Ольга плакала, кляня себя за то, что не послушалась Ангела, и слезы капали на холодную, промокшую землю …
Капали слезы и у Ангела, сидевшего в ветвях груши …
– Успокойся, девочка, не плачь так горько, в тебе скоро снова зародится жизнь, – так шептал Ангел, но сегодня Ольга его не слышала …
… и снова пришла весна, и снова Ольга поняла, что скоро ей стать матерью. Помня совет Ангела, так и не простив себя за то, что не послушалась, она никому, даже мужу, не сообщила о предстоящем прибавлении. Высокая и худощавая, но с достаточно широкими бедрами, Ольга хранила свой секрет, сколько могла.
Малыш не хотел жить в тайне и однажды ночью пнул в бок тесно прижавшегося к Оленьке своего отца.
Людвиг проснулся сразу и, сев в кровати, растормошил жену:
– Оленька, родная моя, это то, о чем я думаю?
– Да! – счастливо улыбнулась Ольга, и добавила лукаво, – Долго же ты … догадывался …
В углу спальни, на спинке стула, сидел Ангел и тоже улыбался, глядя на счастливую семью …
– Кыш отсюда, не подглядывай, – зарделась Ольга и натянула одеяло до подбородка.
– Да ладно тебе, я видел тебя в момент твоего рождения, и тогда ты была … гм … еще менее одета, – подмигнул Ангел, расправил крылья и растворился в жемчужной дымке …
***
В положенный срок Ольга родила мальчика. Его назвали Иваном, в честь деда, отца Ольги.
Еще через три года, в год, когда началась Первая Мировая Война, в семье родилась девочка. Людвиг назвал ее Вандой …
Все события, происходившие в мире, не волновали Ольгу, да и не сказать, чтобы сильно отразились на делах в поместье.
Благодатная земля Украины продолжала радовать урожаями, коровы доились и телились, лошади паслись на лугах, люди, живущие на землях поместья, были сыты, одеты, обуты, а значит, как думала Ольга, довольны и своим положением, и жизнью.
… все было так … до поры-до времени …
Две революции, произошедшие одна за другой, гремели и что-то меняли где-то там, казалось в другом мире. Все оставалось таким привычным и таким стабильным. Ольга всегда знала, что кто-то должен работать на земле, кто-то должен руководить и направлять, а значит, в мире всегда и все будет неизменно. Да и как могло быть иначе?
… Настал 1919 год …
Глава пятая
Молодая женщина ранним утром вошла в свой дом …
Бабушка, как всегда, сидела у окна на любимом стуле, и снова что-то нашептывала в ушко девочке.
– Что ты расселась посреди комнаты? Не проехать – не пройти!
– Так в нашем доме где не сядь – будет посередине, – попыталась отшутиться старуха.
– Будь счастлива и благодарна мне, что у тебя на старости лет есть крыша над головой! – голос молодой женщины стал визгливым и неприятным. Но она успокоилась так же быстро, как и вспыхнула, и устало махнула рукой:
– Идите на улицу, погуляйте, мне нужно поспать после ночной смены.
Тяжелый труд на заводе, где можно было заработать хоть какие-то приличные деньги, изматывал ее физически и, что намного страшнее, морально.
Понимающие друг друга с полу-взгляда, старуха и девочка тихонько собрались и отправились на прогулку.
Уже сидя на парковой скамейке, приобняв правнучку, старуха спросила:
– Ну что, рассказывать дальше?
– Да, – тихо прошептала девочка и прижалась к своей прабабушке …
Рядом с малышкой незаметно присел Ангел.
– Что, крылатый, тоже мои сказки послушать прилетел? – улыбнулась ему Ольга.
– Да, я хочу знать, как тебе жилось в те годы, ведь я прилетал так редко.
– Редко, – согласилась старуха, – А нужен был часто …
– Прости, я не мог, – Ангел виновато опустил глаза.
– Давно уже простила ....
***
Все чаще Ольга ловила на себе враждебные взгляды. Все чаще Людвиг куда-то уезжал на день, а то и два. Муж становился с каждым днем все мрачнее, но Ольга продолжала прятаться от мира и от проблем ей непонятных.
