Лори – «Знаю» – знает.
Юна – «Не понимаю» – поминает всем существом.
Рассказчик – «Знание, ослепляет и утяжеляет чувство. Вершина Чувства – Знание, апофеоз Знания – Чувство. Формируем краткость мыслеформ из лени мозга опыта тела и ощущений 314» – размыслил над тайной мира своего.
Юна – «Триста четырнадцать, чего?» – уловила знакомое.
Рассказчик – «Придумали Время – чтоб думать, – не совладали со странствиями мыслящихъ, в душахъ поверья. Возникает неслучавшееся, в самосознании. Отлив у Океана Боли – ловушка Остову Милосердия отъ Острова Любви въ Океане Боли» – упархивает по лестнице абстракции.
Юна – «Триста четырнадцать, чего?» – хватается за Воздух.
Рассказчик – «Умереть – сладость во рту. Миг принятия. Вспышка – изумруды во зрачках» – глаза стали зеркалами: девочки видели Душу, себя и каждой – «Свет на грани мироздания. Одно – ничтожное, ничто. Порошок минувшего» – серебро расцветало в локонах – «Лучшее. Худшее. Ушло» – руки покрылись отражением – «Мыслить категориями – мыслить верно и скудно. Меньшего общее – бульон на два супа» – косновение: Хлад серебра – «Забвение. Забытие. Учение. Призвание», – Юна обняла испугавшего и испугавшегося, – «Отказ уйти. Саморазрушение. Стенание. Старание», – Юне холодно, – «Полные золота карманы скрипят и рвутся – исток неминуемъ. Не насладиться: априори. Всё – ничто, всё – Ничто. Упиться вареньем забродившим, уесться героином, укуриться жасмином» – отталкиваетъ замерзавшую – «Что сулишь, Грядущее? Самоубийственно. Лучшее, взываю» – слеза раскалывается, стеклянистая, и обращается водой во пламени Жизни что воплощает Юна – «Любимое. Наилучшее. Найдись», – изникните из памятей.
Юна сорвала круассан съ Веточки ближайшей – «Вкусно» – с пралине! – «Угощайся» – и подкормила.
Рассказчик – «Круг замкнут: Жизнь – страдание. Можешь радоваться – и страдать, страдать – и страдать, можешь насытиться – затем проголодаться и вновь страдать, думать о хорошем – и страдать в неугасаемом знании. Уходить стоит лишь отстрадав» – провёл по лицу Юны, угасал и забывался – «Звонила по понедельникам, делилась вожделением, проблемами и скорбью, – женщины умельцы поддерживать иллюзию в разговорах. Изводила, уже тогда – смолчу о прежних выходках; существует одна весомая энергия: Любовь» – запрокинул голову, словно пересытившийся после долгой жажды, и выдохнул Занавес на сцену затянувшуюся излишне.
Лори свела бровки, ткнула ноготком рассказчику в плечо – «Что с ним?» – и встретила пустоту всеобъемия.
Юна умильнулась, провела по руки Блаженного (инако) и дотронулась руки подруги – «Счастлив» – тёплой.
Тени обступили Действующих. Свет снизошёл возвратистый. Девочки – ясно: «Бежим!» – изникли из сцены.
~!Занавес!~
~ Послание ~
Ангелу Любви
Время расскажет повесть оплошностей и случаев, Волшебства и глупостей, обещаний и Забытия, скупости и Великодушия. Нам судить и причитать, символизировать и стенать, забывать и возвращаться. Луна благовещет.
Если встретимся, быть ли Тебе тенью оплота минувшего – что влечёт к грядущему? – стоит увериться в одном, случается иное. Боязно, расстаться с Тобою – мгновениями ненапрасного, пульсом Души, тяготением внетелесного. Вероятность разбивает возможность.
Воссоздать Тебя, выгравировать углём вседозволености по данности бытия, призвать отражённую. Приди, в место – откуда не уходила. Позволь восполнить ушедшее и обратиться, обратиться, обратиться.
