На «три» Мео нажал пальцем кнопку на секундомере, затем нагнулся, положил секундомер возле юлы, присел, одной рукой выровнял ее, другой вытянул винтовой стержень и толкнул его вниз.
Клацанье винта прозвучало короткой дробью и сразу перешло в тонкий визг.
В течение следующих нескольких секунд происходило непонятное.
Только что Мео, сидя на корточках, толкнул винт юлы и вдруг оказалось, что он уже стоит. Стоял он странно – как-то зыбко и голова его все время оказывалась по-птичьи повернутой то под одним углом, то под другим. То же самое происходило и с его руками, они оказывались вдруг то разведенными в стороны, то поднятыми вверх, то прижатыми к груди. То их вообще не было видно. Зрелище было жутковатое и совершенно неправдоподобное.
С какого-то момента движения рук стали различимы именно как движения, хоть и рваные, дерганые. Визг превратился в жужжание. Мео неестественно быстро нагнулся и подхватил юлу, начавшую заваливаться набок. Как только он взял ее в руки, движения его сделались абсолютно нормальными. Жужжание прекратилось. Он положил юлу, взял с пола секундомер, нажал кнопку, выпрямился и стоял теперь, глядя во фронтальную камеру.
Паша обернулся по сторонам – на мониторы никто из присутствующих не смотрел, только на него.
Несколько секунд какого-то дурного сна. Завел юлу, начал дергаться. Будто движения ускорились.
Будто на перемотке.
Перемотка. Единственное разумное объяснение.
То есть все это просто запись, подделка. Потому и внутрь не пустили…
Значит, получается, что настоящий эксперимент происходит именно сейчас. И получается, что именно с ним. Но как реагировать? Показать, что догадался?
– Олег Евгеньевич, объясните лаборанту, что это было, а то у него, похоже, ступор, – сказал Еремин в микрофон.
– Вращение юлы генерирует поле, диаметром примерно два метра, – сказал динамик, закрепленный над мониторами, немного искаженным голосом Мео. – В этом поле скорость течения времени значительно ускоряется. Чем быстрее вращение юлы, тем выше скорость течения времени в этом поле. Максимальный показатель – примерно в десять раз.
Павел внимательно следил за его артикуляцией. Но потом понял, что если это все заранее записано, то, конечно, она будет совпадать.
Мео на экране шагнул ближе к камере и поднес прямо к ней остановленный секундомер. Рука его покачивалась и Павел, волнуясь, не мог толком разглядеть, что тот показывает.
– Минута пятьдесят пять, – озвучил Еремин, затем сунул Паше в лицо свой секундомер. – Четырнадцать секунд.
Мео вернулся в центр комнаты, ближе к микрофону на потолке.
– В десять раз на максимуме, минус ускорение и замедление. Сколько у вас, пятнадцать?
– Почти, – сказал Еремин.
– То есть, для наблюдателя чистое время вращения юлы составляет 5 секунд, а для меня 40, если так понятнее. Так понятнее?
Пора было прекращать этот явно отрепетированный балаган. Может, это вообще тест на дурака? Нужно было задать какой-то неожиданный вопрос.
– Олег Евгеньевич, а вы настоящий? – спросил Паша, наклонившись к микрофону и впился глазами в экран, следя за губами Мео.
– Настоящий? – переспросил тот. – Это трудный вопрос. Хотите поговорить на философские темы, э-э, коллега?
– Нет. Он думает, что мы его дурим… Ладно, – подумав, сказал Еремин, – пусть зайдет, в углу постоит. Покажите ему в динамике. Только аккуратнее, пожалуйста, Олег Евгеньевич. Лаборанты нам нужны.
– Хорошо, – кивнул Мео. – Заходите, Павел. Не бойтесь.
Сжав губы, Паша оглянулся и пошел к двери. Открыл. Мео стоял посреди комнаты, у его ног на боку лежала юла. Именно так, как это было последний раз на экране.
– Вот туда в угол идите… Стойте спокойно, главное – не двигайтесь. Нервы же крепкие у вас, юноша? И стол давайте вот так подвинем. Заблокируем вас немного на всякий случай.
