывайте людям достопримечательности этой местности!
Хелена рассеянно кивнула.
Гермиона натолкнула ее на мысли, которые казались ей чудовищными. Это было опасно. И в то же время в этом был роковой соблазн. Может, это и было начало для нее? А может, это была ее погибель? А если она, нищая и больная, вернется в Штутгарт? А если скандал разрушит предприятие Ротмана, а заодно и будущее ее детей?
Гермиона аккуратно взяла ее под руку.
– Вы почувствуете, какое решение будет для вас правильным. А пока наслаждайтесь сентябрьскими днями, госпожа Ротман. А решение придет само.
Глава 13
В наилучшем расположении духа три молодые девушки шли по Видерхольдштрассе на востоке Штутгарта. Теплый и солнечный день был словно предназначен для прогулки.
Юдит шла под руку со своими подругами Доротеа фон Браун и Шарлоттой Веннингер.
– Что мы посмотрим вначале? – спросила Юдит, пребывая в хорошем настроении.
– Обезьян! – ответила Шарлотта. – Они не очень далеко от входа.
А Доротеа добавила:
– Можно и самого Нила посмотреть, он как раз с ними живет!
Юдит и Шарлотта засмеялись. Адольф Нил, владелец зоопарка, жил над теплицей, в которой размещались человекообразные обезьяны.
Подруги продолжали смеяться у касс зоопарка, каждая из них заплатила пятьдесят пфеннигов за входной билет.
Примерно час назад Тео привез Юдит к вилле семьи Веннингер, где она по официальному соглашению собиралась провести вторую половину дня. Ее отец придерживался мнения, что она с подругами будет сидеть там в тенистом саду и благовоспитанно вести беседу, прерываясь время от времени на ту или иную игру с мячом.
Посещение зоопарка он считал досугом для обычных людей, для детей, однако это было недопустимо для трех молодых девушек из приличных семей.
Отец Шарлотты был уважаемым в городе архитектором, Доротеа – дочь банкира фон Брауна. Родители Шарлотты не были такими строгими и не увидели ничего плохого в планах девушек. Семья банкира фон Брауна, напротив же, разделяла мнение отца Юдит, и Доротеа вынуждена была также прибегать к множеству уловок, чтобы скрыть посещение зоопарка.
И вот они были на месте и стояли у палатки, в которой можно было купить лакомство для животных. Там были лесные орешки, белый хлеб, инжир, фрукты. Все угощения лежали на прилавке в бумажных пакетах, и ими можно было кормить животных.
Юдит с подругами заплатили по несколько пфеннигов и набрали достаточно, ведь лакомства приходились по вкусу не только животным.
Направляясь к вольеру с обезьянами, по дороге они проходили мимо коз, белочек и мимо тюленя. Возле медведей они на некоторое время остановились.
– Добрая Маша, – объяснила Шарлотта. – Она настоящая бурая медведица. И произвела на свет пятьдесят маленьких медвежат. При этом была даже помесь с белым медведем.
– Пятьдесят? – выкрикнула Юдит. – Этого не может быть!
– Может! Это так и есть, – заверила Шарлотта.
– Слава Богу, я не бурая медведица, – пробормотала Юдит.
Доротеа засмеялась.
– Да, тебе и правда повезло! Пятьдесят малышей – это не для тебя.
Смеясь, они пошли дальше.
– К счастью, сегодня не одно из «дешевых воскресений», – заметила Шарлотта, когда они наконец подошли к клетке с обезьянами. – Иначе здесь было бы полно народу. Тогда приезжают не только жители Штутгарта, а просто все, что может ходить, отовсюду.
– В такие воскресенья вход же стоит двадцать пфеннигов, – заметила Юдит, скармливая капуцинам очередное угощение. Маленький непоседа схватил вкусный трофей и потащил в укромный уголок, чтобы полакомиться в одиночестве. До этого она только один раз была в зоопарке, много лет назад, еще ребенком, с мамой. Поэтому она по-особенному наслаждалась этим днем.
– Да, правда. В одно такое воскресенье здесь собралось двадцать тысяч людей! – подтвердила Шарлотта. – Мой корм закончился! – крикнула она, когда одна когтистая мармозетка выхватила у нее из рук через решетку предложенный ей финик.
Доротеа немного обошла вольер с обезьянами и приблизилась к гамадрилу. Большой самец сразу же подошел к решетке.
– Павианы мне не так нравятся, – сказала Доротеа. – Маленькие обезьянки намного милее. Но им всем нужно что-то есть.
Некоторое время они наблюдали за тем, как играли обезьяны, как они лазали без помощи ног, как ссорились. Затем они пошли дальше, посмотрели на певчих птиц, на аквариум, на больших хищных кошек, увидели, как кормят страусов, и вернулись к человекоподобным обезьянам.
– Где же Нил? – спросила Шарлотта улыбаясь.
– Да, где же он? У меня как раз осталось немного корма, – добавила Доротеа, и они втроем засмеялись.
Когда девушки вошли в помещение, то увидели только большого орангутанга, дремавшего в углу. За несколько минут он даже не зашевелился, и Доротеа повела подруг дальше.
– Ох, здесь скучно. Давайте лучше посмотрим на слонов.
Напротив теплицы находилось построенное в восточном стиле здание для слонов. Когда подруги подошли поближе, большое серое животное от любопытства зашевелилось у забора вольера.
Юдит протянула ему яблоко.
– Это, кстати, самка, – сказала Доротеа, наблюдая, как слониха осторожно хоботом берет яблоко и изящным движением несет его в рот.
– Да, ее зовут Целла, – рассказала Шарлотта, которая жила недалеко от зоопарка и регулярно сюда ходила. – Еще пару лет назад здесь был Петер, слон-самец. Когда он постарел, то стал довольно диким и однажды ночью поранился о железные прутья вольера. Все было настолько серьезно, что Нил вынужден был его застрелить.
– О, – воскликнула Юдит с сочувствием, – как это печально!
Шарлотта кивнула и повела подруг дальше – к антилопам и маленьким хищникам. Наконец они остановились у большой прямоугольной площадки.
– Это народная лужайка, – сказала Шарлотта. – Здесь проходят скачки пони и устраивается человеческий зоопарк.
Они немного прошлись по большому газону.
– Что такое человеческий зоопарк? – спросила Юдит, которая, хотя и слышала, что эту лужайку использовали для человеческого зоопарка, но никогда такого не видела.
– Можно посмотреть на разные народы, – объяснила Шарлотта. – Например, на народ Лапландии. Или Огненной Земли, их я видела. Это действительно впечатляет. Они обустраивают все так, как у себя дома. Они танцуют, поют и показывают, как они живут.
– Действительно? И их не смущает, что все на них смотрят? – поинтересовалась Доротеа.
– Наверное, нет, – ответила Шарлотта и понизила голос. – Некоторые народы даже ходят ночью голые, когда здесь уже никого нет. Но днем им это не разрешается, иначе будет скандал.
Юдит прикрыла рот рукой, а Доротеа сделала большие глаза от удивления.