Матала находилась на южной стороне острова, дорога заняла около двух часов.
– Симпатичное местечко, – заметила Женя, разглядывая экзотическое дерево с высеченными на стволе лицами.
Все лежаки оказались заняты. Мы расстелили пляжные полотенца почти у самой воды. Ливийское море разбушевалось не на шутку, выбрасывая волны до первой линии стационарных зонтиков.
– Посмотрите, оно будто возмущается, – заметил я, снимая футболку. – Фальшивые люди оскверняют этот уголок настоящей жизни своим присутствием.
– Не пори чушь, Вано, – бросил Макс и стянул шорты, оголив упитанные белые ляжки. – Ты оскверняешь мой слух своим словесным бредом.
– Интересно, кого здесь больше, натуралов или синтетиков? – спросила Женя.
– Мне кажется, натуралы сюда редко заходят, – сказал я. – В конце концов, что им тут делать?
Я жестом призвал Макса пойти искупаться. Едва я сделал шаг, как услышал женский голос за спиной:
– Например, наблюдать за синтетиками.
Обернувшись, я увидел двух девушек, лежавших в метре от нашего места. Их лица прикрывали широкополые соломенные шляпы и огромные очки. По фигурам им можно было дать не больше двадцати.
– Порой это бывает любопытно, – продолжила одна из них, в зелёном купальнике. Её соседка, в жёлтом, добавила: – Да, но зачастую скука редкостная.
Они обе хихикнули. Я заметил, как Нат и Женя презрительно покосились на девушек, будто те только что признались в лесбийской связи.
– И какой же сегодня баланс скучного и любопытного? – поинтересовался я.
– К сожалению, на редкость отрицательный, – ответил «зелёный купальник». – Ни одного запоминающегося синтетика, ни одного интересного события.
Макс подмигнул мне и прошептал:
– Похоже, жертвы сами нашли охотника.
Я еле заметно кивнул ему и подошёл к девушкам поближе.
– Негоже дамам покидать угодья без достойного улова, не так ли?
Они переглянулись, по лицам пробежали улыбки. Нат покачала головой и демонстративно повернулась спиной.
«Зелёный купальник» звали Зоя, «жёлтый» – Олеся. Первой на днях исполнилось двадцать, второй ещё не было и восемнадцати. Обе родились в одной из столичных общин. Иммигрировали три года назад и обосновались в Матале. Зоя встречалась с лидером одного из закрытого сообщества натуралов, неким Зверем.
Однако прежде, чем я всё это узнал, мне пришлось задействовать все скрытые резервы чёрного юмора, смекалки и поведать о своих увлечениях. Нельзя сказать, что они верили каждому моему слову, но мне удалось увлечь их, а это главное.
– Скажи честно, Иван, на какой ты сейчас пластине? – бесцеремонно спросила Зоя в разгар беседы, когда мы втроём плавали в море.
Я решил, что враньё – не лучшая тактика и сказал всё начистоту. К тому же никто из моих меня не слышал.
– Во время отдыха мы обычно сидим на «веселье», «интересе» и «любопытстве», иногда – на «эйфории». Сегодня утром я принимал комплекс «веселье-интерес», потому что мы намеревались посетить много новых мест, а ещё «спокойствие», ибо я провожу за рулём много часов. Но с полудня я чист, как младенец, можете не сомневаться.
– А мне кажется, ты напичкал себя «иронией» и «сарказмом», – заявила Зоя. – И теперь пытаешься произвести впечатление. Не выйдет, парень. Встречали таких. – Она поплыла в сторону берега. – Отчаливаем, Олесь, на сегодня достаточно впечатлений.
К счастью, Олеся не была столь категорична.
– А вдруг он говорит правду? Нечасто встретишь синтетика с естественным чувством юмора.
– Ещё реже встретишь того из них, кто не станет тебе лгать, – не уступала Зоя. – А верить первому встречному…
– Хорошо, – перебил её я. – Предлагаю вам пари. Вы проведёте со мной остаток дня. Ни одна из пластин, помимо «однодневной любви», не действует дольше трёх часов. Если вы заметите во мне изменения, выходит, я лжец. Можете применить ко мне жёсткие санкции, которые посчитаете уместными. Но в рамках разумного, конечно же.
