– В больнице у меня было время для размышлений, и я решил с тобой развестись!
Одна женщина от скуки начала писать картины и, несмотря на то, что при выписке её обязали оставить их в стационаре, чтобы предотвратить распространение инфекции, в последствие она стала известной художницей.
Однако пациентам с желудочно-кишечными инфекциями было не до художественного творчества и прочих занятий, понятно почему. Во время врачебного обхода они вели себя сдержанно и немногословно по причине: рвотных позывов, яростного газоиспускания и сильного желания опорожнить кишечник. В остром периоде больные с кожными высыпаниями тоже были грустны, хмуры, унылы, поэтому не очень общительны. Кто же захочет быть прыщавым с головы до ног! Своего неприятного внешнего вида стеснялись все, особенно женщины. Некоторые из них даже запрещали мужьям и любовникам посещать их во время болезни и поручали это другим родственникам. Врачи инфекционного отделения подолгу не выписывали пациентов, поскольку хотели лишний раз подстраховаться. Они даже заводили по две истории болезни на каждого больного, если вдруг одна потеряется, а вместе с ней и бланки с результатами анализов, подтверждающие наличие того или иного заболевания. Кроме того, врачи постоянно интересовались самочувствием своих пациентов и при малейшем сомнении отправляли их на повторные анализы.
Глава 10.
В крыле "В" нашей больницы стажировались ещё три врача-интерна: Петр, Вольдемар и Элеонора. В инфекционном отделении, куда меня перевели на три месяца, я познакомился с Петром, и мы сразу подружились. Интересно, что звали его – Петр Васильев, а меня – Василий Петров. Наверное, на подсознательном уровне мы понравились друг другу простотой и схожестью имён, поэтому легко и быстро наладили общение. Вольдемар с Элеонорой тоже подружились, да так крепко, что вскоре поженились. Понятно, что любой из нас в их компании оказался бы лишним, поэтому мы с Петром сформировали свою маленькую компанию из двоих человек. К тому времени школьные и университетские друзья выпали из моего поля зрения. Кого-то забрали в армию, кто-то уехал в другой город, а кто-то женился и обзавелся детьми. Короче говоря, общение с бывшими друзьями стало эпизодическим и, по правде сказать, не очень интересным. Похоже, у Пети была похожая ситуация. Во всяком случае про своих друзей он мне почти ничего не рассказывал. Зато много говорил про своих родственников. У всех у них, в отличие от моих родителей (матери – учительницы и отца – военного), были исключительно интересные профессии: морской биолог, герпетолог, трейдер, сомелье, инженер космонавтики, пилот авиации Крайнего Севера. Представляю, сколько всего интересного они рассказывали на семейных праздниках! Мы же с роднёй отца и матери после часовой беседы про свой быт остаток вечера обычно проводили перед телевизором.
Моего нового друга назвали Петром в честь сразу нескольких известных личностей: государя, ученого, музыканта, полководца, а меня – в память о коте Ваське, который сидел у моей беременной матери на коленях и громко мурлыкал. Впрочем, у нас с Петей было и много общего. В детстве я мечтал стать сначала космонавтом, потом полицейским, и только потом врачом. Петя в пятилетнем возрасте тоже хотел податься в космонавты, позже: в ветеринары, полицейские, учителя, пилоты и даже сантехники – после того, как их квартиру залило канализационными отходами из лопнувшей трубы. Это событие повлияло и на то, чтобы стать врачом, причем не каким-нибудь, а именно: инфекционистом. Если я в детстве собирал обычные марки и заполнил ими целых два альбома, то у Пети (как у опытного геолога, постоянно пополняющего коллекцию минералов) была большая коллекция экскрементов, помещенных в малюсенькие коробочки. Страсть к этому появилась у него после того, как их квартиру затопило фекалиями со всего подьезда. Течь в трубе устранили, а экскременты засохли на полу маленькими кусочками. Петиной матери с трудом удалось отодрать их от паркета, при этом она громко ругалась, а Петя всё это время с удовольствием рассматривал в лупу замысловатые формы фекалий.
