– На улицу Героя! Журналист-стажер № 394, – Клим с гордостью показал уголок платка с номером.
– Поехали, – мрачно проворчал извозчик, и нацарапал карандашом номер в своем блокноте.
Ехали около часа. Клим засек время по отцовскому карманному хронометру – одному из немногих материальных сокровищ, доставшихся ему в наследство. В часах было две крышки: на одной, она прикрывала циферблат, был выгравирован орел с двумя головами, на задней, она выполняла роль крышки медальона, – корона в венке с колючками. Под крышкой была закреплена фотография отца и матери: мать в светлом платье с вышивкой и с букетом цветов в руках, отец в рубашке с галстуком. Оба веселые и немного задумчивые. Клим спрятал часы в карман.
Во время пути стажер старался не выказывать своего любопытства. Не тот чин у него, чтобы башкой вертеть, как сельский увалень. Он гордо смотрел вперед, поверх возницы. Только слегка косил глазами: следил за проходящими дамами и унылым людом на тротуаре. Проехали вниз по Газетной, свернули направо по Стрелковой, после чего выехали на небольшую улочку Героя.
Как и все окраины, Приморская слобода (ее почему-то не решились называть "городом") была разношерстной.
Треть района, справа от устья Дормира, занимали вооруженные силы Симфидора. Эту территорию, занимавшую несколько кварталов и обнесенную высоким забором с колючей проволокой, в народе называли просто Армией. Там находились казармы, склады, мастерские, плац, полигон, то есть все необходимое для взращивания солдат – защитников города-государства.
На остальной части Приморской слободы селились симфидорцы, в основном связанные с морем: матросы, портовые рабочие. Как и в северной окраине Промзоны Город Дружбы, часть застроек больше походила на трущебы.
Дом № 33 на улице Героя находился на границе центрального Города Триумфа и слободы. Здесь жил "высший свет" портового мира: капитаны, старпомы и прочий благородный околоморской люд.
Климу повезло. Пролетка остановилась у лучшего строения на улице. Фасад белокаменного дома в колониальном стиле даже украшали следы лепнины, о которых рассказывала бабушка. "Интересно, почему его еще не снесли?" – Клим кивнул извозчику и вошел в фойе.
Кастелянша, миловидная полная дама неопределенного возраста, читала газеты и одновременно громко сербала борщ из маленькой, темно-зеленой кастрюльки с надбитыми черными пятнами отколовшейся эмали. Исподлобья взглянув на вошедшего, двумя взмахами ложки грациозно покончила с содержимым, вытерла губы краешком газеты и заботливо переключилась на Клима. Изучив записку из редакции, вымученно улыбнулась и то ли грустно, то ли радостно произнесла:
– Новенький, значит… Что ж, пойдем, покажу твой счастливый тридцать третий. А меня зовут Раиса.
Женщина не без труда, как бы это сделала улитка, извлекла свое тело из крошечной стеклянной пристройки под лестницей и повела Клима по ступенькам. На удивление, двигалась она с той проворностью, на которую способны только пухлые, полные энергии и жаждущие любви тетки. Пришлось прибавить шаг, чтобы поспевать за говорящей.
Длинный темный коридор на третьем этаже с матово-белым пятном окна в конце. Примерно в середине, по левой стороне, – дверь в его комнату. Клим думал, что попадет в маленькую, запущенную каморку, но неожиданно был поражен увиденным. Просторная, да что там, огромная, трехкомнатная квартира! Широкий коридор вел в обширный зал. Слева в зале – камин. Прямо – выход на балкон. Вправо и влево уходили еще две комнаты поменьше: налево – кабинет, направо – спальня.
– И это еще не все! – ошарашила кастелянша обомлевшего Клима. – В прихожей ничего не заметил?
– Шкафы?
– Хренушки!
То, что Клим принял за массивные двери врезных шкафов, было входом в еще две комнатушки. Один вел в уборную, с умывальником, душем и ванной. Второй – на кухню с чугунной плитой, небольшим столом и полками, на которых уже стояла какая-то снедь.
Клим был в восторге. Он мог ожидать что угодно, но только не подобные апартаменты.
– Вы точно ничего не путаете, меня зовут Клим. Я новенький. Со мной кто-то еще будет жить?