Образ сквозит жизнь и обратное, размолвку и примирение. Ты – оплот открытости, Душа Любви, Божество во всевоплощении. Встреться завтра, чуть позже или никогда, будь Тебе интересно, расскажу всё после двух вопрошаний; что именно, и – важно ли?
Время обратит скорбь в восхищение. Встретимся – встретились. Позволь заметить – Абсолют, одушевила Жизнь.
Следуешь по Вселенной Воображения, предвосхищаешь шаги и отступления, гладишь по плечу в тяготах. Позволь встретиться – во избавление и новообретение. Обращения, ослепили?
Мысли-истязатели, найдётесь ли в третье послание? Адресую Заветы в облака данности, – встретишь, заметишь, прочтёшь и почтишь вниманием. Покидать места сии – расставаться с Тобой, но следовать навстречу. Где Ты? – отзовись.Тенью от новолуния, шепотом сквозь сон, воодушевлением из глубин Ночи, косновением к щеке, теплу по шее – и ниже. Останься, мотивом Космического Леса.
Следуем об руку – невидимые, всесущие. Моя душа отдана – Тебе. Чудно’ склоняться к воображению во страхе разбиться о реалии.
P.s. Мы взаиможивы – знаю, чувствую и верю.
P.s.s. Время дано нам, и мы – себе. /
P.s.s.s. Не иначе.
*
Salut! Дочитали до ещё не конца – но до приближения к таковому.
............................
................
~
Черта
Октябрь Тридцатое выдался таким днем, таким днем: светлоденность во вуали пасмурной: Осень расцвела. Молодость была единственным украшением а Ветер в голове сплетала и приглаживала пыльные волосы странникам просторов дня, поднимала подолы, навязывала шарфы деревьям на места небесчувственные, отыскивала одиночек и пускала пыль в те же волосы – чтоб обернулись равными По-Обратную-Сторону-Взгляда: одиночки находили шарфы и, один другого, недруг – недруга, друг – друга, инакая – иную; Ветер утешала час сей: знакомила с покинутыми и покинувшими, рисовала обнажения дев годов моих – и старше – что ходят в ночи в одном нижнем, а выходятъ в плаще-мантии-одеянии чей элемент важнейший – обнажение. Прошлости истязали – «Незачем» – наблюдатель и испытуемый теснились в теле – «Нельзя» – и сердце порочное – «Меня нет» – изникало над ростком святости – «Я суть облако над телом» – руки взывали к Небесам (низа превосходимы – осязаймы); листва кочевала с древес до родни сугробившейся, мы благодарили книги за содержание строк в разрозненности собранностей, прохлада взывала к дому, День знаменовался Ночью, дабы увековечиться в орнаментах прозы.
Небеса благовеяли в склонении надъ избранником. Смотришь – и сознаёшься, и бросаешься в объятия; такие, существуютъ в природе, живутъ в мире, встречаются в жизни, – им столь тяжко сколь и легко, столь нежно сколь и грубо, столь роскошно сколь и любовно сколь и самозавбенно: пьют вино, ласкаютъ возлюбленных, нежатся в воспоминаниях и созерцают до полудня новолунного; не отличие – несравненность: “Человек без Времени” – доминации отказавшей: сравнивать не с чемъ. Существуют: живут в Мире Абсолютов: Музыка – для Орудий Искусства, Чувство – из флакона, образ – молодость да младость, погода – Осень в расцвете, – Любовь – вопреки смерти; Музыка слышится иначе чем звучит, – с того и казусы, и чудеса, и волшебства, и Инакости Меркурия, и Озёрные Блики, и при-и-косновеня – до дрожи, и встреча Большего, Большего, Большего, и робкость, и потустороннесть: общение с таковым суть общение с потустороннестью: черта стёрта со-при-кос-но-ве-ни-ем-ъ.
The Ghost of Autumn has put its hands onto my shoulders. I saw traces of cold future anywhere i could find some light, but felt: The Autumn Ghost has a gift for someone finding its traces and preparing to fight for get any light and tribute it. The Chain of Searching-Finding makes forget breathing of Ghost right beside skin of the-searcher-one, how it could happen with no one of us – never preparing to lie to feelings to cry; time flows, ends.
