– А легенда? Откуда вы ее взяли?
– По мне, так она больше похожа на красивую сказку, чем на правду. Каким образом ты собираешься доказать мне или опровергнуть существование Бога и ангелов? Ученые объясняют некоторые «сверхспособности» повышенной мозговой активностью. Обычно наследственной. Мол, мозг работает больше, чем на привычные десять процентов. Просто в определенный момент, обычно в период созревания организма, нервные ткани трансформируются и приобретаю новые свойства. Вроде инициации. Новое тело – новая жизнь… Редко, но иногда дар проявляется позже… Чего ты смеешься?
– Верить? Это же бред, ты понимаешь? – Кристина прикрыла ладонью улыбку, но немного нервического смешка сдержать все равно не удалось.
Тимофей пожал плечами.
– Ты сама ответила на свой вопрос…
Не сказав больше ничего, девушка отвернулась к окну. Выходит, та цветная вспышка, которую она видела ночью в подворотне, вовсе не была игрой разума? Это была – инициация?..
Она попробовала прищуриться, вызвать перед глазами чувство расслаивающейся реальности, когда возникал свет, но ничего не смогла и бросила затею. Во всяком случае, эти люди пока ничего плохого ей не сделали, даже помогли. А уж во что верить, каждый волен решать сам…
…Город расступался. Разбегался по сторонам дороги, приветливо кивал, кренился, покачивая крышами и снова замирал за спиной, убаюканный тихой песней пробудившегося после сна ветра.
Ветер резвился с густеющими тучами, взбивая их в тяжелые комки серой шерсти, выстраивая из них облачные башни и неприступные стены, но пока его игра выглядела безобидно, несерьезно.
– А Алиса? – Кристина растерянно пыталась вспомнить, в каком контексте слышала это имя. Она снова обернулась к Тиму, ища ответного взгляда, и внезапно почувствовала проклюнувшийся внутри росток холода.
Лицо его как-то неуловимо изменилось, потемнело, будто от упавшей тени, сделалось неподвижным, осунувшемся, враждебным.
Встретившись с ним глазами, Кристина невольно вздрогнула – так жутко было видеть таким еще минуту назад широко и искренне улыбающегося парня.
– Тебя не касается.
Настойчивые солнечные зайчики, дрожащими пятнами собравшиеся на стекле, дрогнули и сверкнули вдруг особенно ярко, и Тим раздраженно откинул солнцезащитный козырек. Все время с момента неудачно оброненной фразы он молчал, сосредоточенно-отстраненно уставившись вперед, на убегавшую под колеса белую ленту дорожной разметки.
Кристина перевела на него осторожный взгляд.
Темные волосы, белое лицо с высокими, чуть заостренными скулами, тонкая линия рта с чуть припухлой нижней губой. Только глаза блестят непривычным, влажным блеском.
– Тим? – осторожно позвала Кристина.
Лицо, плотно сжатые губы, скрытые за темнотой очков глаза – все как-то незаметно, едва уловимо изменилось при этом, и Тим торопливо отвел взгляд. Передернул плечами, старательно пытаясь спрятать движение под пологом незначительной небрежности.
Только теперь, глядя в его сторону прямо, Кристина заметила прицепленную за уголок к солнечному козырьку фотографию.
– Это Алиса? – неожиданно даже для самой себя спросила она. Цветная фотография. Не то парка, не то просто цветущей зеленой изгороди и хрупкий силуэт в нежном розовом платье. По-детски круглое личико с упрямым выражением. Может, из-за насмешливо вздернутого носика.
Темно-каштановые волосы, сзади короткие, почти по шею, а спереди едва касаются плеч. Блестящие, светлые глаза с выражением спокойного любопытства, на дне которых – размеренная задумчивость, прикрытая лукавой смешной улыбкой. Пытается сделать смущенный взгляд. Вот-вот скажет: «Ну зачем ты меня фотографируешь? Не стоит».
– Вы… вы были парой?
Тим напрягся, подбираясь, словно в ожидании удара. Каждым сантиметром кожи Кристина чувствовала его неприязнь, ощущала ее почти физически. Так не может оставаться незаметным прикосновение раскаленных игл к коже.