Паша не был особенно уверен в крепости своих нервов. Он вдруг подумал, что если сейчас вживую увидит какую-то чертовщину, подобную той, что творилась на экране, то неизвестно еще что будет. И что значит «в динамике»? С ощутимо бьющимся сердцем он стоял, уперев руки в стол.
Мео взял ящик со стола и подошел к лежавшей на боку юле. Поставил ящик рядом и опустил в него юлу. Некоторое время повозился, будто пытаясь наконечником юлы куда-то попасть. Затем закрыл крышку, из отверстия в которой, оказывается, торчал край колпачка на винте. Встал, прижимая одной рукой ящик с юлой к груди. Вынул из кармана халата руку с секундомером и поднял ее. Затем повернулся к Паше.
– Один… Два… Три! – сказал динамик.
На «три» Олег Евгеньевич нажал на кнопку, сунул секундомер в карман, затем поднес освободившуюся правую руку к ящику, вытянул винт и сделал толкающее движение.
Паша успел подумать, что тот юлу накачивает, а дальше началось невообразимое, когда он мог думать только об одном – как бы не заорать в полный голос и не опозориться.
Снова тонкий визг, здесь на месте гораздо более неприятный. Внезапно Мео оказался в противоположном углу помещения, все так же прижимая к груди ящик с юлой, потом в другом углу, опять в этом и так несколько раз оказывался в трех разных, не занятых Пашей углах. Появление его в очередном месте было настолько стремительными, что Паша едва успевал поворачивать голову. Момент начала его движения еще можно было различить, но потом он просто исчезал и возникал в другом месте. Но и там стоял неплотно, будто мерцая и только лишь короткий миг. В какой-то момент он так и остался стоять. Заглянул в ящик, сунул руку в карман. Очевидно, остановил секундомер.
Но тут уже и без всяких секундомеров все было понятно. Вернее, непонятно было вообще ничего.
Паша тяжело опустился на стоявший рядом стул и растер руками лицо.
Однажды в подростковом периоде ему залепили кастетом в челюсть. Сейчас он ощущал себя примерно как тогда, когда трудно вставал, в ушах тонко звенело и мир собирался заново перед глазами.
– Ничего не понимаю, – наконец признался он. – Как вы говорите?.. Генерируется поле? В котором ускоряется время? То есть это такой прибор?.. Машина времени, что ли?
– В каком-то смысле это действительно машина времени, только не в классическом ее представлении, – усмехнулся Мео. – И какой же это прибор? Вы разве не видели?
Все еще прижимая к груди ящик, он подошел и поставил его на стол. Открыл крышку и достал оттуда юлу.
– Это никакой не прибор. Это детская игрушка. Юла. Разве не видите? Только необычная. Не мы сделали ее такой. Мы не знаем, как это происходит. Мы только лишь обнаружили данное ее свойство, что оказалось нетрудно, и немного исследовали, что было посложнее… Вот этот ящичек, например, сделали.
– Чтобы не падала?
– Чтобы не падала. На дне подшипник. Это Игорь придумал… Вот такая у нас сейчас работа. Обнаружить особенное свойство у особенного предмета и исследовать его. И все.
– Но… – Паша зачарованно смотрел на юлу в руках у Мео, она была сейчас очень близко и выглядела настолько приземленной, настолько обыкновенной, не было в ней на вид абсолютно ничего особенного. – Это же невозможно…
Разговор о работе
– Ну почему невозможно, – сказал Мео, устанавливая юлу обратно в ящик. – Мы же многого не понимаем. Время, например, вообще любит фокусничать. Скакать, знаете ли. Задумаешься на секунду и полчаса как не бывало.
– Нет, ну это же субъективно…
– А птицы, например? Эти их порывистые движения? Не обращали внимание? Я лично убежден, что для них время ускорено. Вернее, все вокруг им кажется замедленным. Не настолько, конечно, – он потрогал рукой ящик. – И механизм там другой, биологический…
– Вот именно! А тут физический. Вообще другое. Это же…
Это все никак не укладывалось… Этого не могло быть.
Звенеть в ушах вроде бы перестало, но реальность продолжала ощущаться какой-то даже не очень тщательно изготовленной подделкой.
– И что, никто не знает?.. Но это же… Люди должны знать. Это же меняет представление…
– Вы подписку давали! – весомо сказал динамик.
