Лейтенант подлил кипятку в кружку капитана и спросил:
– А светоч, это кто такой?
Сыч задумался, подбирая слова. Не найдя, решил пошутить, но совсем примитивно:
– Да чучело одно! Хочешь, скажу, что такое чучело?
– Я знаю, – немного обиделся лейтенант. – Но всё-таки непонятно, почему московская армия берёт город за городом, а мы стоим на месте. И получается, что сражаются впустую сибиряки… и ничего у московских в горле не застряло.
Майор хлебнул чайку, прищурился и похвалил молодого.
– Ты хоть и салага, но нормально соображаешь. Хотя совсем не в ту сторону. Опыта тебе бы набраться, чтобы стать такими, как мы.
Лейтенант вытер ладонью, вспотевший лоб.
– А ещё… объясните мне, товарищи офицеры… почему люди всегда в сторонке. Когда они впадают в ярость, то могут с тигром справиться или даже с двумя, но всё равно сидят в тёплых домах и не высовываются. А мы в окопе год за годом… Люди даже оружие в руках не держали, только ложки и вилки. Жрут, спят, по телеку свинофутбол смотрят и не воюют. Почему?
Майор с капитаном переглянулись.
– Когда я был юнцом, таким как ты, то бегал с автоматом, кричал ура и не о чём не думал… а ты другой. Новое поколение ещё покажет себя. Точно тебе говорю. Так держать, сынок! – снова подбодрил Сашку комбат, поражаясь сообразительности паренька.
Капитан прожевал хлеб, глотнул горячей водички, настоянной на иван-чае, и положил лапу на плечо лейтенанта.
– Значит, хочешь стать такими, как мы? Хорошо подумал?
– Такими, как вы? – переспросил молодой и почувствовал дрожь в коленях.
– Избранными кабанами, знающими правду о войне и мире, – гордо произнёс капитан и покосился на вход в блиндаж.
С улицы послышались слова любимой солдатской песни, давно ставшей непризнанным гимном кабаньей армии – почти молитвой. Её пели утром, днём и вечерами.
Мы кабаны… мы кабаны.
В руках автоматы, на рыле клыки.
Мы кабаны… мы кабаны.
Мы соль и перец сибирской земли…
Других слов не было, а те, что имеются, повторялись снова и снова. Мотив примитивен; если его вообще можно было найти. В каждой роте служил барабанщик – он же трубач. Выбивая ритм, музыкант затягивал первым, выступая в роли запевалы. Песня нравилась боевым свиньям. И молодые, и старые бойцы знали наизусть нехитрые строчки, подтверждая суждение, что в простоте сила. Нужен лишь десяток горлопанов, и окопный хор оживал. Во время исполнения кабаньего хита вепри переставали стрелять и не жевали сопли. Все пели от души, не жалея связок.
Сегодня орали недолго. Раз пять прогнали по кругу и заткнулись. Или барабанщику было лень дубасить палкой по мембране (возможно, сделанной из кожи его товарища), или кого-то пристрелили, сбивая с такта хрюкающих вокалистов.
Когда хор затих, офицеры продолжили беседу. Старшие многозначительно задирали пятаки, смущая молодого. А Сашка немного испугался, услышав о правде – потому что, зачем её знать? Есть правила, устав; есть мантры, придуманные людьми специально для душевного спокойствия. Нужно повторять заученные заповеди и всё будет прекрасно, это ведь и дурной свинье ясно. В конце концов, если совсем туго, можно с фронтовыми товарищами спеть гимн: кабаны-кабаны и всё такое…
Но юношеское любопытство распирало. У лейтенанта перехватывало дух от мысли, что существует какая-то секретная организация, в тайну которой его посвятят, – и он тоже станет особенной свиньёй.
– Я хочу быть, как вы! Расскажите мне правду, – попросил молодой хряк и потянулся за куском хлеба.
Слово взял майор.
– Пока мы здесь сражаемся, в нашей столице творится заговор… против нас и императора. Против боевых офицеров и генералов, и вождя… Ты слышал о Роберте Варакине? – спросил Чуки.
– У меня по истории всегда были «пятёрки». Я знаю, что он создал гибридных животных и лекарство для людей. Император для свиней, как Бог, – лейтенант задрал рыло и посмотрел в бревенчатый потолок, словно на небо, усыпанное яркими звёздами. Его взгляд был полон любви и надежды.