Я помолчал, позволяя девушкам переварить услышанное. Наверняка им нечасто предлагали подобное.
– А если ты окажешься прав? – спросила Зоя. – Что тогда?
– Вы проведёте меня в свою общину на ознакомительную экскурсию.
– Вот ещё чего!
– А что, вполне справедливое требование, – вмешалась Олеся. – К тому же Зверь любит знакомиться с «неполноценными» синтетиками. Ему интересны их мотивы. Почему они не погружаются на самое дно, будучи обречёнными никогда не подняться на поверхность.
Зоя смерила младшую подругу укоризненным взглядом. Как та смела перечить ей, да ещё так аргументировано? Однако крыть ей было нечем.
– Идёт, – наконец, согласилась она. – Но если ты проиграешь пари, не жди лёгкой участи. У меня очень коварное воображение.
– Не сомневаюсь, – усмехнулся я. – Чем займёмся?
***
– Я не собираюсь торчать тут до заката! – возмутилась Нат, когда я рассказал о переменах в плане. Не вдаваясь в подробности о пари.
– Согласен! – добавил Макс. – Я хочу успеть на ужин.
– Поужинаешь здесь или подаришь своему несчастному желудку разгрузочный вечер, – сказал я и жестом пресёк новое возражение сестры. – А ты, если не перестанешь пищать, останешься тут до утра. И любимый папочка не прилетит к тебе на помощь.
– Вот, значит, как ты заговорил, – негодовал Макс. – Натуралки действуют на тебя, как наркотик.
– Как на тебя жратва. Разговор окончен.
Никаких угрызений совести, я делал то, что должен был.
Нат, Женя и Макс отправились в увлекательное путешествие по местным барам. Я же предложил Зое и Олесе куда более культурную программу – прогулку по экзотическим окрестностям, сдобренную разговорами на разные острые темы.
– Почему ты отказался от пластин вдохновения, если не можешь творить без них? – поинтересовалась Олеся.
Куда же без каверзных вопросов.
– Я надеюсь, рано или поздно смогу.
– И ты думаешь, у тебя это станет лучше получаться? – спросила Зоя. – Писать картины и стихи.
– Не уверен, но я буду знать, что их пишу я, а не кучка химиков из правительственной лаборатории. На мой взгляд, вдохновение – одно из самых сложных и необъяснимых чувств, как и любовь. Это подарок Бога для всех творческих личностей, эликсир для их душ. Как можно заменить его пластиной, рассасываемой под языком?
– Тем не менее, многие годы ты не чурался принимать их, – заметила Зоя.
– Да, потому что был юн и глуп. Мне не повезло, как вам, родиться в общине. Разве можно винить чёрного за цвет кожи?
– Но почему ты не пошёл до конца? К чему эти ограничения и попытки плыть против течения?
– С возрастом приходит осознание, формируется собственное мнение. Ну, и была пара эпизодов, сильно повлиявших на меня. – В первую очередь, я вспомнил о первом курсе, Лере Воробьёве и вкратце поведал суть.
– Ясно. Юноша повзрослел и вкусил житейской мудрости, – заключила Зоя. – А что насчёт остальных чувств? Почему не откажешься от всех пластин разом?
– Чтобы превратиться в зомби-овощ или мину замедленного действия? Несколько дней я ещё буду похож на человека, но потом, когда начнётся ломка… – Я замолчал. – Мне нужна полная уверенность, что человеческий организм обладает способностью реанимировать атрофированные чувства. Тогда я начну курс лечебной терапии незамедлительно.
– Что за терапия? – спросила Олеся.
– Последовательный отказ от пластин, пока зависимость не исчезнет полностью.
– А что потом? Выступишь по телевидению, начнёшь агитировать общество за возврат к натуральным чувствам и всё в таком духе?
– Не, мне ещё пожить хочется, – усмехнулся я. – Наверняка случаев полного или частичного исцеления немало, просто нашему правительству, да и вообще мировой системе невыгодно, чтобы люди слезли с пластин. Рассудите сами. Уже давно установили прогрессирующую зависимость от них, но никаких запретов или разработок, как вылечить зависимое общество нет. Пастухов и стадо всё устраивает. Сигареты, алкоголь, теперь и пластины… Мы одновременно трупы и гробовщики.
Я взглянул на темнеющее небо Маталы:
– Вечереет. Можно и выпить.