– Просто запомни, на твоем месте должна была оказаться она, и тогда все сейчас было бы прекрасно…
Он стиснул зубы напряженно глядя на дорогу.
Девушка видела, как сжались до белизны его пальцы, натянулись под кожей мышцы на руках и застыло в немом ожесточении лицо. В эту минуту он показался ей совсем незнакомым, чужим, отстраненным, впрочем, каким и являлся для нее – это было всего лишь напоминание. Лезть в душу незнакомому человеку оказалось не лучшей идеей.
Но страшным было не это. А то, что даже сквозь резкость и натянутую злость он был несчастен. Глубоко, преступно, болезненно и несправедливо несчастен.
Но не могла простить ему резкости. Он не имел права осуждать ее. Он не мог – даже, возможно, не хотел – понять. Ведь Кристине действительно было страшно. До оцепенения, до дрожи, до холода в груди, когда сердце пропускает не один, не два удара и каждый раз будто норовит заглохнуть насовсем.
Как мучительно не хватает воздуха и кажется, что вокруг – лишь тугой, враждебно пустой вакуум, и ты задыхаешься, в замедленном воспроизведении видя, как безвольно оседает на асфальт подломленная знакомая фигура.
«А если с ним тоже случилась беда?!.»
Почему-то эта мысль не приходила Кристине в голову раньше.
«Если Артем пропал и сейчас находится где-то не лучше того заброшенного места, а я даже не подозреваю об этом?..»
Железный кулак снова крепко стиснул все внутри, заставляя спину покрыться холодной испариной. Кристина сжала ладонь, больно впиваясь ногтями в кожу.
«Все будет хорошо, – мысленно уговаривала она себя. – Все будет хорошо, иначе просто никак…»
– Завези меня кое-куда. Если тебе не трудно, – стараясь, чтобы голос не дрожал, произнесла девушка, готовясь встретить ответным ударом любой выпад, но Тим лишь коротко кивнул после недолгой паузы. И вновь спросил адрес.
❝И увидел во сне: вот, лестница стоит на земле, а верх ее касается неба; и вот Ангелы Божии восходят и нисходят по ней❞
(Быт. 28:12-16)
2018-й. глава 5
Район носил название Расчески. Длинные пятиэтажки пугливо жались рядком к ограде детского сада. Зеленые тени дворов-закоулков наискось ложились на бетонные пятачки стоянок для немногочисленных машин. Взлелеянная поколениями обветшалая серость. Но вместе с тем было что-то непомерно уютное, трепетное, под этими низкими седыми крышами и разросшимися сиреневыми кустами.
Казалось, раздражительной суете и вечно подкарауливающей за порогом спешке просто не хватало здесь места. Среди этих детских горок и качелей рядом с желтой песочницей. Под почти одинаково серыми, похожими на тоскливые старческие глаза, квадратными окнами и открытыми балкончиками с развешенным на просушку бельем.
Тим притормозил на углу, не решаясь сунуться в узкие, непривычные, не понятные ему дворы. Обернулся, не заглушая мотора.
– Тебя здесь подождать? – поинтересовался он с бесстрастной вежливостью. Его тон решил сам за себя.
– Нет, – отрезала Кристина. – Я к другу. Надолго.
Решив, что на этом отчет о ее планах окончен, девушка выскользнула из машины и не оборачиваясь двинулась в сторону дома, чувствуя, как с каждым шагом внутри пробуждается, овладевая сознанием, давящая, тяжелая одним своим присутствием болезненная тревога.
Почти сразу за домами был широкий бульвар, а за ним – парк с березовой аллеей, куда летом приезжали аттракционы и передвижные кафе. Там всегда было оживленно и шумно, носились дети, гудели машины для производства сахарной ваты, а шумная рекламы зазывала опробовать новые развлечения за самую символическую стоимость.
Внутри дворов же царила сонная послеобеденная тишина. Этот покой, непрочный, зыбкий казался потому еще более дорогим и притягивающим, чем собранная по всем уголкам света тишина.
