Иван не заметил, как ещё одна пара глаз наблюдает за ним. Сыскной агент расслабился, вроде бы задание выполнил.
Теперь прямым ходом на Офицерскую.
Бубнов не замечал, как за ним следом идёт человек в тёмном пальто и в фуражке без кокарды.
3.
Полковник Игнатьев адреса не менял и жил всё в том же доме, и той же улице, что и пять, и десять лет тому. При упразднении жандармского управления он сменил мундир и теперь служил при Временном Управлении по делам общественной полиции и по обеспечению личной и имущественной безопасности граждан.
Кирпичников нашёл полковника в Мариинском дворце, где последний имел собственный кабинет. Обстоятельство, удивившее начальника уголовного розыска. На все вопросы Аркадия Аркадьевича, вроде бы Игнатьев и отвечал с открытым взглядом, но потом сложилось впечатление, что бывший жандармский начальник что—то скрывает.
После разговора с полковником Кирпичников решил посетить Смольный. После того, как Институт Благородных девиц был переведён в Новочеркасск, здание в столице освободилось, его облюбовал Военно—Революционный комитет, созданный для обороны революционных завоеваний от посягательств царских генералов, устраивающих мятежи, и немцев, которые продолжали наступать.
Начальника уголовного розыска не испугало, что для доступа в Смольный необходим документ, или как его называли мандат. Аркадий Аркадьевич, пользуясь тем, что проходили группами, присоединился к одной из них.
В одном из коридоров чуть ли не нос к носу полицейский чиновник столкнулся с Троцким, отступил на шаг в сторону. На Кирпичникова взглянул человек с широким лбом, над которым вздыбившиеся волосы, глаза с какой—то злобой скользнули по начальнику уголовного розыска. Прямой нос заканчивался резким крючком, ноздри расширены, как у зверя, почуявшего добычу. Мефистофельская бородка дополняла характер непримиримого бойца.
– Нет и нет, – говорил он собеседнику, семенившему следом, – передайте ему, что ещё две—три недели и будет поздно что—либо предпринять. Нужно немедленно брать власть в свои руки, я посмотрел присланный этим, – он зло выразился, – план толковый тем более, что Красная гвардия подготовлена мной до завершающего выступления. Несколько дней и войска, верные присяге и Временному правительству, станут нашими и тогда…
Кирпичников не мог дослушать, собеседники зашли в какой—то класс, ныне ставший кабинетом.
Несколько часов, проведённые в Смольном, не пропали даром. Аркадий Аркадьевич убедился. Что подготовка к перевороту идёт полным ходом, подготовлены планы захвата государственных учреждений, играющие главные роли: телеграф и телефон, чтобы держать под контролем новости, которые должны быть, либо дозированы, либо преподнесены в нужном ракурсе, банки, какими бы альтруистами и фанатиками не были революционеры, но кушать хочется всем, правительственные учреждения, так там сосредоточена власть.
Начальник уголовного розыска убедился, что дело поставлено на широкую ногу. Стало страшно, в голове ещё стояли картины недавнего прошлого, когда две столицы – новая и древняя – испытали на себе прелести действий восставшего народа.
Настроение Кирпичникова с каждой минутой, нахождения в Смольном ухудшалось и не добавляло оптимизма вооружённые не только солдаты, но и рабочие.
Кунцевич принёс тоже не радужные вести, воздух был насыщен миазмами грядущего переворота и смены власти, которая представлялось неведомым монстром. Что такое диктат пролетариата? Или вся власть Советам? Кому? Ленину? Троцкому? Какому—нибудь вновь взращённому Робеспьеру или Дантону? Государство разваливалось на части. Россия от Варшавы до Владивостока имела реальную возможность превратится в кучку разрозненных княжеств времён Дмитрия Донского.
Что—то надо было предпринять, но что?
Известий от Андреева и Бубнова не было.
С самого утра Кирпичников отправился в Мариинский дворец к министру юстиции. Пришлось подождать. Малянтович в прошлую ночь допоздна работал и уехал домой к утру, хотел дома принять ванну и повидаться с детьми и женой. Воротился только в десятом часу. Начальник уголовного розыска успел к тому часу выпить две чашки хорошего ароматного чаю.
