Да, каждый из нас скажет: я же не убийца, не вор, по подворотням не граблю. Избитый выверт! Если вы не видите, что в таких словах сплошное виляние, то дальше нет смысла говорить о чём-то с вами. Не к вам слова наши! К другим. К тем, кто задумывается, а не должен ли я, и кто не убегает от себя.
Непонятно пока вам, как отношения связаны с вопросом «куда нас уносит»? А мы говорили, что витиеват ответ наш будет. Не торопитесь и успеете!
Так вот, взять самый обычный быт. Вот где топь унылая – тимение. От «тьмы» слово это происходит. И тут, во тьме, мы зачастую просто не в состоянии свои мыти увидеть. К примеру, вот в ваши руки попали чужие деньги. Каким образом? Вы деловой человек и взялись продать чей-то товар. Продали успешно. Но деньги «чужие» залипли к вашим рукам. Да, можно сказать, что память подвела, дела закрутили, некогда, приоритеты у меня другие и чего-то там ещё. Но на самом деле всё это невежественность. Скажите, разве не жжёт ваши руки чужое? Нет? Это невежественность! Мелочь какая-то, но сколько за ней скрыто! И столько открывается!
Почему дела многими делаются так, что склоки одни да брань? Вроде бы всё просто. Договорились! По рукам? По рукам! На любки? На любки! И лад во всём. Ан нет! Нету лада. И причина тут очень простая – невежественность. Не ведаем мы вежу! А что такое вежа? Не будем обращаться к словарям. Скажем так, как говорил нам Лесник. Вежа – это Знание! Причём Знание с большой буквы, которое лучше назвать веданием. Оно есть ведание Начала! Но оно, Знание это, небезопасно для человека невежественного. Вот мы охотимся за ним, что равнозначно за силой, но не каждый может его выдержать! Убийственно Знание для тех, кто неготовым на него позарился! Долго к этой встрече нужно было готовиться! Но и отдача велика! Окунувшись в вежу, мы знаем всегда, что правильно, а что неправильно! И не по букварю. Мы находим путь там, где, кажется, его невозможно найти. Ведание Начала, или Ма, и называли вежей! От него и произошло слово «вежественный».
Многие, наверное, слышали о китайском дао и о даосах, которые провозвещали познание дао. Что это значит? Дадим слово старой китайской притче.
Цзы-гун возвращался домой из путешествия в Чу вместе со своими учениками и по пути увидел старика, который вскапывал огород и поливал его, лазая в колодец с глиняным кувшином. Старик трудился неутомимо, сил тратил много, а работа у него шла медленно.
Цзы-гуну стало жаль старого человека, и он обратился к нему с такими словами:
– Разве ты не знаешь, что существует механизм для полива? Это такое чудесное устройство, что за один день может полить сотню грядок! Много сил с ним тратить не нужно, а работа продвигается быстро. Не лучше ли тебе приобрести такую машину?
Крестьянин посмотрел на него и спросил:
– А что это за машина?
– Её делают из дерева, задняя часть у неё тяжёлая, а передняя – лёгкая. Вода из неё бьёт, как из родника. Её называют водяным колесом.
Старик нахмурился и сказал с усмешкой:
– Мой учитель так говорил мне: «Тот, кто работает с машиной, сам всё делает как машина. У того, кто всё делает как машина, сердце тоже становится машиной. А когда сердце становится как машина, исчезают целомудрие и чистота. Если же нет целомудрия и чистоты, не будет и твёрдости духа. А тот, кто духом не твёрд, не сбережёт в себе дао».
Устыдившись своих слов, Цзы-гун опустил голову и смолчал. Тогда старик спросил его:
– Ты кто такой?
– Я ученик Конфуция, – ответил Цзы-гун.
– Не из тех ли ты, кто копит знания, чтобы похваляться перед другими? – спросил старик. – Не из тех ли ты, что печально поют в одиночестве, мечтая о славе? Если бы ты забыл про свой дух и освободился от своей телесной оболочки, ты, может быть, и приблизился бы к правде. Но ты ведь сам с собой сладить не можешь, где тебе найти управу на всю Поднебесную! Уходи! Не мешай мне работать.
Устыжённый Цзы-гун в задумчивости пошёл прочь. Лишь пройдя тридцать ли, он пришёл в себя. Тогда ученики спросили его:
– Что это был за человек? Почему ты побледнел после разговора с ним и целый день не можешь опомниться?