Культурная программа закончилась. Мы направились в бар.
– Кажется, он заслужил встречу со Зверем, – подвела итог беседы Олеся.
Не думаю, что пара бокалов вина сыграли роль. Она оказалась девушкой с добрым сердцем и верой в благие намерения незнакомцев. Полыхающая юность.
– Пусть Зверь решает, – не согласилась гюрза Зоя. – Я скажу ему всё как есть, без прикрас и недомолвок. – Она внимательно посмотрела на меня. – Если он согласится, то завтра встретимся на пляже в четыре.
– Буду ждать, – ответил я и улыбнулся девушкам на прощание. Олеся ответила мне искренней улыбкой, и я понял, что любой ценой должен попасть завтра на встречу.
Дорога в Херсониссос прошла в тишине. Нат и Макс напились и проспали все два часа, а у Жени закончилось действие пластины веселья, из-за чего она монотонно дремала и изредка задавала мне пресные вопросы. Я что-то отвечал, но в голове крутились мысли о будущем. Готов ли я пойти на всё ради достижения конечной цели?
Где-то в воздухе витали строчки и слова. Будто месяцами накопленные переживания и образы, погребённые на дне моего разума, продирались наружу. Они почуяли запах свободы. Жаль, под рукой не оказалось блокнота, пришлось держать строчки в уме, тут же рифмовать и редактировать их. Непростая задача, но отчасти я с ней справился. Добравшись до отеля, я первым делом схватил карандаш с бумагой и начал записывать. Давно забытые ощущения творческого экстаза. К полуночи я дописал «Высохшие слёзы» – маленькое стихотворение, вместившее в себя так много правды о нас.
Высохшие слёзы, одноразовые чувства,
Новой жизни проза – извращённое искусство.
Пламенные речи и вселенская печаль —
Время нас калечит, вот и вся мораль.
Маски из улыбок, гнев под колпаком,
Этот мир так гибок, что кажется лишь сном.
Манит нас утопией эмоций всех обман,
И мы стремимся толпами в бездонный океан.
Где души запечатаны, и свой замедлит бег
Распавшийся на атомы фальшивый человек.
Вопросы с перчинкой начались утром следующего дня.
– Ну что, теперь ты доволен отдыхом? – буркнула сестра во время завтрака.
– Не сомневайся, – ответил за меня Макс дразнящим голосом. – Ещё немного и мой друг влюбился бы в одну из этих куриц. Правда, Вано? У тебя ведь так и текут слюнки на таких. Натурпродукт, ёшкин кот! Не то, что мы, синтетические бройлеры.
– Заткнитесь оба, – огрызнулся я. – От вашего трёпа пропадает аппетит.
После обеда я совершил побег в прямом смысле слова. Никому ничего не сказав, я сел в машину и уехал на южную сторону острова. В номере на тумбочке я оставил записку с короткой фразой: «Без паники. Скоро вернусь».
Ровно в четыре пополудни я сидел на белом песке в метре от воды и потягивал безалкогольный коктейль.
– Ну что, готов? – спросила Олеся и провела рукой по моим волосам.
Она незаметно подкралась сзади и почему-то была одна.
– Ещё со вчерашнего вечера, – ответил я и встал.
Она повела меня в деревню, где обосновалась русскоязычная группа из интернациональной общины натуралов. На входе стояли ворота с контрольно-пропускным пунктом. Толстый грек сидел под тенью соломенного зонтика и читал газету. Олеся что-то сказала ему по-гречески, тот кивнул и снова вернулся к чтению.
– Какая мощная охрана, – заметил я. – Без подкрепления не прорвёшься.
– Прибереги остроты для Зверя, – ответила Олеся, но при этом улыбаясь.
– Они у меня не лимитированы. И вообще, у него имя-то есть? Как мне к нему обращаться?
– Его зовут Паша, но это для своих. Для остальных он Зверь. Так и обращайся.
– Ясно.
На первый взгляд жизнь в Матале ничем не отличалась от жизни синтетиков в прочих деревнях. Люди как люди. Ведут себя так же, едят, дышат, ходят под одним небом. Разницы никакой, если не копать глубже. У натуралов были души. Те самые, которые мы надёжно заперли в глубинах своих тел. И каждая новая принятая пластина – очередной замок на темнице, где обитала наша душа.