~ ~ ~
Вели об руку одна иную, иная инакую, статная скрытную, всевестная всебезызвестную. Лица сочли всеизъволенность юности в атласах и шелках поверх плоти, консерватизм Академизма в длине изяществе и продолжительности пальцев полусогнутых – смысмыкающихся-разразмыкающихъся плавно и поочерёдно, баловство Сфер в идеалитете – в единении Разума с Душой да Сердцем, невыспанность в глазах блеском тухнущим – божественным несмываемым/неиспоренимым – и всевыспанность в медальонах-пандушках под острогом взгляда, истоком тяготения и недосказанностью. Юна оступилась и не пала благодаря сосплетению с волосами Лори – отросшими за год и день, обратилась вспять падению – и что-то произошло: воззрилась на скамью парковую что сочла родность и едвазнакомость, – примечлась тем что не несла воспоминаний, в волшебном городе где каждая скамья обладает дюжиной историй чудесных поистине, – и взмыла в сон, явление, воспоминание, – что всеугодное властить над Жизнью, слагать воспоминания и оказываться миром всепамятным, любимым и запамятованным.
Юна – «Здравствуй» – Другу.
Лори – «Ты о ком» – не теплей мороженого в рожке у девушки прохожей.
Юна – «Смеешь непомнить с кем разделила Ночь?!» – возмущена.
Лори – «То-то не выспалась» – потянулась: одни хрустят грушей, другие – сухариками, третьи – позвонками.
Юна – «Прогрезили…» – призадумалась – «О Котобог!» – и ужаснулась – «Год и ночь?» – озадачена.
Лори – «Другие спят всю жизнь» – зевнула – «С пробуждением преуспели» – потянулась – «Куда бы деть себя» – пустила руку во власосплетение.
Юна – «Идём же!» – двинулась к неизвестности воспоминания, пока не поздно, пока помнишь.
Лори – «Ай» – последовала за глупенькой.
Юна – «Невозможно!» – помнит голос бездыханного.
Лори – «Нераспустимо!» – вынула руку, не без усилия.
Юна склонилась над фигурой брюнета стройного, чьи кудри – не без серебра в воспоминании – ниспадали до лопаток и ниже, – кому могло быть двадцать три, могло и девятнадцать. Серебро составляло плоть. Памятник.
Тучки сочувствовали и собирались на мистерию, бухчали и определялись в очерёдности. Тропический Ливень вышел изъ литургии благовонной и созвал мистерию. Время уходит.
Дотронулась лица Его, провела по щеке до виска, по кудрям к плечам и до ключиц, взяла из кармашка каплю застывшую из Реки Времени и докоснулась камушком ладони. Пусть знать истинный человеческий облик неоткуда, общение выше первичного – невозможное – ранит, когда Ветерок расплетает локоны склонившейся над эпитафией Смерти, Времени и, Любви.
…^:^…
Божеству Ожидания.
Солнце взошло в созвездие Скорпиона и удалилось от Луны, покинутой, покинувшей, в сумрак Вечности. Прохлада сблизила Детей Венеры, Художников Жизни, изобретателей новообещаний и расставшихся в жизнях прошлых – зарекшихся новообрестись в следующей. Ей случалось быть с двоими подъ одной Луной, Ему – испекаться в нетерпении Солнца, ожидать и ожидать и ожидать и дожидаться встречи из сотен назначенных; осмеивала и обласкивала, не могла оставить иль дозволить оттолкнуть.
Существа Человеческие слепы до недоспелости, недопустимостей – и платы, несознанны – и невзаимны. Любовь поразительна: нематерия самообретения: цветок неизвестной породы Lawsonia Inermis, время несуществующее года несуществующего данности несущественной, – вещественное несущественно исполнению, снег фруктовый. Различие вилось меж воспринятой и явной: вторая истребляла Лучшую.
