«Знаю я, ничего в жизни не вернуть. И теперь у меня один лишь только путь» – твёрдо сказала себе она. В маленькой Маргарите жила та наивная честность духа, которая придаёт самому безрассудному поступку почти будничную простоту.
Она подошла к самому краю, закрыла глаза и храбро сделала шаг вперёд – но шаг был недостаточно длинным, до пустоты чуть-чуть не хватило. Тогда она сделала ещё шаг, совсем короткий, и ещё один – даже короче предыдущего. Потом она решила, что настоящие храбрецы умирают с открытыми глазами, и храбро занесла ногу над пропастью – но не удержалась и посмотрела вниз. Кое-где на отвесном склоне росли кусты; белая пена набегала на чёрные камни.
«Бррр!» – подумала маленькая Маргарита.
– Для начала скажи, почему, – произнёс кто-то сзади. Маргарита обернулась, но никого не увидела: только большой чёрный кот, и этот кот вдруг показался ей знакомым.
– Перед тем как прыгать, перечисли все причины. – промяукал кот самым будничным тоном.
– Так ты и правда говорящий! – радостно воскликнула маленькая Маргарита.
– Нет, я просто твоя предсмертная галлюцинация… конечно да, а как же ещё. А теперь рассказывай, мяу.
– Ну… – задумалась Маргарита. – Есть один парень…
– Поня-я-я-тно. Несчастная любовь.
– Пожалуй, даже два парня…
– Мурр?
– Но просто у меня совсем нет друзей. И родных нет. Совсем-совсем никого. И я понятия не имею, как их найти. Никто – совсем-совсем-совсем никто – меня не любит.
– Хм, понятно.
– И всё?
– Мяу?
– Ты не будешь… я не знаю… – Маргарита вдруг испытала что-то вроде разочарования. – Ты не будешь отговаривать меня от самоубийства?
– Мяу, нет.
– Ты не помешаешь мне спрыгнуть…
– Мурр, зачем? Я скабрезный бродячий кот, звеню яйцами где хочу, а кому хочу в лоб хвостом даю. Я не могу всё время следить за одной маленькой девочкой, которая хочет спрыгнуть с обрыва. Мрр. Пускай прыгает, если хочет.
–И прыгну!
– Мяу. Пр-р-р-рыгай.
– А я ведь и правда собиралась прыгнуть! Но…
– Мурр.
– Почему ты стал со мной разговаривать? Ну, задавать все эти вопросы?
– Мне всегда интересно взглянуть на вещи в непривычной для себя перспективе. Это позволяет вначале отвлечься от своих проблем, а потом лучше их понять, – сказал кот, прыгая на старый кряжистый дуб – с ветки на ветку, с ветки на ветку. Небо над ними было серым, точно отражалось в нём свинцовое море, и весь окружающий мир – включая дуб и поросший травой обрыв – казался довольно мрачным.
– А какие проблемы могут быть у говорящего кота?
– Мрр, самые обычные. Рыбные кости, пр-р-р-релестные кошечки, ночные концерты на городских крышах, драки с другими котами и др-р-р-ревнее зло, которое нас всех, возможно, в скором времени погубит. Мяу. В общем, самые обычные проблемы волшебного характера.
– И как ты с этим борешься?
– Выслушиваю чужие проблемы, мяу. Это помогает назвать свои собственные неприятности правильными именами. Порой достаточно назвать вещь её пр-р-равильным именем – и полпроблемы как ветром сдуло.
– Хм… – маленькая Маргарита на миг задумалась. – А как ты называешь то, ну… в общем, когда не хочется жить?
– Малодушие. Чистой воды малодушие, мурр. Я бы и сам прыгнул с этого обрыва, – помахивая роскошным чёрным хвостом, кот подошёл совсем близко к обрыву и посмотрел вниз. – Не будь это так банально.
– Банально? – переспросила маленькая Маргарита.
– Мяу. Любой дурак может броситься с обрыва. В этом нет ничего красивого. Другое дело радость – радоваться не так уж просто. А найти корень радости – мяу! такое под силу лишь самым смелым.
– А в чём корень радости? – спросила Маргарита.
– В чудачестве, – ответил кот, снова залезая на старый кряжистый дуб. – В чудачестве – ключ к волшебству. А волшебства вокруг всегда больше, чем кажется на первый взгляд.