– Аркадий Аркадьевич, надеюсь с хорошими вестями? – Министр тряс руку Кирпичникова, по—детски заглядывая в глаза. – Не то последнее время сплошное расстройство.
– Увы, Павел Николаевич, я не стану счастливым исключением, – начальник уголовного розыска выглядел озабочено так, что над переносицей появилась предательская складка.
– И вы, – начал Малянтович, но так и не продолжил, слова, словно растворились перед губами.
– Сразу же могу оговорится, где скрывается Ленин не обнаружено, но думаю, скоро я вам доложу об его аресте, но меня сейчас беспокоит другое. По долгу службы вас должны информировать о настроении в городе не только обывателей, но и вооружённых людей, в частности частей петроградского гарнизона. Так вот, вести не утешительные. Со дня на день не только солдаты, матросы, выступят с целью вооружённого переворота, но и рабочие, которым роздали винтовки и пулемёты.
– Мне известно, – жёстко сказал Малянтович.
– Вы знаете, что так называемая Красная гвардия, организованная под лозунгом борьбы с немцами, находящимися недалеко от столицы, на самом деле, ударная сила большевиков, которые всерьёз намерены сейчас взять власть в свои руки?
– Я слышал об этом.
– Вы слышали или принимаете меры?
– Кое—какие меры мы принимаем, – уклончиво ответил министр.
– Павел Николаевич, поверьте, что мне не хотелось бы проснуться в другой стране, раздираемой, между прочим, разными политическими партиями и использующими для этой цели, не трибуну Учредительного собрания, а поле боя.
– Я думаю, вы преувеличиваете, до крайних мер не дойдёт. Кстати, в самом деле, за переворотом маячит тень Ленина?
– Должен вас огорчить, за переворотом стоит председатель Петросовета Троцкий.
– Троцкий? – Удивился министр, – но ведь с ним, – прикусил язык.
– Движущей силой переворота является Троцкий, они с Лениным, хотя и соратники по фракции, члены Центрального комитета Социал—Демократической рабочей партии, но они соперники и неизвестно, кто больший из них диктатор.
– Любопытно, мне об этом обстоятельстве не докладывали, – с досадой произнёс Малянтович. – Дело принимает совсем другой оборот.
– Неужели вас, правительство, держат в неведении или это простая российская небрежность, не обращать внимания на очевидные факты. Если девятьсот пятый год вернётся к нам, то крови прольётся гораздо больше. Господа, мнящие себя наполеонами, не остановятся ни перед чем, чтобы достичь поставленной цели – неограниченной власти, до которой нашим царям было далеко.
– Я сегодня же поговорю с Александром Фёдоровичем.
– Извините, господин министр, но надо не говорить, а действовать. Упустить можно не только время, но и Россию.
– Не надо так высокопарно, Аркадий Аркадьевич, мы с вами говорим о кучке болтунов, которые уже лет двадцать, как кричат о свержении власти, а воз и ныне там.
– Увы, воз тронулся, вы или ваши агенты не были в Смольном и не видели, что там происходит. Надо быть реалистом.
– Благодарю за информацию, продолжайте искать Ленина.
– Как быть с Троцким?
– Не беспокойтесь, мы примем неотложные меры, самые подходящие.
– Да, Павел Николаевич, опасен не только Троцкий, но и весь состав Военно—Революционного Комитета.
– Я вас услышал, Аркадий Аркадьевич, и в ближайшие часы предпримем надлежавшие меры. Если ещё будут новости, то милости прошу ко мне.
Кирпичников кивнул головой и вышел.
– Вот так обстоят дела в нашем королевстве, – подвёл итог под рассказом начальник уголовного розыска, беседуя со своим помощником.
– Что мы можем предпринять? – Настроение Кунцевича с каждым словом ухудшалось, словно с Балтики на Петроград пригнало свинцовые непроницаемые тучи.
– Не знаю, – искренне признался Кирпичников и добавил, произнося по слогам, – не знаю.
– Но что—то же надо делать, иначе всё полетит в тар—тарары.