– Вот тут ошибочка, салага, – хрюкнул майор. – Император свиньям не брат. Когда вождь проснётся, его закроют в лаборатории, и станет он придумывать разные гадости, чтобы нас боевых секачей уничтожить. У него знаешь, какая башка и сколько там мыслей разных?
Сашка, затаив дыхание, заинтересовался ещё сильнее.
– Да неужели? А что он хочет сделать?
Майор не знал точного ответа, потому что люди вечно выдумывают и не угнаться за ними никогда. А такой гениальный человек, как император Варакин, может состряпать любую химеру, чтобы всех махом положить. И Чуки ответил уклончиво.
– Мне по секрету один умный кабан сказал, что Варакин предатель. Хуже Иуды из Биробиджана. И есть у него такая потребность продать Китаю Сибирь, вместе с городами, где наши жёны живут; вместе с лесами, где берёзки и кедры родненькие растут. Он уже украл все наши деньги и золото своровал. Прячет награбленное в замке. Умный кабан точно знает, что богатств там мерено немерено. А замок этот в горах, где пальмы и море… Но я думаю, что строит вождь вертолёт. Ну, знаешь, раньше были такие машины с большим пропеллером наверху? И в этот вертолёт запихнёт он атомную бомбу, чтобы скинуть на нас. Сверху же видно всё – лётчик не промахнётся и попадёт прямо в окоп. Представляешь, что начнётся потом?
Лейтенант почесал пятак. Угроза звучала не правдоподобно. Как можно продать Сибирь, не укладывалось в голове. А вертолёты не летали уже давно. Некоторые ржавели в ангарах, а большая их часть рассыпалась под дождём и снегом. Последний раз летящую машину видели лет пятьдесят назад. Даже у Страны Москвы не было воздушного флота: ни одного вертолёта, ни самолёта, ни двукрылой этажерки.
– Мне почему-то не верится, – разочаровался Сашка. – Вот если бы он вирус придумал, это другое дело. Император бы мог сделать, какой-нибудь поросячий грипп или кабанью оспу… и тогда болячку можно распылить над окопом, и всех заразить, даже метиться не надо.
– Ну, ты голова! – восхитился громадный Чуки. – Ловко ты про вирус сказанул.
В углу блиндажа стояла железная бочка. Майор подошёл к ней и, наклонив, отлил полведра чистого спирта.
– Сашка, ты такой умный… не ожидал. Предлагаю обмыть! – поставил ведро на стол командир батальона и хрюкнул в предвкушении весёлой ночи.
***
В квартире отставного генерала Щербы собрались четверо заговорщиков: три старых вепря и одна сумасбродная свиноматка. Её звали Шала́йя. Она носила белые кроссовки и просторный джинсовый сарафан на толстых лямках. На груди всегда висела медаль свиньи-героини. Потому что Шала́йя родила более сотни поросят. По этому случаю её даже приглашали во дворец, и лично князь Витольд пристегнул серебряную награду к кармашку в виде размашистой яблони, как символ плодородия.
После убийства пятиклассника – Охрич сын Щербы отказался посещать школу. Генерал любил своего мальчика, заботился о нём как мог и снисходительно разрешил остаться дома. Поросёнок тихонько сидел в отдельной комнате и подслушивал, о чём говорят взрослые.
Только что пришла плохая весть. Позвонили друзья из контрразведки, сообщили, что убили Олёкминского воеводу Репо. В собственной квартире его застрелил снайпер выстрелом точно в рыло. Репо не только был другом генерала, он возглавлял повстанческую организацию с громким названием «Планета свиней».
– Всех вас перебьют по одному, – бормотал Щерба, переживая неожиданную гибель товарища. – Как пить дать, как есть, как спать.
Два отставных барона, Клещ и Хруст – озабоченно почёсывали щетинистые подбородки, переваривая трагедию. Звание боевого барона соответствовало званию полковника человеческих подразделений. Если секач дослужился до столь высоко уровня, значит – не зря хлебал помои и честно воевал с врагами страны. Известие о смерти своего предводителя подрывало веру в конечный успех восстания. Ещё вчера генерал и бароны, вместе с Репо составляли план штурма дворца и мечтали захватить князя, чтобы свергнуть деспотичный режим, а сегодня воеводу убили. Лишь прославленная свинья-героиня сохраняла спокойствие. Шалайя была удивительной женщиной – с уникальной судьбой.
