– Не могли бы вы вспомнить, еще кто-нибудь из отеля спускался в деревню?
– Не думаю, капитан…
– Хорошо, Марио, можете идти. И пожалуйста, – добавил он, – не распространяйтесь у «Шмидта» о том, какие вопросы вам задавали.
Марио был шокирован.
– Ну конечно же, не буду, капитан.
– Да, кстати, вы ни о чем не хотите спросить Марио? – Спохватившись, Спецци обернулся к английскому коллеге.
На самом деле было очень много того, что Генри хотел бы еще узнать у Марио, но, решив задать свои вопросы в менее официальной обстановке, он просто покачал головой. Марио, хромая, поспешно вышел из комнаты, и его место занял посыльный Беппи – жизнерадостный здоровяк.
Беппи подтвердил, что синьор Россати велел ему утром отнести багаж герра Хозера к подъемнику, и сообщил, что выполнил поручение около половины одиннадцатого.
– Из чего состоял багаж? – поинтересовался Генри.
– Мы осматривали вещи, – вмешался Спецци. – Два чемодана из тисненой кожи, маленький саквояж с вещами первой необходимости и портфель.
– Точно, – подтвердил Беппи, сияя. – У герра Хозера всегда один и тот же багаж. Я хорошо это знаю.
– Когда вы забирали вещи, герр Хозер был в комнате?
– Si, Capitano. Он стоял у окна, заложив руки в карманы, и смотрел наружу – вот так. У него было очень хорошее настроение.
– Откуда вы знаете?
– Он насвистывал, – объяснил Беппи. – Я пожелал ему удачного путешествия и сказал: надеюсь, мол, вы приятно провели тут время, а он мне ответил: «Не только приятно, Беппи, но и с пользой». Я ему сказал, что такого здорового климата, как у нас, больше нигде нет, а он ответил: «Да, точно. Он принес мне большую пользу».
– Это все, что он сказал?
– Еще он говорил, что хочет успеть на семичасовой поезд до Монтелунги и чтобы Карло отнес его багаж в «Олимпию». Больше ничего.
– А потом вы отнесли вещи к подъемнику?
– Да. Бедняга Марио был очень занят – он мне совсем не обрадовался, должен вам доложить. Но я сказал ему, что это не срочно.
– Вы еще видели герра Хозера в тот день?
– Видел днем. Около половины пятого, наверное. Я понес в бар стул, который чинил, и он был там с синьорой Бакфаст.
– Вы слышали, о чем они говорили?
Беппи как будто даже обиделся.
– Я не подслушиваю личные разговоры гостей, – сообщил он, потом широко улыбнулся и добавил: – В любом случае они говорили по-английски, так что я не понял бы ни слова. А позже я видел герра Хозера, когда тот выходил из отеля.
– В какое время?
– Сразу после шести, капитан. Точно не помню. Я как раз проходил через холл, он попрощался со мной и вышел.
За Беппи последовал Карло, который представил правдивую, чтобы не сказать вдохновенную картину того, что произошло у подножия подъемника. Он также подтвердил сведения Марио о времени, когда разные постояльцы «Белла Висты» пользовались подъемником, но не смог точно назвать время, когда Хозер днем поднимался в отель.
После ухода Карло капитан Спецци вызвал Герду. Генри снова отметил внушающий странное беспокойство настороженно-бесстрастный вид фройлейн. Она была одета во все черное – черные брюки-форлагеры и черный свитер с высоким стоячим воротом, лицо, как обычно, отличалось бледностью. Грациозно усевшись на стул, девушка замерла в ожидании вопросов капитана. Все ее движения, казалось, были сведены к минимуму – она словно бы намеренно экономила энергию, что, по предположению Генри, свидетельствовало о глубоком резерве силы. Спецци смотрел на нее с нескрываемым восхищением. Извинившись за то, что пришлось побеспокоить ее, он не без робости начал задавать вопросы по-немецки.
– Не будете ли вы любезны назвать нам свое полное имя, фройляйн?
– Герда Августа Браун.
– Вы работаете у барона и баронессы фон Вюртбург?
– Да.
– В каком качестве?
Герда чуть-чуть приподняла бровь. Этим едва заметным мимическим движением она безошибочно дала понять, что задавать вопросы, ответы на которые известны всем, – пустая трата времени. Спецци, открывавший новую страницу своего досье, этого не заметил.
