Если я «плавал» в теме беседы, то молча слушал, но если что-то об этом где-то слышал, пытался вставлять свои комментарии.
В результате получал чёткие разъяснения и поправки:
– Вы не правы. Нерон не поджигал Рим ради поэтического вдохновения. Тот пожар случился спонтанно, и оказался для него совсем некстати. Он, конечно, был «отморозком», но стал им не сразу, как и Калигула. После него извергов-императоров тоже хватало. Например, так почитаемый христианами святой Константин, матере-убийца, который любил принимать ванны из крови убитых младенцев. Нерон пришёл к практически неограниченной власти в возрасте шестнадцати лет и управлял огромной империей ещё четырнадцать годков! Но он потратил огромные средства государства на строительство необходимых инженерных сооружений, начатых ещё при Тиберии. Наступил «дефолт», в результате которого он резко потерял популярность. У него был великий учитель Сенека, который часто урезонивал его кровожадность. Тот в своих сочинениях высказывал взгляды, как раз совпадающие с постулатами апостола Павла. Заметьте, не Иисуса! Незадолго до смерти Нерон принял иудаизм. А христиан преследовали не только в Риме, но и на их родине, особенно, когда те пробойкотировали антиримское восстание во время Первой Иудейской войны. Ценность человеческой жизни была тогда минимальной. Впрочем, не только тогда. И не только там.
Дамиано так говорил на русском, что я даже засомневался, что беседую с иностранцем.
У большинства народов есть свои привычки, жесты или выражения, по которым они безошибочно отличают чужака от своего, так погорело немало лазутчиков.
Большой палец руки, поднятый вверх, у нас означает: «отлично!», у американцев: «подвезите!», а в Иране за этот жест могут и врезать в морду. Там это эквивалент нашего «Фак ю!»
Есть такой приёмчик и у итальянцев. Об этом они проговорились в нашем офисе, когда мы распивали с ними «Martini» после деловых переговоров.
Как бы невзначай, я процитировал:
– «Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу».
Пару раз я произносил это там, где «макаронниками» и не пахло. В первый раз джентльмены в галстуках заспорили, откуда эта цитата. Один с пеной у рта утверждал, что из сочинений Маркиза де Сада. Другой, с не меньшим энтузиазмом, уверял, что это перевод Лермонтова кого-то из немецких романтиков.
В другой раз, уже в компании «без галстуков», мне просто набили морду, и велели «не умничать», иначе увижу себя «в сумрачном лесу», привязанным к «сосне одинокой», и останется мне пройти в своей жизни не следующую «половину», а гораздо меньше.
Дамиано же ответил, как бы невзначай:
– «Страшно, кругом дикие звери – вокруг аллегории пороков; и деться некуда совсем!»
Сомнений нет, за столом со мной сидит уроженец Аппенин!
Он продолжил своё повествование, но вдруг остановился на полуслове, и посмотрел мне прямо в глаза. Мне показалось, что он там что-то увидел, потому что сразу же сказал настойчиво, чуть ли не приказным тоном:
– Перейдём на веранду, там тише, и курить можно. Купите себе небольшую бутылочку навынос, потом не пожалеете!
Я с радостью согласился, и мы переместились туда.
Дамиано вернулся к истории Италии. Он рассказывал о Диоклетиане и Каракалле, Папах Римских, семейках Борджиа и Медичи, Маккиавелли и Саванароле, а я всё слушал, и готов был просидеть с ним до утра.
Но когда он дошёл до Торквемадо Тассо, то вдруг прервал речь, посмотрев на часы:
– Ну, мне пора, да и Вам настоятельно советую домой. Выпить есть, закуску найдёте дома, а здесь не всегда бывают приятные компании!
Да, выпивших частенько избивают, чистят их карманы. Я это знал по личному опыту, один раз это случилось в ста метрах от дома.
За соседним столом расположились уже гопники.
Молодой хлыщ угощал корешей водкой, и вся компания представляла из себя наглядную рекламу презервативов.