Экскременты он собирал не просто так, ради интереса, а во имя науки, поскольку хотел обнаружить в них новую, ещё не известную миру опасную бактерию. У Пети был развит дух исследовательства. Даже с отдыха, вместо сувениров, он привозил разные испражнения: обезьян, змей и попугаев, предварительно их высушив. Таможенники в аэропортах Турции, Марокко, Вьетнама и Тайланда, обнаружив в Петином чемодане странные катышки черного цвета, давали их понюхать собакам-ищейкам, но те лишь брезгливо отворачивались и фыркали, давая понять, что данный объект не стоит их внимания. В стационаре Петя держал больных с желудочно-кишечными инфекциями дольше других врачей. Он множество раз отправлял их анализы на повторное исследование, а меня однажды уговорил смешать экскременты нескольких пациентов и оставить их на «дозревание» в комнате, где санитарки готовили обеззараживающие растворы – вдруг в этой смеси зародится новая бактерия! Но она не зародилась. Тогда Петя предложил воздействовать на каловую кучку сначала ультрафиолетом, а потом радиацией. Я отказался в этом участвовать, поскольку все, хранившиеся в этой комнате обеззораживающие вещества были огнеопасными и взрывоопасными.
– Ты прав, лучше не перегибать палку! – подумав, согласился мой друг, но свою исследовательскую деятельность не прекратил. Помимо сбора и анализа экскрементов, было у него ещё одно увлечение. В свободное время Петя писал диссертацию на тему: "Исторические свидетельства об инфекционных заболеваниях в древнеегипетском культурном наследии". Однажды я поинтересовался:
– Каково практическое применение твоей диссертационной работы?
– Никакого! – расплылся в улыбке Петр. – Какое может быть практическое применение у Эйфелевой башни или смотровой площадки в горах?! Красивое изложение оригинальной темы ценно само по себе. Согласись, что не каждую диссертацию интересно читать. Зато моя понравится каждому!
Кроме того, в своё свободное время Петя занимался парашютизмом. Он не раз совершал неудачные приземления, но при этом ни разу не получил серьезных повреждений. Однажды Петя грохнулся на крышу свинофермы, пробил её ногами и угодил в свинарник, после чего отправил всю испачканную одежду для бактериологического анализа в лабораторию – авось удастся обнаружить новую бактерию! В другой раз Петя приземлился с парашютом на густо унавоженное колхозное поле и увяз в нем по пояс, а затем отдал для лабораторного исследования испачканное в навозе парашютное снаряжение. Приземлялся он, куда попало, больше десяти раз, и ничего. Мне же, в отличие от него, сразу не повезло. Впервые прыгнув с парашютом за компанию с Петей, я приземлился туда, куда было запланировано – на большое ровное поле, по которому шло большое семейство ежей. Когда я ступил ногами на землю, меня понесло центробежной силой вперед. Я упал и затормозил об ежей ягодицами, после чего прыгать с парашютом мне расхотелось.
Петя был неординарным человеком, и это мне в нём очень нравилось. С ним никогда не было скучно. Не только меня, а всех коллег по работе он заражал своим неукротимым энтузиазмом. По его примеру врачи стали писать статьи для медицинских журналов и применять в своей работе новые техники. Наш травматолог придумал один хитроумный метод: перед тем, как вправить плечо, он с силой ударял по столу каким-нибудь предметом, больной на этот шум отвлекался, а в этот момент врач вправлял ему плечевой сустав на место. В результате больной даже не успевал испугаться и закричать от боли. Отоларинголог стал проверять состояние слуха: тихим постукиванием по крышке стола снизу. Если пациент реагировал на этот звук – значит, слух после болезни у него восстановился. Впрочем, иногда Петин энтузиазм обращался против него самого. Встречаясь с девушками, он убеждал их в необходимости самоопределения и самореализации в той или иной профессии, а потом из-за этого они прекращали отношения с самим Петей. Одна твердо решила стать стюардессой, другая посвятила всё своё время работе в ветеринарной клинике, а третья стала шеф-поваром китайского ресторана.