Все свиноматки проживали в отдельных районах города. Для них строились специальные дома, отдельные супермаркеты, кинотеатры и рестораны. В свободное от родов время свиньи работали в магазинах и прачечных, кто-то пахал в колхозах, часть трудилась на фабриках. Дамы шили одежду, пилили мебель, изготавливали оружие: автоматы, патроны, снаряды, пушки и танки. Но когда приходило время дать потомство, женщины отправлялись в роддома. В среднем у каждой свинки рождалось по два поросёнка за один раз; а у Шалайи меньше четырёх не было никогда. Однажды она выстрелила аж девятью малышами. Это случилось после знаменитой молодёжной ночи, выпивших старшеклассников.
Каждое первое июля в Якутске проходил вечер выпускников свиношкол так называемый праздник алых шаров. Вчерашние дети, прощаясь со школой, запускали в ночное небо тысячи китайских фонариков. Все плакали, рыдали и по княжескому закону совокуплялись – для продолжения свинячьего рода. В общем, все были счастливы… и вот однажды Шалайя так увлеклась подростками, что переспала с целым классом напористых кабанчиков. Прошло пять месяцев, и мамаша родила девятерых розовощёких мальцов. Среди них была лишь одна девочка, остальные парни – будущие бойцы.
Последние годы Шалайя вела себя скромно, но продолжала посматривать на вепрей, вспоминая молодость непредсказуемыми поступками. Год назад в «Молоко» дама познакомилась с воеводой по прозвищу Душман. Затем вступила в тайное общество – естественно, через постель. Теперь вечерами и ночами она решала вопросы восстания наравне с отставными военными.
– У тебя сохранилась копия плана? – спросила Шалайя у Щербы.
Генерал пошарил в карманах, извлёк потёртый листок.
– Как знал, что пригодится… вот он, – старый кабан бросил на стол начертанную от лапы карту штурма. – Но что толку, Репо убили! Завтра наступит и наш черёд. Глупая это затея. Только молоденьких солдат в пекло отправим. У меня сын подрастает. Боязно.
Бароны тоже расстроились. Клещ поставил на стол трёхлитровую бутылку, придавив ею листок. Хруст вынул из серванта четыре стакана, ковырнул пальцем грязь с ободков и налил до краёв.
– Давайте помянем Душмана, – сказал он и, звонко шмыгнув пятаком, загнал горючие слёзы обратно в пазухи.
Кабаны выпили, не закусывая и не чокаясь.
– И вы считаете себя боевыми секачами? Называете себя кабаньей элитой? – завелась Шалайя, высушив до дна полный стакан. – Ну и мужики! Вы не офицеры, вы тряпки! Чтоб вам рожать, как настоящей бабе!
Генерал с интересом посмотрел на женщину, которая была никак не меньше его самого. Водка медленно расплывалась по телу, согревая копыта и пуская в ход обворожительные чары. Щерба протянул лапу и поправил лямку сарафана на плече у дамы. Их взгляды встретились. Пробежала искра. Всего миг и вспыхнула молния.
У всех кабанов были впечатляющие клыки. До слоновьих бивней им далеко, но всё-таки…
– Я немного погорячилась, назвав вас тряпками, господа хряки, – извинилась Шалая. Вместо бивней у неё густо росли приличных размеров усы, на подбородке топорщилась редкая бородка, а её пять сосков (один ампутировал по ошибке пьяный врач) под действием спиртного, так и выпирали из-под сарафана.
– Охрич! – позвал генерал своего сына.
Поросёнок будто ждал. Он выскочил из комнаты и встал перед отцом.
– Да папочка, – вытирая влажный носик, отозвался малыш.
– Сын, иди-ка ты погуляй, развейся. Можешь в кино сходить, ну или ещё… куда вы там ходите?
– А можно мне к тёте Нюше съездить? – радостно захрюкал пацан.
– Конечно, ты ведь мой сын! Тебе можно всё! – важничал генерал.
– А в школу? Как же я в школу пойду? Далеко ведь. Папа, сделай мне отпуск, разреши остаться у тёти Нюши, хотя бы на две ночки?
Щерба задумался. Он вспомнил, что на кухне стоит ещё три бутылки водки. Настроение приподнялось ещё выше.
– Охрич, знай сынок! Я для тебя сделаю всё что угодно… а про школу вообще забудь. Нечего там делать.