Их предводитель небрежно развалился на скамейке, сплёвывая прямо на пол, и хвалился, что бабушка завещала дом ему, её любимому внуку, а не матери. А теперь, после смерти бабули, он – полный властелин всего имущества. И если мать пыталась отказать в деньгах на выпивку, он брал её за шиворот: «Я здесь хозяин, захочу – выкину, суку, на улицу!»
И та покорно доставала кошелёк.
С каким же омерзением делали его папа с мамой! Ну почему тогда не оказалось рядом царя Ирода? За убийство такого младенца, клянусь, поставил бы Ироду свечку!
Дамиано попрощался, завернул за угол и исчез, я даже не слышал звука шагов.
Допив пиво, направился к остановке, сел на скамеечку и закурил. Я не собирался садиться в ночной автобус, мой дом был в пяти сотнях метров отсюда.
Послышался дикий вой мотора, и чёрный BMW, мчавшийся на огромной скорости, не вписался в поворот, с разгону перескочил через бордюр, и влетел в стенку заведения.
Стекло разлетелось в один момент, машина пропихнула столик со стульями до самой стойки и остановилась, заехав всем корпусом внутрь.
«Бумер» въехал прямо в то место, где мы первоначально сидели. И если бы «неаполитанец» не предложил пересесть, мне бы уже «намазывали лоб зелёнкой».
Подойти поглазеть поближе? Нет, лучше уносить ноги!
Сейчас приедут менты, начнутся расспросы, показания, возможны вызовы в полицию, всякая прочая тягомотина. Ситуация ясна до безобразия, свидетелей и без меня хватает, а мне смертельно хотелось спать!
Первой приехала полиция, затем «скорая».
Санитары сначала суетились, но врач потрогал пульс лихача, раскрыл его веки и заглянул в зрачки. Он махнул рукой, закрыл чемоданчик, и началась протокольная церемония.
Отвинтив пробку, я отпил прямо из горла, сердце бешено колотилось: осознанно или нет, Дамиано спас мне жизнь.
Интересно, встречу ли его ещё раз?
Мне стало жаль, что я зажилил визитку. Кстати, где она? Но среди кучи карточек её почему-то не было.
Выронил, наверное, когда расплачивался, а может, потерял в туалете.
На входе в мой подъезд висела свежая реклама: «Алкоголизм без проблем, круглосуточно! Телефон….».
Надо запомнить.
Тайна железной двери
Английское слово «Hostel» означает: «недорогая гостиница с небольшим количеством удобств».
Примерно так же потомки англосаксов переводят и наше слово «общежитие».
«Hostel» в нашем городе делились на две группы: «семейные», где санузел и душ приходятся на две смежные комнаты, и «коридорные».
В жилье первого типа ещё можно как-то обитать, второй имеет особый колорит: туалет, кухня и душ – на целый проход из двадцати комнат.
Так проживают одинокие холостяки или малочисленные семьи, но некоторые апартаменты с гигантской площадью 18 квадратных метров делили взрослый мужчина и супруги за шкафом.
Именно в таком заведении обитал мой старый друг Йен.
Он не был «русофобом», все его «пассии», про которых я слышал, были славянками. Он не был женоненавистником, занудой или импотентом. Но так уж получилось, что на него никто не «клюнул», и именно из-за жилищных условий, и он «уже» не женился.
Именно Йен, а не школа, научил меня владению государственным языком, не официозным, а бытовым, со всеми его своеобразными приколами и шутками.
Условия жизни Йена были относительно нормальные, если сравнивать с другими комнатами: у него был даже балкон, по которому можно пройти и залезть через окно к соседям слева или справа.
Это место не было сообществом сознательных «маргиналов», сюда попадали по-разному. Кто-то из провинции посчитал это место временным трамплином перед прыжком в огромные финансовые потоки столицы, но так и остался в прыжке. Кого-то милые дети скинули из собственной квартиры, чтобы не путались под ногами. Некоторые прибыли после института тридцать лет назад, тут и постарели.
Одной девочке папа купил комнату, потому что устал от её шумных круглосуточных приключений. А особенно уставал, когда за стенкой в три часа ночи парни били друг другу морды, а заодно и семейный хрусталь, за право «быть первым, а не после тебя, скотина!»