Кристина оглянулась.
Каждый клочок пространства здесь хранил детские воспоминания: о том, как часто приходили сюда с мамой, об их играх с Артемом – он был сыном маминой подруги да и сам тогда еще не раздражал своей навязчивой привязанностью и не обращался с Кристиной словно с хрустальной дорогой вазой.
С ним можно было подурачиться, подраться подушками от дивана, вдоволь поноситься по двору и придумать очередную, понятную лишь им одним, игру, которые Кристина помнила до сих пор.
Сейчас девушка шла к знакомому дому будто на казнь.
В этом Городе горящих торфяников
Каждый сам за себя, не взирая на обстоятельства,
В одиночной квартире-камере храня молчание,
Рассовывает душу по пыльным, дырявым ящикам.
С бульвара доносился голос.
Мелодичный, струящийся серебристой рекой, он то звенел и переливался, то покорно затихал под волны нестройного эха, чтобы затем поддаться неизвестному порыву и взлететь ввысь.
В этом Городе горящих торфяников
Раз за разом гоняешься за пустынным преданием,
Как за сказкой, нелепой, устаревшей, жалостной,
Излитой пером бесталанных писателей.
Это Город горящих торфяников,
Приглушенный роптанием, всегда одинокий,
Он не хочет быть жалким, несчастным, маленьким,
Правда выбор судьбы не за ним.
Да и только…
Словам вторил еле слышный гитарный перебор, ветер подхватывал робкое дрожание струн, и откуда-то со стороны, продравшись сквозь густоту пространства и времени, внезапно повеяло далеким, таинственным, непознанным…
В этом Городе горящих торфяников
Каждый день, словно стая голодных зверей
Разрывает на части бессонные ночи слабых,
Уставших от жизни несчастливых людей.
В этом Городе горящих торфяников,
На остывших бульварах, в умах безрассудных
Пустота начинает зализывать раны.
Все пришедшие мысли – в нее.
В ниоткуда…
Светлое видение поднялось из душного предгрозового марева.
Тихий несуществующий город – весь составленный из опрокинутых на бок спичечных коробков-домиков. С ветвящимися улочками и отглаженными солеными ветрами стенами из хрупкого песчаника, с мостовыми и круглыми, похожими на глаза, чердачными пыльными окнами. С изломами поржавевших водопроводных труб и темными гулкими подъездами.
Город дрогнул, подхваченный воздухом, и застыл, набираясь ветром, становясь более объемным и действительным.
Снова откуда-то повеяло морской солью и пропеченными солнцем выброшенными на берег кудрявыми водорослями. Снова повторил-пропел невидимый мелодичный голос:
Вот он, Город горящих торфяников,
Приглушенный роптанием, всегда одинокий.
Он не хочет быть жалким, несчастным, маленьким,
Только выбор судьбы не за ним.
За тобою.
Ветер стих. Голос надломился на миг, а потом вовсе замер, затерявшись между частыми зубьями домов, но отдаленное эхо еще играло уходящими словами: «За тобой… за тобой…»
Кристина ждала какого-то слова, какой-то подсказки, намека, но таинственный певец улетел вместе с ветром уже слишком далеко, а она так и стояла под узким козырьком подъезда, и так же взволнованно ворковали сверху серые голуби, и вмиг потяжелевший ветер надувал под ноги рыжий песок с соседней детской площадки. Не дождавшись вразумительного ответа, девушка шагнула внутрь.
После непривычной яркой улицы, где из-за обилия теней солнце словно подсвечивало предметы изнутри, предоставив небо серости, тесный подъезд казался непривычно мрачным и темным.
Резко пахло кошками, отсыревшими газетами и пережаренным луком. Из-за смутно проявляющихся на площадке дверей слышались чьи-то голоса, где-то громко бубнил телевизор, его звук перемежался с надсаженными криками и шумом музыки на втором этаже.
По мере того, как глаза постепенно привыкали к теперешнему освещению, темнота начинала отступать. Кристаллизовалась и оседала на кожу влажными холодными капельками, Поднимаясь вверх по отполированными многими шагами ступенькам лестницы, Кристина чувствовала, что она следует вместе с ней, точно стеснительный ребенок, осторожно придерживая за рукав.