Мео поморщился и успокаивающе поднял руку.
– А что знать? – спросил он. – Что? Вы, например, верите в левитирующих тибетских монахов?
– Нет, конечно, – машинально ответил Павел, потом покосился на ящик с юлой и добавил, – Скорее нет. Не знаю.
– И я не знаю. Но даже если и летают? Разве это меняет базовые физические законы? Это просто неизвестное нам знание о них. Неандертальцу показалось бы чудом очень многое из того, что для нас обыденность. Рассказать людям? А зачем? Этот летающий монах, если он, конечно, существует – он уникален. Повторить его достижение сможет только такой же монах, а через что нужно пройти, чтобы стать таким существом? Для этого нужны исключительная сила воли и решимость… Да большинство людей будут в этом сомневаться в любом случае, какими бы ни были убедительными доказательства, просто в силу своей недоверчивой завистливой природы. А те, которые поверят… Эти много во что верят, в том числе и в разную чушь. Для них это будет просто очередным чудом, которое никак не изменит их жизнь. Никак понимаете? Люди живут в своих маленьких мирках и по-настоящему их интересует только то, что происходит в их маленький мирках!.. Что-то… В общем, так же и эта вещь. Она исключительная и уникальная. Не повторить. Только ее созда…
Мео осекся.
– Ну ладно. Пойдемте. На некоторые технические вопросы вам может ответить Игорь Валерьевич, а я неспециалист… Дальше Николай Юрьевич вас посвятит.
– Итак, Паша, теперь мы можем полноценно обрисовать ситуацию… Вы наш лаборант-исследователь. Нам был нужен сообразительный и технически образованный человек. Именно так вас и рекомендовали. С вашей помощью мы будем исследовать некоторые предметы, обладающие особенными свойствами. Эти предметы часто похожи на детские игрушки. Но таковыми на самом деле не являются. Не у всех у них эти особые свойства так легко раскрываются, как у юлы, иногда нужно будет подумать. Но ты же умный? Мы поможем. Иногда нужна удача. Как с удачей?
– Пока не разобрался, – Паша скользнул взглядом по лаборатории.
– Ну что? Теперь понимаете суть работы?
– Еще не очень… А можно мне тогда тоже попробовать?
Паша кивнул на ящик с юлой, который Мео вернул на стол Еремина.
– Нет! – решительно мотнул тот головой. – Ее мы закончили исследовать. Нам нельзя терять время. Оно на первичное исследование у нас строго ограничено. Тем более что опыты с ней… Вопросы. Есть у тебя вопросы?
– А много этих… игрушек с особенными свойствами?
– Несколько. Не могу точно сказать.
– А… Откуда они? Они такими были или стали? Что это такое вообще?
– На вопросы о происхождении «предметов» я тоже не могу отвечать.
– То есть ничего вы мне про них не расскажете?
– Про происхождение – ничего. Пока ничего. Про те, что уже исследованы – ничего. Впрочем, один мы вам показали. Ну а про новые, еще не исследованные – будем вместе узнавать. С твоей, э, вашей помощью… Ну что? – он оглядел присутствующих. – Вводную мы сделали. У юноши был трудный день, пусть отдыхает. На этом сегодня закончим. Завтра у нас полноценный рабочий день. Начинаем новый «предмет».
– А сегодняшний день засчитывается как рабочий? – вскинулся Фомин.
– Да, – сказал Еремин. – Засчитывается. Тебе, Паша, кстати, тоже. Целиком. И сразу предупреждаю, чтобы не было проблем – там… – показал пальцем в потолок, – мы про «предметы» не говорим, ни друг с другом, ни с кем! Вообще забываем об их существовании. Наказание будет очень суровым. Это вопрос государственной безопасности, я серьезно тебе говорю. В курсе того, чем мы здесь занимаемся, очень ограниченное количество людей. Ты сейчас носитель уникального знания… По сути, Паша, ваша жизнь только что сильно изменилась. Вы, конечно, на это не рассчитывали. Думали, что это будет просто работа. Я не держу вас за дурака, не хочу, чтобы у вас появились какие-то неправильные мысли. О том, что будет потом и что обычно происходит с носителем уникального знания, который становится не нужен. Эти «предметы» будут приносить пользу нашей стране, мы сейчас ищем и отбираем самые полезные из них. И эту пользу они будут приносить с нашей помощью. Тех, кто исследовал и умеет с ними обращаться. Понимаете меня? Так что считайте, что вы обеспечены работой всерьез и надолго. Если, конечно, будешь с ней справляться, а то непременно расстреляем… Хе-хе. Шучу, конечно. Все у вас получится. Поздравляю с интересной хорошо оплачиваемой работой… Вам же нужна такая работа?