– Раньше я думал, что в Поднебесной есть только один человек, а теперь узнал, что в ней есть ещё один, – ответил Цзы-гун. – Учитель наставлял меня: в делах будь благоразумен, к успеху стремись неустанно, малыми силами добивайся многого – таково дао истинно мудрого. А этот человек учит по-другому: кто следует дао, в том жизненные свойства целостны, в ком целостны жизненные свойства, целостно и тело, а в ком тело целостно, дух тоже целостен. Быть целостным в духе – вот дао истинно мудрого.
Вверяясь жизни, мудрый действует заодно со всеми людьми и не знает, почему так поступает. Так прост он и так безыскусен! Мысли о заслугах и выгодах, уловках и удачах не тревожат его сердце. Такой человек против своей воли не пойдёт, наперекор своим желаниям жить не будет. Добившись успеха, он не станет любоваться собой, даже если весь мир будет хвалить его. Потерпев неудачу, он не смутится, даже если весь мир будет бранить его. Ни хвала, ни хула света ничего ему не прибавят и ничего от него не отнимут. Вот что такое человек, чьи жизненные свойства целостны! Я же из тех, кого носит ветер по волнам.
Вернувшись в Лу, Цзы-Гун рассказал обо всём Конфуцию, и Конфуций сказал:
– Тот человек думает, что владеет древними тайнами приближения к Дао. Он знает лишь одно и не желает знать другого: заботится о внутреннем и не думает о внешнем.
Сердцем прозрел, душой безыскусен,
недеяньем живёт, вернулся к началу,
природу постиг, бережёт в себе дух,
чтоб привольно скользить
в пошлой жизни мирской.
Как тут не подивиться? Но разве дано тебе и мне познать это искусство?
Для чего мы тут опять вспомнили китайцев? Как это связано с нашим вопросом? Знание, или вежу предков, как нам показалось, можно сравнить с познанием дао, а само дао с Началом – Ма! А слова старика: «Вверяясь жизни, мудрый действует заодно со всеми людьми и не знает, почему так поступает» – разве не о вежественности?
Есть ещё одно значение у вежи. Это дом. И оно как-то больше нам известно. Вежественный – это ведающий чужое, бдящий границы чужого дома. Он поступает так, как не хочет, чтобы поступали с ним! Он не забывает отдать деньги, не забывает выполнить просьбу, раз уж согласился на неё, не забывает вернуть книгу, не забывает поздравить кого-то с днём рождения. Всё потому, что ему хватает осознанности! Он осознаёт себя!
Но как всё это относится с вопросом: «Куда нас уносит?» Напрямую относится! Невежественность – это смерть! А смерть – это самозабвение. Это Аид греков. Раз уж разговор зашёл о нём, то Аид, как вы помните, состоял из трёх уровней.
Почти все души умерших попадают на асфоделовый луг. Там пребывают в забвении безликие массы. Душа умершего человека обречена на долгие скитания в мрачном подземном мире. Асфоделовый луг можно сравнить с чистилищем. Это тихое, спокойное место, где стоят облетевшие скорбные деревья, меж которых бесцельно скитаются души людей.
Для тех, кто прогневал богов, в царстве Аида предусмотрено особое место – пропасть в 65 тысяч километров. Душа, попавшая туда, обречена на вечные мучения и истязания. Это место окружено огненной рекой Пирифлегетон, древние греки называли его Тартар.
Христианский ад – это своего рода вариант греческого Тартара. В него попадали исключительно души злых людей. Первые христиане так ассоциировали ад с Тартаром, что написали о нём в Новом Завете. Сведения о Тартаре можно найти во втором послании Петра Нового Завета. Историки считают, что христианское понятие ада произошло от древнегреческого Тартара.
Самые праведные попадали на третий уровень Аида, где их ждал настоящий рай – Элизиум. Он также известен как Остров Блаженных.
Элизиум является древнегреческим эквивалентом рая. По легенде, это место изобилует пищей, там нет страданий и тягот. Попавшие в Элизиум души находились в окружении таких же праведников, какими при жизни являлись и сами. Все греческие герои однозначно попадали в Элизиум.