С Петей мы иногда сплетничали. Встречаясь за завтраком или обедом в больничной столовой, мы рассказывали друг другу разные истории и медицинские байки. К примеру, такую. Раньше травматологи нашей больницы запугивали больных, которые постоянно жаловались на боль. Два травматолога вставали около такого пациента, и один говорил:
– Думаю, придется нам эту конечность ампутировать! Если больной постоянно жалуется на невыносимую боль, значит, там начался необратимый процесс.
– Да, – соглашался другой, – отправим-ка его лучше в хирургическое отделение, и пусть этого пациента готовят к операции!
Услышав это, больной замирал от страха, прекращал жаловаться и не мешал травматологам производить осмотр его поврежденных конечностей и других частей тела. Но однажды травматологи попали впросак. К ним поступил пациент, жалующийся на сильную боль, возникшую после ушиба головы. Он оказался врачом. Один травматолог по привычке заявил:
– А не отправить ли Вас, уважаемый, на трепанацию?
В ответ больной желчно процедил сквозь зубы:
– Если Вы меня с сотрясением мозга отправите на трепанацию, то я через суд лишу Вас врачебной лицензии. Это я Вам, как врач, обещаю!
После этого случая травматологи решили пациентов не запугивать.
Помимо пересказа больничных историй, нам с Петей нравилось обсуждать спорные медицинские новости, опубликованные в печатной прессе или интернетовских источниках. Я зачитывал:
– По свидетельствам ученых, на появление шестипалости у новорожденных влияет употребление беременной матерью избыточного количества витамина Е… В США медики не советуют больным гриппом делать маникюр… Скоро станет возможным выращивать из крокодильих зубов вживляющиеся в десну имплантаты…
Чаще всего с подобными утверждениями мы с другом категорически не соглашались.
– Откуда у беременной в организме появился избыток витамина Е? Что она с утра до вечера питалась одними и теми же продуктами? – усмехался Петр. – И про зубы у крокодилов – полная ерунда! У нас же разный генотип.
– Действительно, странно… – кивал в ответ я. – По поводу больных с гриппом тоже нелепица какая-то… Это кому же при температуре "тридцать девять с хвостиком" придет в голову пойти в "салон красоты" или самому заняться маникюром?
Глава 11.
Я часто подменял отсутствующих врачей, поэтому не удивился, когда из инфекционного отделения меня отправили в травматологию. Работая там, мне не раз пришлось убедиться в том, что травму можно получить где угодно, и что сохранить себя в целости и сохранности чаще всего помогает соблюдение элементарных правил безопасности. Другими словами, на примере пациентов я усвоил, что иногда совершенно безобидные действия могут иметь трагические последствия. Был у нас пациент, который у себя на работе ради смеха сунул палец в дверной проём, а в это время проходившая мимо уборщица, не глядя, хлопнула дверью, в результате чего палец шутника был полностью раздроблен. Другой мужчина, открывая почтовый конверт, острым уголком так рассек себе бровь, что пришлось накладывать швы. Была у нас пациентка, которая мыла у себя дома покрытый ламинатом пол, поскользнулась на нем и, падая, ударила мужа шваброй по голове. В итоге он получил сотрясение мозга, а она сломала себе ногу.
Работать в травматологическом отделении было непросто, поскольку вдобавок к имеющимся больным приходилось осматривать вновь прибывших из приемного отделения и реанимации. Помню, привезли как-то на каталке одного пациента со сломанными голенями, обе ноги в гипсе. Спрашиваю:
– На что жалуетесь?
А он кратко, по-мужски, отвечает:
– Ноги болят!
Затем поступила пациентка с фиксирующей повязкой на нижней челюсти и стала объяснять:
– Смотрела комедию. Так хохотала, что вывихнула челюсть! А ещё говорят, что смеяться – полезно для здоровья!