Она оплакала умершего недавно отца и погибшего на фронте среднего брата, знала, что Стефан еще в начале семнадцатого года вернулся в Россию и теперь живет и работает в Петрограде … кем работает? где именно живет? этого Ольга не знала.
Когда попыталась расспросить о брате Людвига, тот вначале просто отмалчивался, а потом и вовсе сказал, что не надо ей пока ни о чем знать.
Ну не надо так не надо … у Ольги был ее муж, ее земля и ее дети, остальное значения не имело …
Однажды ноябрьским вечером Людвиг приехал домой злой и взбудораженный. Он велел уложить детей и сказал жене, что им нужно поговорить …
Вскоре Ольга пришла к мужу в библиотеку. Людвиг сидел в кресле, протянув ноги к огню камина и крепко, почти в нитку, сжав губы … он долго молчал, потом поднял на жену глаза:
– Ольга, нам нужно уезжать …
– Куда уезжать? Зачем?
– Поедем к Стефану, в Петербург, тфу, черт, в Петроград.
– Не поминай лукавого на ночь глядя, – автоматически ответила Ольга.
– Какого лукавого?! – громко и раздраженно спросил Людвиг, – Ты что не видишь, что «лукавые» вокруг нас … надо бежать, спасать детей и спасаться самим.
– Нет! Я никуда не поеду! Как же мой дом? Как же наша земля?
Людвиг смотрел на жену и не понимал, как она может быть такой слепой?
Неужели не замечает, что вырвавшиеся из под контроля крестьяне, уже разграбившие немецкую слободу, со страшными, дикими ухмылками, зыркают им в след. И что сдерживает до сих пор озлобившихся на весь мир людей – не понятно.
Но грабить больше некого, на очереди панский маеток, и это дело считанных дней.
– Ольга, нужно пошить себе, мне и детям пояса из ткани, ну такие, с карманами, упаковать в них золото и драгоценности. Мы уедем послезавтра, если до послезавтра доживем … никому ничего не говори, шей сама и сама собирайся. Детям тоже ничего не говори, не надо их пугать. У нас все должно получиться, Стефан уже нас ждет.
***
Ольга растерянно оглянулась и увидела Ангела в углу комнаты.
– Где ты был? Почему оставил меня так надолго? – Ольга смотрела на ангела с укором.
– Я не мог раньше … и не смогу прилетать к тебе какое-то время.
– Почему? что случилось?
Ангел протянул крыло и погладил Ольгу по волосам:
– В этом мире больше нет места для Ангелов …
– Что же мне теперь делать? кто подскажет? кто научит, как быть?
– Слушай мужа, Ольга, сегодня он тот, кто охранит и тебя и детей … если сможет …
Ангел загремел крыльями, и только сейчас Ольга заметила, что его, всегда белоснежные, перья отливают стальным блеском, да и в глазах появился какой-то незнакомый металлический свет.
– Мне пора. У меня своя битва, – Ангел расправил крылья и вылетел в окно, разбив стекло, ставшим словно железным, пером.
– Я увижу тебя еще?
– Увидишь! Жди …
***
Уже через день, сделав все, как велел муж, упаковав в нашитые пояса царские золотые червонцы и большую часть драгоценностей, зарыв то, что не поместилось или не было достаточно ценным, в любимом саду, Ольга была готова к бегству.
Поздним вечером Людвиг усадил Ольгу и полусонных детей, тяжело передвигающихся от сковывающих движения поясов, на телегу, запряженную выездным жеребцом и, тихо ведя коня под уздцы, навсегда покинул родовое гнездо, принадлежавшее его предкам четыре столетия ....
Ближе к рассвету семья добралась до железной дороги, проходящей через волостной город.
Людвиг выпряг жеребца, поцеловал его в теплую морду, протянул невесть откуда взявшийся кусочек сахара …
– Ну, беги, – Людвиг шлепнул рукой жеребца по крупу, но тот и не думал уходить, только недоуменно посматривал на хозяина.
– Да беги же ты! Бисова дытына! – Людвиг изо всей силы огрел жеребца вожжами. Лошадь заржала от боли и обиды и унеслась в ночь …
Неся полусонных детей на руках, семья добралась до железнодорожной ветки.
– Теперь сидите тихо, я скоро вернусь, – Людвиг растворился в темноте.