– Вижу, что не старенький! Квартира на одного. Ну, может, слугой обзаведешься. Или служанкой (толстуха хмыкнула). Живи, как другие жили. Ты же в приметы не веришь?
– Приметы? Это же не тринадцатый номер. Или вы что-то скрываете?
– А че тут скрывать. Трое журналистов, обитавшие здесь в разное время, померли лютой смертью. Первого зарезали на пилораме, второго растоптали какие-то твари. А последнего, горца нашего, Харсана, съели. Он был твоей комплекции и роста, так что можешь пользоваться его вещичками, они, поди, еще не остыли.
– Как съели? – очнулся Клим.
– Как обычно съедают. Ртом.
– Кто же это сделал?
– Ну, уж не мухи. Крокодилы! О, да ты побледнел, голуба! – усмехнулась толстуха. – Заселяться будешь?
– Не на улице же спать. Давайте ключи.
– Вот и умница. Выбрось все из головы. Вообще-то у нас здесь спокойно. Бывай!
Она захлопнула дверь. Климу захотелось раздеться и стряхнуть с одежды пыльную историю сегодняшнего дня.
В дверь постучали.
– Вот еще что, – на пороге стояла Раиса, ничуть не смущенная видом юноши в кальсонах, – в спальне найдете чистое белье, когда кончатся дрова, я расскажу, где брать. Еду можно получить "за платок" в лавке напротив. Будут вопросы?..
– Пока – нет.
Наконец-то он один. Клим пересек зал и открыл дверь на тот самый парадный балкон. Открылся вид на улицу, на часть Рыночной площади слева и на кромку моря справа.
Вечерний воздух с оттенками дыма проник в его (ура, теперь его!) квартиру.
В дверь снова постучали. Климу, спокойному и невозмутимому по своей природе, это начало надоедать:
– Раиса не уймется! Что еще?
Квартирант решительно подошел к двери и совершил ошибку, которую опрометчиво совершают все герои третьесортного бульварного чтива: он открыл дверь, не посмотрев до этого в окуляр. И незамедлительно был вознагражден за доверчивость ударом в лицо. Через пару мгновений, согласно старинному закону гравитации, рухнул на спину.
Очнулся там же, где и приземлился. Только ночью. В комнате было зябко. Голова трещала. Перед глазами плыли волнами неровные линии комнаты.
Опираясь о стену, встал. Осмотрелся. В квартире никого не было. Закрыл дверь на засов. Зашел в уборную комнату, намочил под краном что-то вроде полотенца. Приложил к глазу. Добрел в зал. Везде, особенно в кабинете, все перерыто. Вещи, бумаги, газеты застилали пол поверх слегка потертого персидского ковра.
Клим еле дошел на спальни. Прилег на пару минут, прижимая мокрую тряпку к лицу. Проснулся утром.
Пора на работу. С такой-то опухшей рожей! Рассмотрел себя в зеркало. Хорош… Собрался, нашел свою сумку – вещи из нее были также вытрушены на пол, но ничего не пропало. Только его журналистский шейный платок был пригвожден кухонным ножом к косяку двери. Недвусмысленный намек.
Повязал платок и не спеша стал спускаться. Голова гудела. Кастелянша с видом раскормленного бобра дрыхла в прозрачной будке, по-детски причмокивая толстыми, жирными губами. Стекла в ее каморке слегка позвякивали от мелодичного храпа.
– Эй, мамаша! – гаркнул Клим.
– А! Что? – очнулась тетка.
– У тебя пудра есть?
– Пудра? Какая пудра? Ты что, из этих?
– Я не из этих! Я из тех! – зло рявкнул Клим. – Но от "этих" вчера вечером в своей комнате по голове получил!
– Надо же! – изумилась Раиса. – Только на миг отошла, а на охраняемую территорию кто-то проник. Но мы же не скажем об этом никому? Так тебе пудра нужна синяк припорошить? Не, не поможет. Еще хуже будет. Да и не пользуюсь я пудрой, зачем природную красоту замазывать?
Кое-как Клим добрался до редакции.
Гиганты сделали вид, что не обратили на Клима внимания. Хотя, конечно же, они заметили его разукрашенное лицо. Стажеру даже показалось, что по невозмутимым харям гоблинов проскользнула улыбка.
Клим остановился. Медленно расправил шейный платок, мол, запоминайте, с кем имеете дело, прикрыл синяк и произнес надменно:
– Некогда мне с вами бодаться, на работу спешу!