Я размышлял, не поделиться ли своей философской теорией с Олесей, но очень быстро мы пришли к зданию из красного кирпича – резиденции лидеров общины.
– Я подожду тебя здесь, – сказала Олеся. – Удачи.
Через минуту меня провели в задымлённый кабинет. За столом сидел человек с курительной трубкой в зубах. Увидев меня, он встал и поприветствовал кивком. Внешне Зверь не вызывал никакого страха. Ещё одно лицо в толпе, неприметная фигура офисного планктона. Сардина, неразличимая в общей массе косяка из миллиона рыбьих тел. Но в одном его можно было назвать исключительным – он плавал на самой поверхности.
– Стало быть, ты Иван? – Не дожидаясь ответа, он продолжил. – Зоя сказала, что ты считаешь себя уникальной фальшивкой и жаждешь влиться в наши ряды. Похвальное стремление, но чем ты намерен удивить меня?
– Удивить?
– Ну да. Про твой естественный юмор я в курсе, но мне нужно нечто большее. – Он ударил кулаком по воздуху и уселся на диван. – Что-нибудь более полезное для общества. Шутов у нас и так хватает.
– Э-м-м… – Я вытащил из кармана сложенный лист бумаги. – Зоя поведала вам о моём увлечении? Я художник и поэт…
– Как в песне Никольского? Она поведала. Как и то, что ты утратил творческие способности, перестав стимулировать их пластинами.
– До вчерашнего вечера так и было. – Я подошёл ближе и протянул ему лист.
– Что это? – Зверь взял его с неким пренебрежением и развернул.
Чтение заняло секунд десять.
– Недурно. И что я должен с этим делать?
– Ничего. Это показатель того, что мне удалось вернуть утраченные чувства. – Я забрал лист и положил в карман.
– Какие ещё чувства?
– Вдохновение.
Зверь картинно загоготал и замахал руками:
– Парень, не смеши. Меня не интересует твоя способность рифмовать слова, даже если ты смог вернуть её после пластинной зависимости.
Я почувствовал, что начинаю злиться. Уж это ощущение редко у кого пропадает.
– Тогда что же вас интересует?
– Я сказал – нечто более практичное. – Зверь подскочил, приблизился ко мне почти вплотную и тихо спросил: – Что ещё, помимо шуток и стихоплётства, ты способен делать без пластин? А?
Инстинктивно я попятился назад, освобождая для себя толику личного пространства. Он решил прижать меня к стене? Рассчитывал, что я пришёл к нему на встречу с одной несчастной парой на руках? Без джокера?
– Любить, – ответил я.
Глазёнки Зверя сузились. Он выглядел удивлённым.
– Хочешь сказать, ты никогда не пользовался…
– Никогда.
Он снова улыбнулся, стряхнув с лица шелуху удивления.
– Берёг себя на выданье, как в старые добрые времена? Ха.
– Берёг возможность испытывать самое прекрасное из чувств, которыми нас наделил Бог, – пояснил я. – Испытывать иррационально, необъяснимо, а не по расписанию собственной прихоти.
– Хм, забавно.
Зверь подошёл к бару и достал оттуда бутылку коньяка.
– Выпить не желаешь? – спросил он. – Зачастую это помогает влюбиться.
Я решил, что негоже отказывать лидеру общины, в которую намереваешься влиться. Пусть и временно.
– Тебе нравится Олеся? – спросил Зверь, смакуя многолетний коньяк.
– Милая девушка. Не испачканная реальностью.
– О да, она по-прежнему верит в светлое будущее и мир без фальши. Ты тоже?
– Разумеется. Иначе к чему весь сыр-бор?
– Сыр-бор, – пробормотал он. – Вера – вот ключ к сопротивлению. Его главный двигатель, не так ли?
Мне показалось, что Зверь хотел мне сказать нечто важное, но всё никак не решался.
– С ней что-то не так? – спросил я. – С Олесей?
Вместо ответа Зверь подошёл к письменному столу, открыл ящик и стал вытаскивать из него целые упаковки пластин разных цветов. Он кидал их на стол одну за другой, пока они не образовали огромную кучу. Я едва удержал в руке стакан с выпивкой. Лидер общины молча смотрел на меня, скривив губы в полуулыбке.