– За ней и пришел, – задумчиво ответил Паша.
Первое рабочее утро
После всего того, что случилось в этот день, особенно в лаборатории, ему казалось, что он уснет моментально, очень хотелось забыться. Сначала нарезал в темноте круги вокруг дома, курил как бешеный. Вся эта скука вокруг – дом, забор, деревья, а там внизу в облезлом подвале запертое в сейфе сидело чудо, самое взаправдашнее. Возможно, из-за этого несоответствия основным ощущением была какая-то мутная тревога.
Но выспаться толком не удалось.
Оказалось, что сверху панцирной железной кровати лежат сбитые между собой доски. После полутора часов бесплодных попыток Паша решил, что дело в досках. И действительно – было жестковато. Старый худосочный ватный матрас с функцией амортизатора практически не справлялся, наоборот, в нем обнаруживались все новые бугры в самых неожиданных местах. Он скатал матрас, снял доски, раскатал, лег и понял, почему там лежали доски – в пионерских лагерях ему попадались панцирные кровати разной степени растянутости, но эту кровать явно отлеживал какой-то бегемот вовсе не пионерского калибра. Своей нижней точкой Паша отчетливо почувствовал под собой пол. Зато все бугры на матрасе волшебным образом исчезли. Примерно через полчаса он вернул доски на место, до рассвета сражался с матрасом и, так и не победив, случайно забылся тревожным утренним сном.
Казенный будильник, запинаясь, издал старательную сухую трель. Паша вскинулся и с неприязнью посмотрел на издевательски улыбающееся солнышко, нарисованное на циферблате. Будильник обиженно затих, но стоило отвернуться, как он выдал еще порцию неритмичных лязгающих звуков все замедляющихся, замедляющихся и замедляющихся. Паша не выдержал и, взяв будильник в руки, помог ему исполнить долг до конца, докрутив ручку завода. От этой стремительной трещотки внезапно отчетливо вспомнился сон, на котором проснулся. Снилась школьная учительница химии Лидия Львовна. Во сне у нее почему-то был автомат, из которого она целилась в Пашу. Причем автомат какой-то очень странный, совершенно непохожий на оружие, но Паша точно знал, что это автомат, только очень ядовитый и крайне опасный. Мало того что сама Лидия Львовна его как обычно пугала, так и еще эта жуткая штука в ее руках. Деваться было некуда, а она все целилась, молча и неумолимо. А потом… Потом она все-таки, похоже, выстрелила. Дрянь. А очередь, значит, превратилась в трель будильника.
Солнышко улыбалось себе безмятежно.
Паша упал обратно на свои доски. Те уже не казались такими твердыми, да и к матрасу удалось притереться, было даже уютно.
Решительно повернулся набок, натянул на голову одеяло и закрыл глаза.
Вообще-то, неприятный Мео был прав. Насчет чудес, особенно вот таких, никчемных по сути. Набегут только дурачки легковерные. А всем остальным наплевать. Ну а как с полезными чудесами? Например, если бы точно знать, что существует что-нибудь такое полезное… фольклорное что-нибудь… шапка-невидимка какая-нибудь, например. И пусть где-то близко, в Москве. У кого-то в Москве точно есть шапка-невидимка, например. И что лично мне с того? Что это для меня изменяет?.. Если мы с ней не пересечемся, то, похоже, ничего. Просто скоро привыкну к этому знанию и все. Как с американскими супергероями из комиксов, где люди просто живут своей обыденной унылой жизнью в мире, в котором есть супергерои. Те летают себе, спасают человечков. Человечки радуются и идут себе дальше своими делами заниматься. Да так и было бы, наверняка. И я бы таким же там жил, второсортным. И мечтал о чем-нибудь маленьком и достижимом.