Откуда-то издалека донесся паровозный гудок, и в это же время из сумерек вынырнул Людвиг, подхватил на руки Ванечку, сказал Ольге:
– Бери Ванду и будь готова. Поезд не остановится, только притормозит, нам нужно успеть сесть в вагон.
– Я не смогу! Ванда тяжеленькая, да еще и это золото, – Ольга замерла в растерянности.
– Сможешь. Да и пояса на ней нет … уже …
Ольга поняла, что первая плата за ее и детскую жизнь была сделана. Кому? Когда? … да какая разница …
Ольга подхватила дочь на руки и побежала вдоль притормаживающего состава.
Они поравнялись с бронированным вагоном литерного поезда, в котором была приоткрыта дверь, Людвиг вбросил Ванечку в вагон, ухватил подмышки жену, крепко прижимающую к груди дочь, и втолкнул их, а затем забрался сам в уже начавший набирать скорость состав …
Глава шестая
Ольга плохо помнила, как они добирались до Петрограда. Уже к вечеру второго дня пути у нее начался жар, и она впала в полузабытье. Найденный, каким-то чудом врач, едва взглянув на Ольгу, сказал:
– Это тиф! – и, обернувшись к мужчине в военном френче без знаков различия, в сопровождении которого он пришел, добавил, – Немедленно ссадите их с поезда! Иначе она заразит всех!
Никуда ссаживаться Людвиг не собирался. А потому с Ванечки был снят пояс и его содержимое разделено на двоих: врачу – за молчание, военному – за разрешение продолжить путь.
Людвиг обрил детей налысо, обрился сам и увел их подальше от матери. Каким-то тряпьем и мешковиной огородил место, где металась в забытьи Ольга …
Она пришла в себя, когда Людвиг тупыми ножницами пытался обрезать ей косу. Слабо засопротивлялась:
– Зачем? что ты делаешь? я стану некрасивой …
– Тише, Оленька, волосы отрастут, а краше тебя для меня нет никого в этом мире.
Когда Людвиг сбривал остатки волос своей опасной бритвой, Ольга снова впала в забытье …
На подъезде к Петрограду их все-таки ссадили с поезда. Куда шел этот состав? кто в нем ехал? что он вез? Ольга так никогда и не узнала …
Людвиг оставил жену и дочь под присмотром восьмилетнего Ванечки и пошел к видневшейся невдалеке деревне.
Вскоре он вернулся в сопровождении какого-то мужичка, ведшего в поводу лошадь, запряженную в сани. Мужичок не видел укутанных в платки и шали обритых голов, а потому Ольгу уложили в сани, посадили детей и отправились к дому, где им предстояло прожить какое-то время.
Людвиг понимал, что если Ольга не получит лечения, то умрет, значит нужно добираться до Петрограда и искать Стефана, уж он-то поможет обязательно.
Но как оставить жену с детьми одних? Неизвестно, сколько дней займут его поиски. Людвиг подпорол кармашки на поясе и, высыпав часть червонцев, отправился в дом к крестьянской семье.
Увидев царские червонцы, крестьяне не стали долго раздумывать, и согласились присмотреть за Ольгой и детьми.
Отец отвел Ванечку в сторонку и дал ему наган, приказав стрелять в каждого, кто надумает приблизиться к ним или к матери.
Людвиг собрался в дорогу и, что-то такое было в его взгляде, что хитроватый крестьянин понял: лучше будет всем, если он застанет Ольгу и детей живыми.
Уже через три дня к крестьянской избе подкатил военный грузовик. Стефан бросился обнимать сестричку и племянников.
– Все, ваши муки закончились, едем ко мне домой, – говорил Стефан, укладывая Ольгу на тюфяк в кузове.
Утробно урча, машина поползла в сторону Петрограда …
***
Дом, в котором жил Стефан, был расположен на Васильевском острове, на набережной Большой Невы.
В таких роскошных домах Ольге не только жить, но и бывать не приходилось.
Для Людвига эта архитектурная драгоценность не стала ни шоком, ни открытием. Дом в Кракове, где по-прежнему жила его мать, был не менее великолепен, а в путешествиях по Европе ему довелось побывать и во дворцах и в замках.