Часть вторая. Взрывная командировка
Глава 1. Первая информашка
– Дай угадаю! – радостно приветствовал Клима Ив. – Ты ночью поднялся попить воды, но в темноте ударился о ребро открытой двери?
– Нет, на меня напали.
– Какая неожиданность! Но, спасибо за правду, – очень серьезно произнес Ив. – А вот теперь подробней.
Клим рассказал о вчерашнем происшествии. История его была короткой.
– Кто напал, неизвестно, что искали, непонятно, – задумчиво подытожил Ив. – Ну, есть у меня кой-какие мыслишки. Значит, вот как происходит. Уже нет твоего предшественника на свете, а за грехи мертвых расплачиваются живые. Ты философию читал?
– Только в комиксах.
– Я тоже.
Ив откинулся на кресле и громко позвал секретаршу. Через несколько минут на пороге замаячила Ирэн.
– Найдите Георгия, пусть едет в тридцать третью, укрепляет двери, навешивает еще один замок, пусть окна просмотрит. Да, и вот еще что. Скажите, чтобы толстошубой хвост накрутил и пригрозил, что если еще появятся посторонние, пусть ищет себе место в борделе клоунов. Выполнять!
Ирэн растворилась. Ив вышел из-за стола и направился в угол комнаты к массивному сейфу.
– Ну что, пыл еще не угас?
– Я готов к бою!
– Хорошо, что ты правильно понимаешь ситуацию. Именно к бою. Как я уже говорил, враг повсюду!
– Да, я почувствовал. А друг? – уточнил Клим. – Друзья у нас есть?
– Я твой друг. И еще трудовой народ, доверивший нам самую важную работу – работу с буквой! Кстати, а скажи мне, какое главное оружие журналиста?
– Слово истины! – воскликнул стажер.
– Точно!!! – в тон ему прокричал Ив. И продолжая ковыряться в кодированном замке, уточнил:
– А из предметов материального мира?
– Беспристрастное перо, наверное…
– Оно. И еще вот это.
Главред наконец-то открыл дверь, что-то достал из сейфа и бросил на стол перед Климом нечто тяжелое в несвежей тряпке.
Нечто упало с металлическим призвуком.
Клим двумя пальцами отвернул уголок тряпицы. В свертке оказался револьвер.
– Смит и Вессон, – пояснил Ив. – Образца 1869 года. Музейный экземпляр. Тяжел, собака, но бьет наповал. Я рад, что твои вчерашние визитеры избавили меня от необходимости объяснять, зачем журналисту пушка. Вот тебе еще ремень с кобурой, надевай и пошли с коллективом знакомиться.
– С таким-то фингалом?
– Ничего, пусть твои новые коллеги полюбят тебя за красоту внутреннюю. Сапфировна, труби сбор!
Сапфировна достала из ящика стола слегка помятый охотничий рожок. Выглянула в коридор и, словно юный скаут, продудела-проскрипела что-то бравурное.
Главный редактор, тяжело передвигаясь на поскрипывающих ногах, приблизился к своему креслу.
Вошло семеро журналистов. Из них трое – женщины.
Клим поначалу прикрыл свой синяк, но когда всмотрелся в лица вошедших, оторопел и невольно опустил руку – все стоящие в кабинете главреда носили отличительные знаки в виде ссадин, царапин и прочих легких повреждений.
У одного, самого строгого и хмурого, – Керопа – в шапке-шлеме, натянутой глубоко на уши, был перевязан глаз, второй глаз с нездорово-красным белком глядел подозрительно.
Второй, Джимми, мечтательный и долговязый, предстал с забинтованной головой. Из-под бинта проглядывало что-то желтое. Высокий был счастлив и скалился редкозубой улыбкой.
У третьего, Федора, рука висела на перевязи. Он, якобы, неудачно упал с пароцикла, когда скрывался от каких-то мерзавцев.
Женщин редакции тоже разукрасила не только косметика. Личико китаянки Маши-Ю слегка повело от укуса нездешнего насекомого. Вторая, немка Ирма, лицом была бела, но с нервным тиком. Она работала дольше всех и слишком много знала.
У свежевыловленной им Анны виднелись начальные следы простуды: губы распухли и потрескались, нос покраснел и тек. Ныряльщица то и дело подносила платок к лицу.