Наставники Спаса в чём-то вторили древним грекам. Навь славян и греческий Аид – едины в сути своей! Есть в Нави свои слои. Только их не три. Больше. Семь, как семь кругов ада Данте? Нет! Сто сорок четыре! Это 144 ступени лествицы восхождения в Небеса, к Богу. Навь предков заключала в себе и ад – Навь тёмную, и рай – Навь светлую. Но и то и другое – место, где мы лишены полноты! Она лишь в Бозе, в Прави! Бога же там нет! Ни в Тёмной, ни в Светлой нави! Единственная же разница этих 144 слоёв – в степени самозабвения. Оттого мы в жизни земной печёмся об обретении себя, чтобы, оказавшись там, не потеряться окончательно. Ибо ад вечен, но не бесконечен! Эти слова наставников больше всего раздражали некоторых представителей «белой культуры». За них их объявляли еретиками! Но так говорили наставники Спаса. Не растерять себя – залог дееспособности! Вот чего мы жаждем. Быть – значит действовать. И смерть смерти рознь! Там, за чертой, согласно поверьям, одни души настолько потеряны, что не способны ни на что. Они висят во тьме и страдают. Другие как-то осознают себя и скитаются в поисках непонятно чего и непонятно кого. Третьи, что копили себя в Яви, обитают в тех творениях, которые сами же и создали. Но всем им не хватает себя. Души так рвутся в Явь, потому как только в Нави они осознают свою неполноту настолько, что готовы на любую боль в явном мире, только бы получить возможность скоптить осознанность, заостриться до иглы!
Но куда же всё-таки нас уносит? В Навь? В Навь! Можете даже не сомневаться. В смерть нас тащит. Ибо Навь для нас и есть смерть. А почему тащит? Потому что мы и так там – в забвении! Мы и не выходили оттуда до конца. Кто сказал, что тут мы живы? Мы так же живы, как и мертвы. И что больше из двух? Вот и охватывает нас забвение, смерти посол. И довольно часто нас несёт куда-то.
Да, здесь, в Яви, в теле, нам дана память. Здесь тепло, светло и сыто. И это обманывает нас. В дрёму клонит. И снится мне, мол, я в себе. Но в себе ли я? Не всегда. А значит, жив ли я? Жив! И мёртв сразу. Точнее, ни жив, ни мёртв. Вот и накатывает забвение на меня задумчивостью ни о чём. Об этом говорила наша знакомая. Уносит меня Навь. Унесло туда, откуда я и не выходил в сути. Напоминание это нам! И вот вам инь – ян!
Ведь все эти очевидные странности, когда к твоим рукам залипают чужие деньги, когда ты мне делаешь подарок за мой счёт, когда ты кидаешься в драку, где нет для неё повода, – всё это меты сна наяву. И все они от забвения. Так обыгрывали это слово наставники: забыли мы свою частицу или частицы, растерялись во времени и пространстве, вот и не хватает нам осознанности.
Когда начинаешь о «чепухе» Спаса говорить, то многим просто нечего сказать в ответ. Некогда им, не касается их. Кто-то со скепсисом к тебе отнесётся, покачает понимающе головой, мол, ха-ха, видели умных. Кто-то с ходу влетел в беседу. Влетел, увидел, победил. Кто-то пытается уловить «взорвавшегося» и заблудшего тебя. Для кого-то всё это из области психиатрии. И всё бы хорошо, но вопрос к ним: ведают ли все они себя самого? Вопрос ко мне: ведаю ли я себя самого?
Вот мне кидают манок. И что я? А я всё о своём да о своём! Мол, а ты такой-сякой, навозом мазанный! Унесло меня! Не увидел я манка! А кто его кинул? Не Иваныч, не Петрович какой-нибудь. Его кинули Небеса! Так они ловят нас! Через иванычей и петровичей. А мы никак не ловимся! Так что пророки гораздо чаще встречаются в нашей жизни, чем это принято считать! На каждом шагу!
«Все мы на рыбалке, но хавалом не вышли, – говорил Лесник. – Вот и не заглатываем наживку».
В общем, в напоминание нам это! Вроде бы все мы тут делом занимаемся по жизни. Никто не бездельник! Но мало меня во мне. Очень мало. Слабины мои – тому свидетельство! Вот и мытаримся мы вместо дела! А кое-кто, простите, вообще не в себе. Идиот он! Частную жизнь ведёт. Носит его тушка, жив он животной душой! Суетится, суетится, суетится! Всё ради детей. Но хоть так! А чувственная душа его где? Есть она у него. Но на каком круге Нави, или ада, она затеряна? Вот туда и уносит иногда взор наш. На поиски души нашей потерянной!