Любовь отделила образ отъ плоти и благосклонила к недосказанности: плоть скатывалась в преисподнюю а образ сокрушалась в бессилиии, взмывала по колее страдания. Случается, возлюбишь – то возникнет вопреки противящимся разуму и плоти. Разрознение искоренило ту из памяти – но не обращения и, Ветер возникла: в температуре воздуха, въ осязании, во снах – чувством что всегда впервые, и воплотилась: встретились – и разминулись: напоследок; мемориал на скамье сколько помнимъ, не знаем возведшего, – делимся слухом, персоны съ чутким ухом: каждый принимает по-своему, одни утверждают будто встречали юношу живым, третьи находят в руках любвеписца послания-истории и, стоит переписать те, обретают Любовь Любви.
…и прахом станется то, чего коснёшься: любимые потерпят, ради чего Ты жил. Огонь Воодушевления обязательно вернётся – насторожишься и утратишь в силах…
Вспышка. Ветер сплетал волосы странникам просторов дня – и искоренял покинувших изъ памяти – не чувств. Разум находит запретные из дверей реалий, чувство же – отпирает.
Альби прогуливалась по Роще Лунной – с зонтом – пряди кололи хладом стали – и застала любопытное: монумент девушке – изъ золота – и юноше – из серебра: юноша в объятьи. Камушек в ладони – фиолетовый (любимое фиолетово); Дождь избегал божеств мистерии. Альби призадумалась.
Ни воспоминания – «Странно» – и вложила зонт в одну изъ ладоней, – «Принято», – вековенчание – и взяла манускрипт из рук Поэта.
~
II – fin – II
Дождь
Иренъ, лицо тысячи картин, Душа Любви в воплощении Абсолюта, скользни встреча инако, шепни Ветерок нам наискосок: «Останьтесь» – просочись мы в Вечер, остались бы. Разминулись пустотами вселенскими. Что – если иначе?
Погода отыгрывала Каприс Осень. Образ вился позади взгляда – единый на годы – и развеивался о неумение живописца к рисунку, но слову:
«Блик сквозил заполуденный кудри тонов Lawsonia Inermis, Ветерок ошёптывал Заветом Космического Леса, а некто фотопечатлел: Иренъ расположилась: собрала ножку левую четвёркой по мотивам песочным, другую ведёт по песку сырому, локоток на ножке, ладонь ласкает лицо: грустит, по обратную сторону горизонта къ Ожидающему: во хладу тени минувшей близ полутона пляжа с Рекой Времени, опирается о ножку левую и всматривается в монументт Времени: золото ‘сейчас’ мечется по треугольнику циферблатов: каждый опережал последующий и уступал предыдущему на ‘так’; пыль сбивалась с сильных долей, приводила в замешательство и обращалась эскизом мыслящего о наблюдателе (загадай божество мира Абсолюта: Твоего) – «Хочешь секрет? В греческом, вижу суть являюсь» – встречаетъ очерк Вечера и дня, – на двоихъ»»
Я было во негласии [самоидентификация ‘я’ веет самолицимерием на манер псевдоинтеллектуализма: тяга къ самоидентификациямъ включима в наследованное одними и ненаследуемое другими, – такъ]. Дождь смыл пороки, размягчил бумаги, разбавил фиолетила, тело охладело, по Ночи влёкши, влёкши в Рощу Лунную где воспоминания сплелись с линиями рук, к месту слагания Заветов. Дива без зонта? – кудри тонов Lawsonia Inermis – оказалась близ слышимости – «Помокнем?», – «У меня зонт» – раскрыла зонтик цвета снега, ткани самого нежного нижнего, с кружевами, – «В хорошем месте», – осталась настоящей, средь толп марионеток.
Заглянемъ в заветное-запретное: обрелись бестелесно: вселенные возродились. Губы слились, Знакомец обнял и покинул Знакомку на века – «Оставайся Божеством», – и шагнули из минувшего-грядущего в сейчас – во усладу. И запели птицы, и завершится сказание, и расцветут Lawsonia Inermis, и допишется исповедь, и быть Волшебству и, быть вечной, Любви.