Здесь собрались «джентльмены, которым не повезло». Если кому-то удавалось отсюда выкарабкаться наверх, его считали «полубогом».
Когда я появлялся у Йена на гулянках, то иногда незаметно ставил в его холодильник бутылку, отвлекая внимание гостей какими-нибудь дешёвыми, но шумными номерами. А когда допивали последний стаканчик, все безнадёжно выворачивали пустые карманы. По неписанному закону, за водкой должен бежать тот, на ком она закончилась. Я терпеливо выжидал, пока уныние не достигнет апогея, и вдоволь насладившись муками жертв, делал несколько магических пассов над тайничком:
– Заклинаю тебя, Мефистофель! Пришли нам водки!
Хозяин открывал холодильник, и с изумлением доставал подарок из Ада.
Высшим пилотажем был случай, когда во время танцев я незаметно положил пузырь в абажур.
Не всегда это сопровождалось овациями, один раз пришлось вызывать скорую. И теперь меня всегда проверяли на входе, осеняли крёстным знамением и самого заставляли креститься.
От водки же никто и никогда не отказывался: прислал её Ангел или Дьявол, всем было по барабану.
На входе меня встретила монументальная железная дверь без замочной скважины, кодового замка и звонка: стучи, ори – твои проблемы. Как попасть? Невероятно просто: припёрся в гости – звони хозяевам по мобильному, могут и впустить, если не спят.
Когда-то там был обыкновенный замок, но его скважину постоянно засоряли жвачкой и бычками местные хулиганы. Поэтому отверстие накрыли металлической пластиной, заварили намертво и поставили кодовый замок. Через две недели код знали все знакомые знакомых в радиусе десяти километров, поэтому и его убрали.
Я видывал двери и поинтереснее: в пятиэтажной «хрущёвке» поселились «сквоттеры»». Их дверь с обивкой из кожзаменителя ничем не отличалась от соседних. Пока я курил, ожидая хозяина, на лестничной площадке появился бомж. Он был в «сомнамбуле», и не заметил меня. Передвигаясь на «автопилоте», не стал искать ключи, а стал на коленки, откинул нижнюю треть вверх, как на шарнире, быстро прополз понизу внутрь и захлопнул её за собой.
Снаружи дверь опять выглядела плотно закрытой.
– Привет, иноземец! – кивнул мне Йен головой.
– Привет, абориген! – парировал я.
В беседе мы автоматически переходили с одного языка на другой, обмениваясь дежурными подколками.
Его комната находилась в самом конце коридора. Мы прошли мимо комнаты, на которой висела медная табличка: «Прежде, чем входить, спроси себя: нужен ли ты здесь?»
Ещё чуть дальше на коврике спала женщина. Я вопросительно глянул на Йена. Он невозмутимо пояснил:
– Муж предупредил, что если опять придёт пьяной, на порог не пустит. Вот и воспитывает!
Мы прошли, но не к нему, а к соседу, которого я тоже хорошо знал.
На белом потолке там расплылось большое пятно: так на Новый Год открыли бутылку шампанского. Но всем гостям поясняли, что это – результат бурной сексуальной жизни хозяина, промахнувшегося в экстазе мимо партнёрши.
«А наш притончик гонит самогончик, никто на свете не поставит нам заслончик!»
Но вместо самогончика была палёная водка. Жилец этажом выше торговал ею, разбавляя спирт водой из-под крана. Со временем и эта процедура упростилась, теперь он продавал только порцию, которую клиенты разбавляли сами. «Эликсиром» в его отсутствие распоряжались даже две маленькие дочки, одной из которых было десять лет, другой – восемь.
На заводе этанол разбавляют дистиллированной водой, выдерживают сутки, добавляют лимонную кислоту, сахар и всё прочее, фильтруют и выдерживают. Здесь это всё было лишним.
Смесь заливали в стеклянную бутылку и взбалтывали. Когда пузырьки всплывали, по стеклу стучали ножом. Если звук глухой, надо ещё немного подождать, а если звук становился звонким, можно и приступать к «чаепитию». Назывался этот «напиток богов» в переводе на русский «черепуха». Если со спиртом случались перебои, в наличии всегда была контрабандная водка или самогон, но они стоили дороже.