– Я присматриваю за детьми, – ответила она.
– Есть ли у вас другие обязанности?
– Как бы это было возможно? У меня их и так достаточно.
Спецци взглянул на нее и немного покраснел, но на спокойном лице девушки не было ни малейшего признака надменности. Он продолжил:
– Пожалуйста, расскажите нам точно, что вы делали вчера.
После короткой паузы Герда поинтересовалась:
– В Италии принято вести допрос в присутствии публики?
И обратила на Генри спокойно-пристальный взгляд.
Спецци к этому времени уже весьма разволновался.
– Я веду расследование так, как считаю нужным, – сказал он и бросил на стол карандаш, остро заточенный грифель которого сломался с тихим треском. – Это не ваше дело, но я поясню: герр Тиббет имеет отношение к британской полиции…
– А-а! – Герда снова посмотрела на Генри, на этот раз с выражением, которое можно было истолковать как удовлетворение. – В таком случае я очень рада его присутствию.
От Спецци не укрылся тончайший оттенок язвительности. Он вспыхнул, но ничего не сказал, хотя вид у него был весьма удрученный.
– Вчера я встала, как обычно, в семь часов утра, – начала Герда, – и одела детей. Мы позавтракали в половине девятого и к половине десятого были готовы встать на лыжи. Сначала мы с детьми съехали в деревню по маршруту номер три, потом поднялись по канатной дороге на Альпийскую розу. Мы проделали три спуска: один утром и два днем. Ленч у нас был с собой, и мы съели его на террасе гостиницы «Роза» на вершине горы. Там в солнечном свете было очень красиво, – неожиданно добавила девушка.
– А потом?
– В пять часов мы закончили последний спуск и, как договаривались, встретились с баронессой в спортивном магазине – она хотела купить детям новые свитера. Совершив покупки, мы отправились в кафе «Олимпия», где присоединились к синьору ди Санти и группе англичан.
Спецци слушал этот пунктуальный доклад, произносимый тихим голосом, со смешанным выражением восхищения и раздражения. Когда Герда сделала паузу, он спросил:
– Видели ли вы в тот день герра Хозера?
– Во время завтрака. Я слышала, как он призвал синьора Россати и попросил его подготовить счет, поскольку уезжал последним поездом.
– И больше вы его не видели?
– До вечера – нет.
Спецци наклонился вперед.
– Что вы хотите этим сказать?
Герда снова едва заметно приподняла бровь.
– Разумеется, то, что я видела его, когда ехала на подъемнике вверх. Он спускался. Полагаю, к тому времени он уже был мертв.
Она говорила без малейшего намека на какие бы то ни было эмоции.
– Расскажите об этом подробнее.
– А что тут рассказывать? Я ехала последней. Первыми поднимались англичане, за ними синьор ди Санти, потом баронесса, Лотти и Ганси. Я была примерно на середине пути, когда увидела спускающегося Хозера.
– Вы без труда узнали его?
– Конечно. Уже стемнело, и шел снег, но от лампы на пилоне света было достаточно, к тому же на нем были эти ботинки из леопардового меха.
– Вы только что сказали, что, по вашему мнению, к тому времени он был уже мертв. А в тот момент что-то подобное не пришло вам в голову?
– Что он мертв? Нет. Он ссутулился, защищаясь от снега, прижал подбородок к груди и надвинул шляпу на глаза. Я заметила, что он покачнулся в кресле, когда оно дернулось, проезжая мимо пилона, и подумала, что герр Хозер, наверное, заснул. – Герда помолчала, а потом по собственной инициативе добавила: – На миг во мне встрепенулась надежда, что он выпадет из кресла и сломает себе шею. Но страхующая перекладина, конечно, это предотвратила.
Если бы Герда достала из кармана ручную гранату и положила ее на стол, это не произвело бы большего впечатления, чем ее слова. Девушка бесстрастно наблюдала, как Спецци вскочил, помянул черта, попросил ее повторить то, что она сказала, – Герда повторила, – и наконец рухнул обратно на стул, промокая пот, выступивший на лбу.
– Вы осознаете, какой опасности подвергаете себя, говоря такие слова, фройляйн? – воскликнул он почти с болью. – Почему вы это сказали? Зачем?