Когда, начавшая выздоравливать, Ольга спросила у брата, кому принадлежит это здание, тот, криво усмехнувшись, ответил:
– Народу … живи, Оленька, и поменьше расспрашивай соседей, да и о себе не торопись откровенничать. Люди сейчас … разные …
Ольга начала выздоравливать. Слава Богу, у них было золото, за которое можно было купить и лекарства и хорошие продукты, и к новому 1920 году Ольга была уже на ногах.
В канун Рождества Ольга поняла, что беременна. Ребенок был зачат еще в доме его предков. Как он перенес дорогу и болезнь матери, было непонятно, но он жил, и заявлял о себе радостно постукивая изнутри в живот.
Когда Людвиг, все чаще уезжающий вместе со Стефаном то на несколько дней, а то и на неделю, вернулся домой, Ольга растерянно сообщила ему о грядущем прибавлении семейства. Муж задумался ненадолго, потом встряхнул головой, словно отгоняя дурные мысли:
– Вот и славно … может это и к лучшему …
Ольга не узнавала ни брата, ни мужа. Влюбленные в науки и книги юноши, воспитанные Сорбонной на основах волюнтаризма, свято верящие в чистоту и разумность человеческой природы, столкнувшись с реалиями жизни, изменились до неузнаваемости. Стали жесткими и скрытными, иногда их жесткость граничила с жестокостью.
Ольге было сказано, что Стефан взял ее мужа на работу в какое-то учреждение.
– В какое?
… оба промолчали …
– Кем ты там работаешь?
– Бухгалтером …, – ответ Людвига привел в замешательство.
– Если бухгалтером, то почему так часто уезжаешь? Почему от тебя пахнет порохом, дымом и кровью?
– Не думай об этом, тебе скоро рожать, – Людвиг поцеловал жену в макушку, в уже хорошо отросшие волосы, вьющиеся крупными кольцами …
В конце мая Ольга родила мальчика, ему дали имя Леонтий …
Тяжелейшие роды, перенесенная болезнь, постоянная боязнь за мужа и детей, неуверенность в завтрашнем дне, подорвали здоровье Ольги. Вердикт врача был окончательным и неутешительным: у нее больше никогда не будет детей.
Ольга не расстроилась, у нее уже было трое малышей, а жизнь в стране не внушала ничего, кроме страха и непонимания, когда и чем закончится это светопреставление.
Петроград жил своей, отличной и от провинций и от столицы жизнью. Здесь было и более сносное снабжение, и более спокойный уклад.
Людвиг и Стефан продолжали работать вместе, но для Ольги так и осталось непонятным, в чем заключается их труд. Семья по-прежнему жила все в той же квартире, куда их привез брат Ольги.
Иногда друзья, приехав из очередной «командировки», запирались в комнате Стефана и начинали долго и много пить водку, пить мрачно, не притрагиваясь к еде, принесенной Ольгой. Однажды, сквозь плохо закрытую дверь, Ольга услышала их разговор, который надолго смутил ее душу …
– Что мы делаем! До чего мы дошли? Разве этого мы хотели? Разве об этом мечтали?! – с надрывом и громко спрашивал Стефан.
Кого он спрашивал? Себя или друга?
– Подлец никогда не станет хорошим человеком в силу его сущности, а вот отними у хорошего человека смысл его жизни, посели в его душу страх за жизни близких, и он очень просто станет подлецом, – отвечал другу Людвиг.
– Мы стали подлецами, Стефан, и не знаю, будет ли нам прощение на этом и том свете.
Что делали близкие ей мужчины? Пытали ли людей в застенках НКВД, подавляли хлебные бунты, которые все чаще вспыхивали в стране, Ольга не знала, и узнать не стремилась.
Перевернувшаяся с ног на голову привычная жизнь совершенно изменила ее характер: она стала молчаливой, скрытной, нелюбопытной. Единственное, что ее заботило, жизнь и здоровье Людвига, брата и ее детей …
Ангел давно не прилетал к Ольге. Иногда ей казалось, что он навсегда покинул и ее, и ее детей, и эту многострадальную страну …
Глава седьмая
…Шли годы…
Ольга воспитывала детей и жила в вечном страхе за мужа. Ванечка окончил школу и поступил в Горный институт, расположенный недалеко от дома, на том же Васильевском острове.