Один из журналистов, наверное, главный из этой братии, высокий, худой и небритый эстет в очках, пока еще стихией и людьми отмечен не был. Однако нос, на котором сидели тонкие круглые очки, покраснел от сползавшей кожи. Поймав взгляд Клима, журналист представился:
– Александр. Нос сгорел на солнце. Такая вот незадача.
– У нас на заводе ожоги мазали солидолом, – участливо заметил Клим.
– Я пользуюсь другим старинным средством – куэдзином молодости. Увы, молодеет только нос.
– Ну, вот и славно, – прервал медицинские откровения главред. – Как вы поняли, с нами будет работать еще один ковбой, зовется Климом, вы познакомитесь по мере общения. А теперь работать. Аня, посели его в кабинете Харсана. И попроси Сапфировну, чтобы выдала бумагу и ленту для печатной машинки.
– А ты, дружок, – обратился Илиодор к Климу, – иди и пиши свою первую информшку.
– Хорошо. А о чем?
– Знаешь ли ты, что основные вопросы бытия "Кто мы?", "Куда идем?" и "О чем писать?". Да твои собратья по перу и револьверу сутками по улицам шарят, чтобы найти информационный повод, рассказать, как котенка фрау М. пожарные с дерева снимали! А тебе повезло – сервис, с доставкой на дом: ЧП в собственной квартире! Согласись, не каждый день барабанят по твоей голове и в твоих вещах репетируют погром. Об этом пиши!
Аня подождала, пока Ив закончит, кивнула Климу, чтобы он шел за ней, взяла в приемной в стенной шкатулочке ключ с медным брелоком в форме треугольного хлебного каравая:
– Запоминай. Пойдешь домой, ключ от кабинета оставишь здесь. А теперь – за мной!
И они запетляли по редакционным лабиринтам. Остановились у белой двери с приклеенным листом "Закрывайте плотно, мерзну!".
– Ну, вселяйся. Патроны и все необходимое получишь у Алекса. Он знает. Вон там его дверь, в конце по запаху найдешь. А я рядом с тобой сижу, за стенкой. Заходи на чай, если скучно станет.
Клим вошел в свой кабинет и плотно прикрыл дверь. Запахло мебелью и пылью, прогретой солнцем. Единственное окно было прикрыто изнутри плотными жалюзи. Почти в центре крошечной комнаты стоял стол на гнутых ножках. Казалось, что они прогнулись от тяжести громадной пишущей машинки, занимавшей большую часть стола. За стол спинкой к окну был задвинут венский стул с изображением скрипичного ключа.
Слева от двери, словно застывший ящер, притаилась одежная вешалка, изощренно выгнутая под стать стулу. На ней одиноко висел фиолетово-синий халат, в которых ходят работники типографии.
Клим устроился на рабочем месте и заглянул в ящики (по два справа и слева).
В нижних ящиках лежали бумаги, записные книжки, полуисписанные карандаши – так, наверное, выглядят ящики всех канцелярских столов мира. В левом верхнем желтела стопка писчей бумаги. Правый верхний был пуст. По характерному пятну – следу оружейного масла – Клим догадался: здесь бывший владелец хранил пистолет. Но детальную инспекцию ящиков и двух шкафов (один маленький, рядом с вешалкой, другой побольше, слева от рабочего стола) журналист решил оставить на свободные дни. А сейчас время писать свое первое информационное сообщение.
В двери показалась секретарша с пачкой бумаги и накрученной на бобину лентой пишущей машинки.
– Спасибо, но у меня есть бумага.
– Лишней не будет, – буркнула старуха, тяжело опустила бумагу на Климов стол, поковыляла назад, пробормотав:
– Потом распишешься о получении.
Клим вставил лист в каретку и быстро-быстро стал ударять пальцами по клавишам. Печатать он научился в армии, когда после ранения некоторое время подменял писаря, убитого при дезертирстве.
Новый журналист наслаждался уже забытым удовольствием от работы на механическом печатном чуде.
"Вчера в меблированной комнате на улице Героя совершено нападение на стажера-журналиста нашей газеты К., который заселился накануне. Неизвестные вломились в квартиру, нанесли удар по голове, после которого К. потерял сознание. Кто были нападающие, журналист не заметил, так как был без чувств. Злоумышленники перерыли всю квартиру и ушли.