Приветливы взгляды, постели.
Лучистость речей, головы.
И всё это даром? И мне ли?
Природная, женская Вы!
Новы и задоры, повадки.
Занятна, смела средь игры.
Приятности трогатны, гладки,
аж нежит, мягчеет внутри
у воина, кончателя споров,
повстанца. Он Вами одной
смиряет оружья и норов,
с внезапно хорошей, родной!
Он – я! Тут догадок немного.
Пред Вами он истинный лишь!
Как снимет корону и тогу, -
котёнок, ручной и малыш…
Ах, кто даровал мышку кошке?
По телу, душе мне пришлись.
И хочется "кусь" Вас немножко,
а после – неж-щедрое "лизь".
Просвириной Маше
Blonde
Ясно-точёные грани,
розовый запах и вкус,
к коим, души открыв краны,
верно и гордо так мчусь,
даже на взгляд и минуту,
пробу чтоб свежую снять
с губ и прижатий поутру,
мудрости, вести узнать,
радость изведать с начала
и машамонов вдохнуть
(как амулет от печалей),
лишние думы стряхнуть.
Девичий облик и славный
с опытом, знанием всех.
С нею я, кажется, главный
в мире влюблённых. Успех!
Трогая щёки и серьги,
хочется в сто раз отдать,
и напитаться вмиг силой,
чтоб снова вечера ждать…
Просвириной Маше
Maria
Тайной дорогой, известной,
прямо идти, вдоль тропин
к самой живой, благочестной,
к лучшей из тех, что любил!
В дикость и сумрак осенний
выбежать в ямы дворов,
в зимний мороз и весенний,
даже и в летний, готов,
чтобы приклеить навеки
душу, уста и всё-всё…
Жизни любые дань, чеки
выплачу я! Пусть несёт!
Шагом измерить далёка,
вдохом и выдохом путь,
поиском сердца, двуоко
хочется мне как-нибудь…
Пусть призовёт она только!
Смазав разлуки слезу,
даже по милям осколков
я до неё доползу…
Просвириной Маше
Летун
Среди отвесов, гор бетонных,
стекольных бликов и пластин,
с утёсной выси, скал суконных
порхнул орёл в тиши один.
Внизу обрыв, ещё не шумный.
Пещеры златом не зажглись.
Он смелый или неразумный?
Предутра стрелки чуть сошлись.
Распахнут чуть его скворечник.
И гОлы взмахи, лапы, грудь.
Летит на пашню резко, встречно…
Узрел добычу – взял маршрут?
Все птицы ввысь летят обычно.
Иль тут прикорм, его гнездо?
Крылато машет с криком зычным,
но обрушается на дно…
Неожиданность
Вдыхаю цветною утробой
всю серость и тщетности, пыль,
петляя путями до гроба,
чуть крася смиренную быль.
Все рыщем родимых и белых,
разбавить чтоб чёрность свою,
читая сказанья про смелых,
царевен в крестьянском строю.
За улицей улица, пустость
и скудость на душу витрин.
Привычна толпиная трусость.
И я, впрочем, сельского сын.
Пожухлость очей, и расслои
похожих людей и складов.
И ноют наслой за наслоем
мозоли ленивых задов.
Весь город побитый, осадный.
Пейзажно-портретная сшивь.
Но встретил её так внезапно -
живущий, желаннейший миф!
Просвириной Маше
Животная разница
Нам несказанно повезло,
что мы расхожи в бытованьи.
Не пара львица и осёл
в любом подходе, трактованьи.
Походка, статус, рацион
и ареал, окрас нарядов.
Союз нарушил бы весь фон,
закон природы и порядки.
Расстались. Правильный исход.
Холуй с царицей – лишь соседи.
Итогом уз был б странный плод,
хомут на Вас, иль я б был съеден.
Елене Л.
Лучиковая
Хороший свет, очаровавший
бродягу, что узрел окно.
И он, в себя его вобравший,
хранит любовно под сукном
одежд, в уме и граммах крови,
что на полградуса теплей
от чар. Немного подняв бровку,
ему Вы кажитесь смешней,
и оттого ещё любимей,
ещё желанней, лучше всех,
порой балетной гибкой примой,
и чище, чем пионы, снег.
И оттого течёт он рифмой,
иными жидкостями в ритм
от Вас весёлой, негневимой,
свечой от Вас святой горит.
Несложный свет, но дивно-чудный.
Лишь Вы владеете таким!
Поток ловимый, незабудный,
какой бессрочно им любим!
Просвириной Маше
Содружество
Песок, деревья, лужи,
настилом хвоя, зверь
в лесу, посадках дружат,
являя нам пример
принятья кусто-веток,
колючеств, высей, влаг,
лежащей гнили, ветхих
во имя общих благ.
Беспечье, шорох, скрипы
в мелодьи залов, нор,
дополненные хрипом,
обвалом с крон и гор.
Бриз, живность безуздечна,
покой, лесничий-страж -
слиянье в общий, вечный,
один большой пейзаж.
Разлучение
Икон на стенах нет и полках,
ведь ты портретна тут была.
Про то судили кривотолки
соседних пастей, как жила.
(Икон не надо, коль святая
под боком и очаг блюдёт,
чья рядом суть, коса витая
к салютам, трудностям идёт.)
И шума нет, стаканов, воплей
и в панихидстве лестных поз.
Я профиль свой печально-орлий
склонил, роняя капи слёз.
И память-диафильм, фрагменты.
Событье – пища, зуд зверью.
Я возле лика с чёрной лентой
свечою плачущей стою.
Кофейность
Твой утренний кофе прекрасен:
из чистых колодезных вод,
со сладостью жёлтою с пасек.
Вкусён ясено́вский твой мёд,
наверно. Приправленный ромом
(– к пикантности маленький штрих),
украшенный солнцем и словом
напиток, что сблизит двоих.
А город пусть холод гоняет
по всем парикам, меж аллей.
Пусть губы к устам прислоняет
рассветность, кофе́ющий шлейф.
И вкусную крепость приму я,
какую сызволишь налить,
какую на кухне, дымуя,
мечтаю однажды испить…
Просвириной Маше
В поисках лучшей жизни
Сменив меня на корм других,
ругая образ жизни, слова,
мчишь без прощаний в пик пурги,
посъев икру с моих уловов,
к богатым, вдовым, молодым,
в златых и новых опереньях,
оставив грусть, заботы, дым,
в эротно-алчных намереньях.
Ведь даль всегда светлей, милей,
и неизвестьем манит глупых.
Но век под шубой, что белей,
всегда волки, а сзади – трупы.
…И вот, милясь игрой, двошишь,
чуть без приветствий, с битым боком,
так беспардонно ты бежишь
на водопой к моим истокам.
Рисунки
Пустоты и эхо, пещеры,
глубинные лазы во тьме,
зарубки побед и химеры,
след дней обитанья на дне,
подтёки, эскиз поединков