Бывает, найдёт нечто, задумался человек, взор в никуда устремил. И смотрит он туда, где себя оставил. Об этих пространствах говорила наша хорошая знакомая. Призывный взор этот и тоскливый. Призывает с тоской он нас, нас самих же к себе! И если я себя в этот миг не вижу, то как тут важен взор со стороны! Он подскажет мне, чтобы я осознал, что в этот миг происходит. Что не хватает меня. А осознаю это – может быть, и душу свою соберу. Ведь ходим же мы в Навь в изменённых состояниях сознания зачем-то? А зачем? За ней же! За душой, там оставленной.
А ещё они говорили наставники про недостаток осознанности следующее: мол, он от того, что расколот мир и раскол «между нами». Я здесь, душа моя там! Я бы и хотел быть душевным, да не могу! Под запретом для меня тот мир, где душа осталась. И тут ни при чём естественная наука. Этот запрет раньше появился! Но однажды я дорастаю до того, чтобы раскол этот «склеить». Однако никак этого не сделать, пока я тут, а душа моя там. А может, и «я» там отчасти. Вот мы и ходим за душой «ТУДА».
Вот такая спорная наука Лесника! Не без вычурасов. Немного странная, немного прителёпанная! На куски рваная! Но торопитесь! В поход соберитесь! Пройдите с нами по сказу нашему до конца. Глядишь, и сложится картинка!
Кто услышал? Кто понял? Кто противоречия нашёл? Кто у виска покрутил? А кто наживку проглотил?
Вот так…
И всё же мы скажем ЭТО, ничто на свете не может быть отговоркой для нас! Мол, мир таков! Ни дети, ни бизнес, ни жены с мужьями, ни тяжёлое положение в стране. Мы в Яви живём? Нет! Явь – всего лишь сердце наше! Наше сердце из плоти. Остальное – такая же Навь! Всё, что нас окружает, – это Навь! Хотите, назовём мы сном это. Вся наша с вами «Явь» течёт, поглощает тела людские, государства, народы, горы, засыпает всё песком, покрывает всё прахом!
«Обрети сердце!» – говорили знающие.
Сердце обрести? Некто задаст свой фирменный вопрос: как?
Что же, ответ тут ясен! Только забрав из 144 закоулков Нави свою душу. А может, и из 144 тысяч или 144 миллионов. Старики говорили, что нет души вообще! Есть некая рвань – гунь, косухи души, кусочки. И они её кощеи. Но бессмертные. Над чем-то чахнут! Но над чем? И лишь тогда о душе можно говорить, когда она Аж! Может, Аз. Когда она ВСЯ! Вот тогда это душа! А так…
Радуйтесь! Радуйтесь, все те, кто радуется. Пока ещё радуйтесь! И мы будем радоваться за вас! Радоваться и горевать. Ибо все мы не человеки! Человек имеет душу полную! Вы вот имеете её? Мы уж точно нет! О, моя душа! Ты где? Где?
Посмейтесь! Особенно те, кто тут лишь отметиться. Хоть в повествовании нашем, хоть в жизни. Скажите (и нам в том числе): мол, тот не понимает, что сам говорит, этот пыжится, а тот вообще кашляет только. А в сути как вы достали со Спасом вашим, спасители!
Судите? Судите! Вас унесло уж давно, если вообще приносило, вот и судите всуе. Ибо ничего вам больше не осталось! Куда же вас унесло? Одно бы оправдало вас – если бы снесло в Навь! То есть в смерть! Но нет, живы вы пока, если можно так сказать. Ходите вы, бродите ещё по миру подлунному.
Вот я всё пытаюсь понять: что мне тут нужно? Ради чего все мои потуги на земле? А не пойму я! Ибо бездушен.
Вы скажете: а с чего ты это взял? Может быть, у них такая душа, а у тебя такая? Разве ты не допускаешь этого?
Допускаю. Но допускаю и другое. Раз уж «такая у меня, а у них такая душа», то это не душа. Это седьмушка души. Одна седьмая! Седьмушка, симеону равная!
Я продолжаю делить мир на правых и левых, на париев и белую кость, на светлых рыцарей и тёмных демонов. Это ли душа, когда она чуть-чуть, когда она мир переполовинила? Это оковалок души. Кусок её. Разорвана душа такая и мир делит. Вот и не поймёт она, что и почему, будучи оковалком. И вы, и мы ничего не понимаем. Будем лишь ходить друг за другом, спорить, отрицать друг друга, сомневаться, но никогда не сойдёмся! Это ли не мета ущербности души? Это ли не мета седьмушки?