– И что мне делать? Просто придаваться чудачествам?
– Просто?! – возмутился кот. – Это не так уж и просто, юная леди. Мяу. Научись бросать вызов. Испытай себя. И разберись со своим малодушием.
– Спасибо, кот… – крикнула Маргарита и вспомнила, что так и не узнала его настоящего имени. – Кот-как-там-тебя! Как тебя зовут, кот?..
Но кот уже скрылся в листве могучего старого дуба.
А маленькой Маргарите было пора на урок. Всю дорогу она думала над тем, что сказал ей кот.
«Бросить вызов, бросить вызов, бросить вызов…» – повторяла она, словно какое-то заклинание.
Она бросила вызов – это было на следующий день – на перемене после урока словесности, который Маргарита с трудом досидела до конца. Ей не терпелось бросить вызов Марку, который – она знала точно – на переменах курит в лицейском парке, в окружении античных статуй и подобострастных друзей.
– Эй, Арзонсон! – громко крикнула Маргарита.
– Чего тебе? – буркнул Марк.
– Я вызываю тебя на дуэль!
– Прямо так? При всех?
– Ага, при всех! А что?
– Понимаешь ли, – громко сказал Марк Арзонсон, снимая китель и оставаясь только в рубашке и жилете, – Я не хочу тебя бить. И я бы отмахнулся от тебя, как от назойливой мухи.
Маргарита сделала недовольное лицо.
– Но! – продолжил Марк, сейчас он был серьёзен, зол и бандитски красив. – Ты застала меня в кругу друзей. Я не потерплю, чтобы меня вот так вот оскорбляли в кругу друзей.
Марк подошёл к Маргарите и сделал вид, что заносит руку для удара. Он улыбнулся – ожидая, что симпатичная наглая девчонка пискнет и всё-таки убежит. Хорошо конечно, когда женщина – рыцарь, но такие бывают лишь в сказках, и…
Маргарита ударила его первой.
Ей не хватало практического опыта – но титулярный советник Данковский, ещё лет десять назад бывший драчливым студентом, по воскресеньям обучал её боксу. Марк был куда злее Данковского – а первый удар бессовестно пропустил, встретил лицом, как боксёрская груша.
«Мои права заканчиваются там, где начинается боль другого человека» – поняла маленькая Маргарита, глядя, как Марк вытирает кровь с лица. Всё вдруг сделалось немного ненастоящим – как будто Маргарита своим ударом нарушила порядок этого мира – и было поздно о чём-то жалеть, потому что Марк Арзонсон смерил её холодным, уничтожающим взглядом. Должно быть так Арзонсон-старший, Арзонсон, дравшийся со шведами, смотрел на своих врагов через прорези гидравлических рейтарских доспехов.
Марк начал с классической «тройки» – правой, левой, правой – Маргарита поставила блок, но рукам было очень больно. Кулаки Марка Арзонсона делали из лицейских хулиганов отбивные – было поздно и незачем молить о пощаде, но Маргарита двигалась быстро и уходила от самых опасных ударов. Очередной удар пришёлся в голову сбоку – от такого удара Маргарита зашаталась, окровавленное лицо Марка расплылось в победоносной ухмылке – и тут же в это лицо прилетел ещё удар. От такого мальчишка озверел и накинулся на девчонку с удвоенной силой – теперь по-настоящему, всерьёз – они сцепились и покатились по земле. Маргарита думала о том, что всё-таки не заслужила такой ранней смерти – чувство несправедливости злило, и злость придавала ей сил.
Они не заметили, как воцарилась тишина – утихли крики зрителей, а потом на пути осатанелого клубка – состоявшего из Марка и Маргариты – оказались чьи-то ноги в начищенных ботинках.
– Ой, – ойкнула Маргарита.
– Ты мешаешь. Проваливай!.. – рявкнул Марк грозным голосом, но тут же осёкся: сверху вниз на них смотрел человек с длинными белыми волосами и в чёрных одеждах – профессор богословия Авель Влас. Маргарита знала, что он ведёт у старших классов литературу. Профессор молча взял их обоих за уши и провёл так по всему лицею – и не куда-нибудь, а в приёмную директора.
– Этого ты хотела? – негромко спросил Марк, когда они остались одни.
– Заткнись.