Мальчонка обрадовался. Постукивая копытцами о пол, как заводной заяц-барабанщик он хотел ещё, что-то спросить у отца, но замялся.
– Не тяни сын. Говори что надо.
Охрич бегал глазками, выбирая с чего начать.
– Знаешь, папа… учительница пугала меня, что когда проснётся император Варакин, то тебя вызовут в школу. Вот я и спрашиваю. Тебе уже позвонил директор Иванов? Он такой строгий и говорит странно.
Кабаны заметно расслабились, а наивный вопрос поросёнка даже заставил забыть о смерти воеводы и негромко рассмеяться. Генерал загадочно улыбнулся, будто ведал великую тайну.
– Сынок. Знаешь, что мы скоро сделаем с императором Робертом и князем Витольдом… да и с другими людьми?
– Я не знаю, – пискнул пацан.
– Мы их посадим в большое корыто, где-нибудь во Владивостоке и отправим в плаванье через весь океан. А тех, кто откажется путешествовать, мы расстреляем на месте, прямо в порту. Запомни сынок, скоро кабаны станут самыми главными. Планета свиней! – неожиданно выкрикнул Щерба и, подскочив со стула, топнул копытом и вскинул лапу перед собой.
У каждой тайной организации должен быть свой лозунга, а громогласному лозунгу необходим не менее впечатляющий ответ. Охрич радостно взвизгнул и топнул о пол, затем вскинул ладошку и выпалил, как научил отец.
– Свиней планета!
10
У людей однажды впавших в ярость радикально менялась жизнь. Таков закон Страны Сибирь. Человек, вкусивший кровь гибрида, лишался работы и покидал прежнее место жительства. Он отказывался от старых знакомств и редко виделся с родственниками; потому что того, кто почувствовал вкус горячей плоти, было уже не остановить. Желание насытиться, будет преследовать убийцу вне зависимости, употребляет гражданин сыворотку или нет. В стрессовой ситуации возможен неконтролируемый выброс энергии ярости. Незаурядный торг на рынке из-за пучка редиски может перерасти в агрессию, а запах животного и его страх – спровоцировать голод. Поскольку лечение от недуга ещё не придумано, люди, совершившие нападение на антропоморфа, отторгались обществом и становились, кем они являлись всегда – самым опасным хищником на Земле, способным выбирать себе жертву, но только в строго отведённых местах.
Мария Борисовна Пяточенко совсем не жалела, что оставила школу. Она, конечно, любила свой коллектив и озорных поросят, но ветер свободы, а особенно вкус смачной свежатины – ей нравился гораздо больше. У бывшей воспитательницы был выбор, куда переехать и чем заняться после убийства подростка. Ей предложили работу на птицефабрике с переездом в город Благовещенск. Вторая рекомендация звучала не менее заманчиво – трудоустроиться контролёром в охотхозяйство, что рядом с Владивостоком. Но она выбрала другую профессию.
Марии Борисовне всегда нравилось путешествовать, переезжая на большой машине с одного пункта в другой. Длинные дороги манили её сибирскими просторами, а перекрёстки, где-то вдали от городов пробуждали забытое чувство выбора уникального пути. К тому же есть огромная разница, что находится в грузовике. Если в холодном рефрижераторе на железных крюках висят бараньи и свиные туши, то перемены в жизни уже не кажутся такими трагичными; а отрезав кусок мяса и, бросив его на раскалённую сковороду, текут жадные слюнки и рождается понимание, что жизнь-то удалась.
Бывшая воспитательница получила новую профессию экспедитора. В её задачу входило принять груз, а после доставки, сдать. Сложность работы состояла в двух вещах. Первое – нужно перевозить запрещённый законом товар (небольшая проблема этического характера), но зная, куда доставляется свежатинка, сложность превращалась в иллюзию опасности. Второе неудобство, это – то место, где грузилась машина. В городе Алдане не жаловали людей. Приходилось подъезжать на мясокомбинат ночью, чтобы никто из вольных сибиряков не заметил в кабине бывшую учительницу и водителя.
Сегодня была первая поездка в свободный от княжеской власти город. Машина прибыла на скотобойню ровно в два часа ночи, а в три гружёный рефрижератор проехал алданский блокпост в обратном направлении. За рулём сидел опытный водитель. Ему немного за пятьдесят. Он не первый год снабжал якутских князей мясом. Его звали Геннадий Сыроежкин.