У русских «старшой» наливает всем поровну, командует парадом и произносит тост, все чокаются и пьют одновременно. Местная традиция иная, для неё достаточно и одного стакана: «солнце вращается по часовой стрелке», ты выпиваешь стакан, налитый соседом справа, и наливаешь соседу слева. В зависимости от симпатии или антипатии, две капли или «с верхом». Себе наливать не разрешалось, кому-нибудь вне очереди – тоже, морду за недолив бить позволялось только наутро.
«Сабантуй» был в самом разгаре. На меня косо посмотрели, но я достал из наплечной сумки литруху государственной и кусок колбасы, и кривые лица сменились на приветственные. Свой коронный номер сегодня я решил не демонстрировать.
За столом, кроме самцов, сидели две особи женского пола: незнакомая молодая красавица и её подруга. Симпатяга явно придерживалась правила: «Если хочешь выглядеть молодой и стройной, держись поближе к старым и толстым».
Со второй же я был немного знаком, она часто появлялась в этом общежитии. Не в моём вкусе, постарше, с арбузными грудями, не совсем уродина, но и не красавица. Её прозвали «акустической торпедой» за то, что приходила и слонялась по коридору, прислушиваясь к звукам за дверями. Затем стучалась туда, где раздавались песни, музыка или звон стаканов. Когда выпивка там заканчивалась, она плавно перемещалась в следующую комнату.
Ещё у неё была другая кличка: «Байконур».
Тогда её называли только по имени, и работала она паяльщицей на радиозаводе. После пайки платы положено промывать спиртом, но чтобы его не воровали и не пили, этанол заменяли спирто-бензиновой смесью. После работы получившуюся гадость надо сливать в особую канистру и сдавать на утилизацию. Процесс это нудный, поэтому всё дерьмо просто выливали в унитаз. Спирт смешивался с водой и уходил при сливе, бензин же легче воды, с ней не смешивается, поэтому он скапливался сверху.
Курить в туалете запрещалось, но нашим людям всегда наплевать на запреты. Если бы у неё была зажигалка, ничего бы не произошло. Но она прикурила от спички, и кинула её, ещё горящую, между ног, вниз. Спичка упала в бензин, и он полыхнул факелом. В спущенных трусах, с обгоревшей задницей, несчастная курильщица с воплями влетела в цех, сметая всё на своём пути, включая двери туалета.
Сначала её прозвали «Летучей Голландкой», но позднее это прозвище поменяли на более краткое, и не менее романтичное.
Мне досталось свободное место неподалеку от красотки, и я присоединился к всеобщему празднику под названием «триста лет гранёному стакану».
Я наклонился на ушко к Йену:
– Кто это?
Он ответил, тоже на ушко:
– Зовут Дженни. Русская, незамужем, без комплексов. Не советую, но дело твоё!
Красавица была одета по-летнему: лёгкая маечка, красивые туфельки, короткая юбочка.
Типичная славянка среднего роста с длинными ногами, тонкой талией, тёмными волосами и слегка раскосыми глазами с ярко выраженными бровями. Вне сомнений, кто-то из азиатов влез недавно в её генеалогическое древо.
Когда очередь произносить тост дошла до меня, у меня открылся фонтан красноречия, и я упомянул мимоходом пару городов, где побывал.
– Краснодар? О, у меня там был любовник, – вставила свои «пять копеек» красотка.
Я слегка смутился, но продолжил речь.
– Москва? О, у меня там тоже был любовник!
Я закончил тираду, выпил и стал потихоньку присматриваться к фемине.
Периодически кто-то выходил на балкон. После третьего круга хозяин пиршества, Ариэль, стал мне подмигивать, строить гримасы и кивать головой.
Наконец я понял, чего он хочет, и вышел к нему на перекур.
– Виктор, я знаю, что ты умный человек, – заговорщически начал он.
– Не тяни кота за хвост! Был бы умным – пил бы «Мартини» на Канарах, а не водку в общаге! Ревнуешь к этой красавице? Она твоя?