Герда бросила на него быстрый испепеляющий взгляд и обратилась к Генри:
– Вы бы все равно узнали, – сказала она. – Так лучше уж я сама скажу. Я ненавидела Фрица Хозера. Он убил моих родителей.
Это признание снова повергло Спецци в состояние лихорадочного возбуждения.
– Спокойствие! – выкрикнул он.
Герда не обратила на него ни малейшего внимания.
– Фамилия моего отца Браун, – объяснила она Генри, – но у моей матери была другая фамилия – Розенберг. Она была еврейкой. Вы могли слышать имя моего отца – Готфрид Браун.
– Актер, – сказал Генри.
– Да.
– Он был бесподобен. Я видел все его фильмы. Он работал с Дженнингсом и Рейнхардом…
– Да.
– И он, кажется… – Генри смущенно запнулся.
– Он покончил с собой, – ровным голосом подтвердила Герда, – после того как гестапо арестовало мою мать. Мама умерла в Равенсбрюке.
– А какое отношение к этому имеет Хозер? – Спецци отчаянно пытался вернуть себе бразды правления. Герда холодно взглянула на итальянца.
– Не думаю, чтобы вы что-нибудь знали о моем отце, – сказала она. – Он был великим актером и хорошим человеком, но слабым. Он ненавидел нацистский режим, но не имел храбрости открыто противостоять ему. У него случился нервный срыв, и он пошел на консультацию к Хозеру, который в то время практиковал в Берлине. Думаю, именно тогда он впервые начал принимать наркотики.
Повисла неловкая пауза.
– Жизнь в Берлине между войнами была… трудной, – продолжала Герда. – Во всяком случае, так мне рассказывали. Я была тогда маленькой, и моя мать делала все, чтобы я ничего не узнала о… – Она помолчала. – Мне жизнь казалась прекрасной.
Генри живо представил себе эту картину: маленькая темноволосая девочка, защищенная материнской любовью, укрытая от жестокости и морального разложения окружающего мира за хрупкими стенами прелестной детской комнаты, – и то, что должно было случиться, когда эти стены рухнули.
– Я, конечно, знала Хозера, он был нашим семейным доктором. Маме он никогда не нравился, а отец не желал и слышать ни о каком другом враче. Теперь и я подозреваю то, что моя мать подозревала тогда, – Хозер снабжал моего отца кокаином.
– Продолжайте, – тихо сказал Генри.
– Когда ситуация стала совсем плохой для… евреев и положение моего отца больше не могло служить охранной грамотой, мы с мамой уехали к моим тете и дяде, которые жили в деревне. Теперь я понимаю, что мы прятались там, но тогда я этого не знала. Мне то время представлялось каникулами, которые длились и длились. Отец навещал нас время от времени. Мне было всего семь лет, но даже я видела, как плохо он стал выглядеть… и в каком отчаянии пребывал. Однажды, гуляя в саду, я услышала, что отец плачет. Мой отец… плакал. – Единственной эмоцией, окрасившей в этот момент голос Герды, было удивление, вызванное воспоминанием. – Я прислушалась и разобрала, как он сказал: «Они не дадут мне работать… все слишком запуганы». А мама ответила: «Это из-за меня». А потом спросила: «Почему мы не можем уехать, все втроем? Это рискованно, но в данном случае риск оправдан. Мы могли бы поехать в Америку – тебя там хорошо знают…»
Разговор продолжался еще долго…
Герда бросила взгляд на Спецци.
– Однажды, вскоре после этого, отец приехал очень взволнованный, с горящими глазами. Он велел маме быстро собираться, потому что мы уезжаем в Америку. «Но как?» – спросила мама, и отец ответил: «Хозер все устроил». Тогда мама сказала: «Ох, ты глупец! Что ты натворил?!» Но отец ее не слушал. «Это, конечно, дорого, – говорил он, – но оно того стоит. Я продал все – дом, машину… Его друзья заедут за нами сюда сегодня ночью…»
Герда помолчала.