– Мне нечем вам возражать.
– Ленин и компания приехали делать переворот на немецкие деньги, а мы сидим и ничего не делаем.
– Что вы предлагаете?
– Я – не террорист, – подумав, начал отвечать Кунцевич, – но не знаю, если вдруг верхушка айсберга исчезнет, продолжится ли процесс захвата власти?
– Повторюсь, не знаю. Министр только говорит о разумных мерах, о том, что доложит Керенскому, но действовать надо сейчас, пока не стало поздно.
– Значит, вы предлагаете действовать их же методами.
– Да.
Задумались. Столько лет боролись с преступниками, искали, проводили дознания, а здесь приходится самим думать о том, чтобы себя вовлечь в уголовное деяние.
– Я вот, что думаю…
– Аркадий Аркадьевич, мы с вами старые вояки с уголовным элементом и мне не хотелось бы, чтобы такие же элементы управляли государством. Сколько лет мы с вами, не щадя жизни. – не хватало слов, – а здесь… Я не думаю, чтобы всё завершилось, как в сказке, счастливо и благополучно.
– Но…
– Вот именно, оружие мы с вами держать не разучились, правда, может быть, совесть? – Кунцевич посмотрел сощуренными глазами на начальника.
– Нет, совесть будет молчать.
– Нам надо наметить план действий.
– То бишь с кого начать?
– Да.
– Кто более опасен в данной ситуации?
– Председатель ВРК номинальная фигура, все решения принимает Троцкий и несколько человек в комитете, вот опасны они. Остальные только для того, чтобы выйти на сцену с фразой «кушать подано».
– Вот и ответ на первый вопрос.
– Согласен, – сразу же ответил Кирпичников.
Договорились встретиться с самого утра, приготовиться, написать родным письма, привести дела в порядок, ведь никто не знал, чем может закончиться предстоящая авантюра. Хотя ловили преступников не по одной сотне, но никогда сами ничего не планировали, а здесь, мало того, что наметили цели, но и надо воплотить в жизнь и желательно, чтобы самим не пойти под нож революционной гильотины.
Придя домой, Кирпичников достал из шкафа бутылку наливки, которую держал для особо торжественных случаев. Решил, что более подходящего случая не найдётся. Налил в большую рюмку и сел за рабочий стол. Начал писать жене, которую ещё в мае отправил в Тверскую губернию, где было тише и не так события отражались на течении жизни. Почти лист исписал мелким бисерным почерком, потом скомкал и сжёг в пепельнице. Лучше пусть пострадает он, начальник сыскного, тьфу, уголовного розыска, нежели семья. Катерина поймёт и так.
Жаль, что детей не поставил на ноги, но, увы, ничего исправить нельзя. Не перелистать назад книгу, чтобы начать читать заново. После того, как письмо превратилось в пепел, Кирпичников начал приводить в порядок бумаги. Без жалости комкал, рвал и бросал в ведро, чтобы в огне камина уничтожить документы, которые не должен никто прочитать.
Есть в жизни поступки, которые определяют, каким ты был, думал Аркадий Аркадьевич, вот и сейчас наступил час, когда будет видно, подлец ты или герой. При слове «герой» начальник уголовного розыска усмехнулся. Нет ничего героического в том, что один человек лишает жизни другого из—за того, что второй может разрушить до основания налаженную жизнь, да не только жизнь, а всё Отечество. Если выгорит дело, то все будут на коне. А если нет, так пусть в будущем помянут не злым тихим словом коллежского советника Кирпичникова, состоявшего при государе в должности начальника сыскной полиции Санкт—Петербурга. А ныне начальника уголовного розыска Петрограда.
Налил ещё одну рюмку, хмель не брал, словно пил простую воду. То ли не давало расслабиться напряжение, то ли впереди маячившая неопределённость била по нервам.
Утром поднялся без обычных постельных пяти минут, облился холодной водой. Выпил чаю и направился на Офицерскую, где должен был встретиться с Кунцевичем. Шёл настолько занятый своими мыслями, что не видел ничего и не слышал, как с самого утра разносчики предлагали за гривенник свежие новости.