Эта темнота не была агрессивной, девушка много раз сталкивалась с ней еще с детства, каждый раз под наиграно сердитый голос и всплески рук тети Тони: «Опять, паразиты, лампочку выкрутили!». А темнота радостно улыбалась из дальнего угла, за квадратной батареей, заваленной рекламными проспектами.
Знакомые, обкатанные по краю ступеньки.
Знакомая, обитая вишневым дерматином дверь с вертикальным рядком круглых заклепок в середине. Чуть криво висящий коробок с кнопкой – звонок.
Пальцы несмело потянулись к зелено-синей западающей клавише… и замерли там, не решаясь коснуться ее и услышать за тонкими перегородками стен знакомую мелодию, похожую на перекат тихих нот: «Та-та-та… Та…»
«Зачем ты пошел за мной в тот вечер?..»
Девушка вздрогнула, почти на интуиции чувствуя слабую вибрацию воздуха за спиной.
– Кристина?..
Удивленный голос за спиной эхом отскочил от двери, прокатившись по шумной лестнице, вздрогнул и просочился в соседние квартиры, туда, где кашляло, надрываясь, пенсионного возраста радио.
Девушка резко обернулась, а рука, все еще по инерции тянущаяся к звонку, уперлась парню в грудь.
– Тема… – шепотом выдохнула она, судорожно сжавшись под его вопросительным улыбающимся взглядом, еще не веря ни в его существование, ни в свое собственное. Кинулась к нему, обняв за плечи и уткнувшись носом в такую родную сейчас поношенную спортивную куртку, вдохнула его запах, чувствуя, что вот-вот расплачется от счастья у друга на плече.
– Я переживала, что с тобой что-то случилось!.. Что ты… – и почти испуганно, но с затаенной в глубине души трепетной надеждой. – Ты помнишь, что случилось той ночью?..
– Ага?.. – сдавленно то ли согласился, то ли переспросил он, все еще продолжая в неверующем изумлении таращиться куда-то в стену позади девушки, так и не решаясь обнять ее в ответ. – Кристин, отпусти меня, пожалуйста, ты мне ребра сломаешь…
Он вообще не изменился. Кристина поймала себя на этой мысли, хоть и звучала та по-дурацки: как можно измениться за два дня? Худой, долговязый, с растрепанными, вечно будто немного засаленными волосами. Карие глаза блестят от осколков падающего на площадку уличного света.
На левой руке плотная белая повязка.
– Прости, Тем, я… Я… Это – тогда все?…
Он снова кивнул, на этот раз молча и слегка озадаченно. Неловко потянулся почесать затылок, но передумал.
– Ободрался, когда упал. Я почти ничего не помню про тот вечер. Кажется, ничего… Кто-то ведь хотел тебя обидеть?
Взгляд Артема сделался сосредоточенно-твердым, приобретая непривычное выражение, но почти тут же вернулся к прежней рассеянности. Ему тяжело было сосредоточиться, когда рядом оказывалась Кристина. Наверное, это поведение раздражало девушку больше всего: Артем словно был не собой, а кого-то играл, каждым жестом и репликой пытаясь понравиться.
Улыбка парня сияла, несмотря на натянутый тон, так и говоря: «Вот ты, здесь, пришла ко мне, хотя никогда бы не сделала подобного добровольно прежде. Что-то заставило тебя прийти: беспокойство ли, чувство вины, но сейчас с тобой все нормально. И молчи. Будь здесь, со мной!»
– Да, – нехотя отозвалась Кристина, потупляя взгляд. Волна радости, нахлынувшая на нее при встрече с Артемом, прошла, оставляя на своем месте лишь неумолимое желание поскорее укрыться от его внимания. – Но теперь все в порядке… – и докончила лишь мысленно: «Ты даже не представляешь, насколько».
В холодном воздухе подъезда густело напряжение, и Артем, дернув уголком губ в подобии улыбки как всегда первым попытался развеять ее.
И как всегда безуспешно.