– Отвечай, когда я к тебе обращаюсь, – сказал Марк голосом, не терпящим пререканий. – Этого ты добивалась?
– Иди ко всем чертям.
– Мало я тебе всыпал. Ты создала проблемы для нас обоих. Нормальные люди так не делают.
Она промолчала.
– Мне омерзительно смотреть, как ты корчишь из себя оскорблённую невинность. – сказал он Маргарите.
Она подумала, что действительно виновата: вот так просто испортила день другому человеку. Пускай он отказал ей, пускай, но ведь на самом деле он нравился многим девчонкам. Маргарита знала, что это так – но раньше предпочитала сама себе врать. Марка любили многие – он игнорировал их всех, он просто не обязан был любить всех в ответ, и тем более – не обязан любить её.
Ну да – у неё с самого начала не было шансов.
– Прости меня, – буркнула Маргарита.
– Ты меня тоже прости, – спокойно сказал Марк.
Потом что-то скрипнуло, зашелестели занавески и подул свежий ветер: на секретарском столе как птицы крыльями хлопали бумаги, прижатые тяжёлым пресс-папье. Это был Яков – он залез к ним через окно и заявил:
– Большая дружба начинается с малого рыцарства.
Ему дружно посоветовали заткнуться.
– Знаешь, – сказал Марк, вытирая кровь, – Эта девка редкостный дурень, но мне нравится её запал. С этого дня предлагаю считать её парнем и относиться соответственно. Никаких поблажек. И вот ещё что… – Марк повернулся к Маргарите, которая с недовольным видом думала свои невесёлые мысли. – Никому из моих приятелей не хватило бы храбрости взять и вызвать меня на дуэль из-за такой пустяковой причины. Им воображения не хватило бы такое придумать. Серьёзно, скажи, что у тебя в голове?
Маргарита пожала плечами – со стороны могло показаться, что ей всё равно. Она отстранённо подумала: «Мальчишка как мальчишка – ну и что, что он бандитски красив!»
Когда их позвали, в кабинет вошли все трое. Директор уехал куда-то по делам, и в его кресле сидела учительница математики Мария Камю. Она строго отчитывала детей – Марка, который слишком злоупотребляет своим происхождением и забывает, что в Гумилёвском Лицее все равны. Якова, который слишком часто суёт свой нос куда не следует и обязательно закончит свою жизнь в дурной компании – наверняка станет морфинистом и будет проткнут шпагой в каком-нибудь захолустье.
Мария Камю была очень красивая – Маргарита засмотрелась на изгиб её шеи; она была ещё молодой – младшая сестра Марии Камю училась с ними в одном классе и дразнила Маргариту. Вот и сейчас Маргарите досталось особенно сильно – кто-то рассказал учительнице математики, что вчера она одна ходила на обрыв к старому дубу. Сначала Маргарита боялась – а потом поймала себя на мысли, что с мальчишками намного спокойнее, и подумала, что в детстве Мария Камю скорее всего была очень непослушной девочкой и тоже создавала проблемы. Потом Маргарита подумала, что директор Гумилёвского Лицея – фигура не менее загадочная, чем кот-людоед: в собственном заведении он присутствовал по большей части в качестве школьной легенды.
Когда они вышли из кабинета, Маргарита призналась мальчишкам, что очень-очень боялась Марии Камю.
– Я думала, она меня съест.
– На самом деле она очень добрая. Живьём глотает только негодяев, – сказал Марк, когда за ними закрылась дверь.
Яков не сказал ничего – он что-то беззаботное насвистывал себе под нос.
Глава 4, в которой проходит целый год, и все счастливые дни одинаково похожи друг на друга
Они взяли за правило всегда и во всём быть вместе: вместе приходить на занятия и вместе прогуливать, вместе делать домашние задания и вместе шататься по Городу после уроков. Их было трое: Маргарита, дочь таинственного князя Пожарского, проницательный Яков Берлинг и грозный Марк Арзонсон – наследник одной из самых знатных семей в Империи. Они были слишком заняты дружбой и не заметили, как кончилась осень – золотой ковёр из листьев покрылся грязью дождей и первым ноябрьским снегом.
Дни стали совсем короткими, а Город сделался белым и скрипучим от снега. На улицах снег превращался в слякоть под копытами коней и колёсами паровых дилижансов, усатые городовые в шинелях, звеня орденами, сгребали его лопатами, а ночью в свете фонарей кружились хлопья метели – и к утру брусчатка вновь покрывалась скрипучим снегом.