– Помню, мама начала плакать. Я подбежала к ней, и она меня поцеловала. Именно в этот момент мы услышали, как подъехала машина и раздался стук в дверь. Конечно, это было гестапо. Они арестовали маму и забрали бы меня тоже, но моя тетя сказала им, что я – ее дочь. Не знаю уж почему, но ей поверили. Порой они бывали на удивление глупы. Потом гестаповцы похвалили моего отца за лояльность отечеству – за то, что он сообщил о местонахождении моей мамы «в соответствующие органы». В ту ночь тетя с дядей увезли меня на машине. Отец ехать с нами отказался. Он выждал, пока мы уедем, и выстрелил себе в голову.
Повисла тишина. Потрясенный и растроганный, Спецци громко высморкался.
– А вы? – спросил Генри.
– Мы с тетей и дядей скрывались некоторое время, пока гестаповцы не потеряли к нам интерес. Потом вернулись на ферму, и я жила с ними как их дочь. После войны я выучилась на гувернантку, а три года назад поступила на службу к баронессе.
– Когда вы снова встретились с Хозером?
– Когда первый раз приехала сюда с детьми… три года тому назад. Я сразу его узнала. У меня очень хорошая память, – добавила Герда.
– Он знал, кто вы?
– Нет, уверена, что не знал. Браун – очень распространенная фамилия в Германии.
– Почему после войны вы не довели свою историю до сведения властей? – вклинился Спецци.
Герда едва заметно улыбнулась.
– Историю? – переспросила она. – Разговор, подслушанный семилетней девочкой? Разве это доказательство?
– И вы задумали свой план мести. – Теперь голос капитана звучал спокойно, невозмутимо, как-то обреченно.
– Как я могла отомстить? Я просто ненавидела его, вот и все.
Спецци, судя по всему, собрался с силами, чтобы сделать то, что самому ему было чрезвычайно неприятно. Он наклонился вперед над столом и спросил:
– Когда вы забрали у него пистолет?
В первый раз Герда по-настоящему удивилась.
– Пистолет? Какой пистолет?
– Вы знали, что Хозер носит с собой пистолет?
– Нет, не знала.
– И это все, что вы можете сказать?
– Да, капитан. Я избавила вас от кучи лишней работы, но больше ничем помочь не могу. – Герда встала. – Я его не убивала. Хотела бы, но не убивала.
Спецци бросил на нее отчаянный взгляд и сказал:
– Можете идти, но не пытайтесь покинуть отель.
– Благодарю, капитан. – На короткий миг взгляд Герды задержался на красивом смуглом лице капитана, и Генри показалось, что была в них какая-то тоска; затем девушка развернулась и выскользнула бесшумно и быстро, как тень.
– Ну, – сказал Генри, когда за ней закрылась дверь, – откровенность – лучшее оружие. Она была совершенно права, сказав, что вы рано или поздно это узнали бы. Вопрос в том, на самом ли деле мисс Браун обезоруживающе честна или чрезвычайно умна?
– Она – как ангел смерти, – мрачно проговорил Спецци. – Я думаю… боюсь, что нам незачем ждать сообщений из Рима. Вот вам мотив. Вот вам возможность. Вот вам убийца.
Капитан тяжело вздохнул.
– Я бы на вашем месте не торопился с выводами, – сочувственно произнес Генри. – Возможно, вы ошибаетесь.
Кто-то деликатно, но твердо постучал в дверь.
– Войдите! – резко крикнул Спецци. Он ничуть не растерялся, снова увидев на пороге как всегда невозмутимую Герду.
Спецци встал.
– Вы решили сообщить нам что-то еще? – спросил он.
Герда опустила взгляд и покачала головой.
– Я рассказала вам все, что знаю, капитан, – ответила она. – Я пришла лишь для того, чтобы передать вам сообщение моей хозяйки. Баронесса встала и с удовольствием поговорит с вами. Но предпочитает, чтобы беседа состоялась в ее комнате.
С этими словами Герда повернулась и вышла.
Генри вопросительно приподнял брови.
– Ну что, пойдем наверх или все же попросим леди спуститься сюда?
Спецци с хмурым видом пожал плечами.
– Ее отец – граф Понтемаджоре, а муж – барон фон Вюртбург. Идемте наверх.
Глава 9
Когда они вышли, Герда ждала в холле. Следуя впереди, девушка повела их по лестнице, восхитительно пахнувшей лаком и сосновым деревом, и остановилась у двери на втором этаже. В ответ на ее деликатный стук послышался голос барона. Герда открыла дверь.