Следующая больная на вопрос, что случилось, начала подробно рассказывать:
– С мужем повздорили. Я его огрела скалкой, а он спрятался от меня в туалете. Я ждала целых полчаса, когда он оттуда выйдет, а этот архаровец как выскочит из туалета со щеткой для чистки унитаза, и стал от меня ею отбиваться, весь халат мне забрызгал, не буду уточнять чем. Тогда я вбежала на кухню и схватила сковородку, а он надел себе на голову кастрюлю, потом взял половник и стал отбиваться от меня, то есть бить им по сковороде, которой я пыталась его огреть. На этот шум отреагировала соседка из квартиры справа. Она закричала: "Вы что там делаете? Прекратите играть на ударных инструментах!" Тогда я схватила веник и стала тихонечко бить своего по башке, а он стегал меня кухонным полотенцем…
Рассказ затянулся, всё больше обрастая подробностями. Я посмотрел на часы и оборвал пациентку:
– И чем дело кончилось?
– Скорой помощью!
– А что конкретно с Вами произошло?
– Отбиваясь от мужа настольной лампой, я задела локтем стакан с водой, она разлилась, я поскользнулась, упала и сломала себе шейку бедра.
– Наконец-то! Шейку какого бедра?
– Своего!
– Левого или правого?
– Вот этого!
– Ясно, левого, – заключил я, сделал запись в истории болезни и отправился в мужскую палату.
Медсестра сообщила, что привезли очередного пациента. Я подошел к стонущему мужчине и спросил:
– Что у Вас болит?
– Всё!
– А что больше?
– Все ранее сломанные кости! У меня так организм на перемену погоды реагирует.
– Это не к нам! Вас надо отправить в неврологическое отделение.
– Не хочу в неврологию! Я там уже лежал. Там все плаксивые, нервные, а у вас тут хорошо обезболивают, вот больные и лежат тихие, спокойные. Никакого шума, беготни, и отделение очень чистое!
– Ещё бы. Многие пациенты находятся здесь после операции! И не бегают по той же причине. Но дело не в этом! Если у Вас нет перелома, я не имею права Вас здесь держать. Должно быть сломано хоть что-нибудь, ну, не знаю, хотя бы палец…
Внимательно выслушав меня, мужчина кивнул, встал на ноги и хрястнул со всей силы ладонью о спинку кровати. В тот же миг он заорал от боли и показал сильно искривившийся и отклонившийся в сторону мизинец. Я вздохнул:
– Ладно, вижу! Придется Вас положить в наше отделение!
– Ура! – криво улыбнувшись, со слезами на глазах простонал мужчина со сломанным пальцем.
В этот момент ко мне подошла медсестра и сообщила:
– Доктор, у нас ещё одного из приёмного покоя привезли! Он сейчас в третьей палате.
Я поспешил туда и спросил у вновь поступившего пациента с забинтованной головой:
– Что у Вас? Сотрясение мозга?
Тот радостно, с улыбкой ответил:
– Да-а!
– Как это произошло?
– Я прыгнул в бассейн!
– А там не было воды… – предположил я.
Тот радостно воскликнул:
– Да-а!
– Слушайте, а Вы раньше не лежали в другом отделении нашей больницы – в том, что находится на пятом этаже? – предположил я.
– Да-а! – продолжал улыбаться тот.
– В психиатрическом? – уточнил я.
– Да-а! – бодрым голосом ответил больной.
Глава 12.
Как-то раз меня отправили на стажировку в родовое отделение больницы. Там я научился бороться со своими страхами и сомнениями. Как известно, роды – процедура не очень приятная не только для самой женщины, но и для отца ребенка. Иногда даже после длительных уговоров папаша категорически отказывается лицезреть появление на свет продолжателя своего рода. Хотя бывает и наоборот, особенно с первенцами. Беременная пару раз громко икнет, а муж в панике везет ее на всех парах в больницу и орёт как резаный в приёмном отделении:
– Помогите! Спасите! Моя жена рожает! Дайте мне скорее халат и отправьте нас рожать! – только жена смотрит на него и улыбается потому, что знает, что до родов ей осталась ещё три месяца.