Друзья вместе ходили кататься на коньках по замёрзшей глади финского залива – оказалось, что Яков не умеет, его учили – весело и со смехом, и было видно, как шпили Адмиралтейства целят в серое зимнее небо. Друзья вместе хулиганили – и в наказание вместе оставались убирать класс после уроков. Им стало не хватать времени на учёбу, однако в их маленькой компании были сосредоточены лучшие умы класса – великолепный Марк и проницательный Яков, да и Маргарита, всегда склонная к дурачествам, вдруг обнаружила обширную эрудицию в самых неожиданных областях. Благодаря слаженной командной работе их успеваемость пострадала не слишком сильно.
А ещё они вместе сбежали с рождественской ёлки, чтобы пить вино на гранитной набережной с видом на собор Святого Феликса и вмёрзшие в лёд броненосцы. Вино они пробовали впервые – все кроме Марка, который на вкус мог отличить шардоне от мерло.
– Шардоне… мерло… шардоне… шардоне… совиньон… – Маргарита придумала завязать Марку глаза и по очереди давать ему пробовать вино из разных бутылок. Друзья развлекались так какое-то время – низкое облачное небо тускло светилось красноватым заревом праздничной Столицы, с него падали редкие хлопья мокрого снега, в нём грохотали рождественские салюты – а потом Яков вылил остатки шардоне в бутылку к совиньону и в таком виде подал другу.
– Смешали, черти, – сходу определил Марк. – Хотя я не пойму, что с чем.
– А теперь по запаху! – весело крикнула Маргарита.
– Нет уж, – сказал Марк, снимая с глаз повязку. – Нос у меня замёрз и ничего сейчас не чувствует.
Остаток зимы после рождественской ночи пролетел на удивление быстро и как-то однообразно – в хорошем смысле, как повторяла себе Маргарита, ведь все счастливые дни по-своему очень похожи друг на друга. Она поделилась своими соображениями с Марком и Яковом – Яков принялся спорить, а Марк флегматично пожал плечами.
Они вместе отпраздновали свои дни рождения – в феврале, марте, апреле, первым Марк, а последней – маленькая Маргарита. А когда уроки закончились – все втроём гостили в поместье под Гельсингфорсом, которое Марку досталось от матери. Они семьдесят пять дней прожили в большом полузаброшенном доме. Все эти дни тоже прошли одинаково счастливо, и, одинаково счастливые, были очень похожи друг на друга – но маленькая Маргарита в тайне отмечала каждый прошедший день карандашом у себя в тетрадке.
«Хотя какая я маленькая?» – думала она.
«Ведь мне уже четырнадцать лет!»
К большому старому дому примыкала конюшня – Маргарита, Яков и Марк вместе путешествовали верхом по болотистым трактам и скалистым хвойным лесам. Маргарите было очень странно узнать, что местные крестьянки в её возрасте уже выходят замуж – сама она ни за что не хотела взрослеть.
Друзья вместе обследовали окрестности старого поместья – всё дальше и дальше – однажды каких-то двадцать вёрст не доехав до Гельсингфорса. Они запомнили каждую тропинку, обследовали каждый лесок и перезнакомились со всеми местными охотниками – добродушным молодцами, в годы войны надевавшими белые с синим мундиры финляндских егерей. Друзья вставали с первыми петухами, вместе работали в конюшне, помогая подслеповатому старом конюху (тот служил ещё прадеду Марка) купались в реке и чуть не утонули в болоте, спали каждую ночь в разных комнатах и даже на сеновале – под полным звёзд ночным небом.
В последний день лета они вместе вернулись в Город – столица жила, замкнутая сама на себе, помешанная на классической музыке, театральных новинках и солёном запахе моря. Блестящая роскошь барокко и ампира, несметные россыпи орденов на чиновничьих мундирах, гвардейские офицеры, прокуренные опиумом и проигравшие в карты всё, кроме своей униформы, лицеисты и школяры, носящиеся по гранитным набережным, премьеры, балы, безумные маскарады в древнем парке Монрепо. Столица блистала под северным небом, бесконечно прекрасная в золотой осени своего разложения, больше похожей на весну.