В кабинете Аркадий Аркадьевич достал из сейфа портфель, который ему вручил министр. Так и остался сидеть с ним в кресле, не зная, куда деть.
Дверь распахнулась. Не вошёл, а прямо—таки влетел возбуждённый Кунцевич. Горящие глаза завораживали. Помощник ничего сказать не мог, тяжело дышал от быстрого бега.
– Вот, – бросил на стол свежий выпуск «Нового времени».
– Что там? – Бесцветным голосом спросил Аркадий Аркадьевич.
– Да вот, – ткнул пальцем в заголовок.
– Не затруднит вас прочесть вслух, что—то неважно себя чувствую.
– «В такие дни, когда решаются судьбы чуть ли не всего мира, когда нет почти ни одного равнодушного человека, думающего о судьбах Отчизны, произошло событие чрезвычайной важности. Сегодня ночью, около двух часов, на заседании Военно—Революционного Комитета, призванного мобилизовать российский народ для отпора вражеской армии, не выдержало сердце члена комитета Льва Давыдовича Троцкого—Бронштейна. Этот пламенный борец за счастье народа не дожил до своего сорока восьмилетия считанные дни. Так уходят из жизни, не покидая служебного места…» и прочая, прочая, прочая, – бросил снова газету на стол Кунцевич.– Есть всё—таки Бог и он с нами, Аркадий Аркадьевич. Я целую ночь строил планы. Даже нажимал сто раз на курок и вуаля – первого заговорщика не стало.
– Вы думаете, что это счастливая случайность?
– Именно, так.
– Я перестал верить в случайности ещё в гимназии, даже, если проведение Господне пришло нам на встречу, то это либо чудо, либо чья—то помощь. Ко второму я склоняюсь более всего.
– Вы предполагаете, что…
– Совершенно верно, так я вижу ситуацию.
– Но кто?
– Есть у меня одна догадка, но я сперва уточню, а потом поделюсь с вами.
– Мне казалось, что мы можем доверять друг другу.
– Я доверяю вам, Мечислав Николаевич, но, честно говоря, не хочется бросаться пустыми словами.
– Всё—таки.
– Хорошо, у меня складывается впечатление, что к этой смерти приложили руку господа из нашего правительства.
– Вы думаете, – не закончил мысль.
– После событий пятого года начали ходить слухи, что при жандармском управлении создано секретное отделение, в котором разрабатывались специфические средства борьбы, в частности устранение неугодных путём заражения различными болезнями.
– Но в статье сказано, что подвело сердце?
– Вполне возможно, но, согласитесь, вовремя.
– Если так, тогда понятен интерес к розыску Ленина.
– Конечно, такой метод борьбы неприемлем, мы сами превращаемся в народовольцев.
– Аркадий Аркадьевич…
– Но я поддерживаю, гадину надо давить в гнезде, а не тогда, когда она наберёт силу.
– Произошло столь печальное событие на заседании ВРК, но кто заменит Троцкого?
– Здесь напечатано, что на заседании присутствовали председатель Лазимир…
– Формальный председатель комитета, за ним и стоял Лев Давыдович.
– Подвойский?
– Вполне возможно.
– Антонов—Овсеенко?
– Может быть.
– Садовский?
– Наверное.
– Крыленко?
– Видимо, – Кирпичников схватился за голову, – Господи, мы гадаем на кофейной гуще, для меня названные вами люди только пустые фамилии, я не знаю ни о ком из них.
В дверь постучали.
– Аркадий Аркадьевич, – у дежурного был озабоченный вид, – в Прачечном убитый найден.
Кирпичников хотел сказать, что занят, но увидев взгляд чиновника, сдержал себя.
– Там Ваня Бубнов.
– Кто? Где? – Вскочил с места начальник уголовного розыска и, схватив пальто, кинулся к выходу.
– Почти напротив сыскного.
Иван лежал на животе, уткнулся лицом в руки, словно хотел защитить себя при падении. Тёмное пятно выделялось с левой стороны спины.
– Несите в отделение, – распорядился Кирпичников.
– Фотограф, врач, – напомнил Кунцевич.