И еще минуту стоял ошалевший, смотря на закрывшуюся дверь за Ириной, все еще ощущая тепло ее тела, прижимающегося ко мне, помня горячее дыхание и обжигающие губы, сохранившие вкус клубничного мороженого. Очнулся только от того, что Макс сжал мое плечо и подтолкнул к машине. Сев на сидение, машинально пристегнулся. Не видел дороги, не чувствовал того что машина движется, не слышал о чем говорил мне Макс.
–Джейк!– окрик Макса привел меня в чувства.
–Что? А, приехали,– нервно распахнув дверцу, я рванул из салона. Чертыхнулся ремням, удержавшим меня, и, вздохнув свежего воздуха, полностью пришел в себя.
–Очухался? Вперед,– Макс подтолкнул меня к дверям клиники и нажал на звонок. Уже через минуту мы стояли в кабинете отца, и я удивленно осматривал изменившийся интерьер. Пол года назад здесь было куда больше всевозможных папок, повсюду валялись какие-то макеты и чучела. Сейчас же здесь словно работал совершенно чужой человек.
–Джейкоб, что с тобой?– отец смотрел на меня своими холодными глазами, и я нервно сглотнул. Ира была права. Я разрушаю семью. Меня не должно здесь быть!
–Задумался. Пап, а надо ли все это? Может ну его все к черту?
Однако одного взгляда отца хватило на то, что бы понять – он уже не отступит. Его зацепило это настолько, что он уже не успокоиться ни при каких обстоятельствах. Ему нужны такие доказательства, против которых он сам не сможет привести отпровержений.
–Джейк, ты что, боишься?– отец нахмурился, а я отвернулся.
–Произошло кое-что такое, что не могу выбросить из головы. Пап, дай выпить. Ну не смотри на меня так. Тошно мне.
–Что еще-то случилось?– он хмуро оперся на стол, сразу забыв обо всем. Заметил стоящие у меня в глазах слезы.
–Я… пока не могу сказать. Я должен подумать.
Отец с большой неохотой достал из стола бутылку с коньяком, и я мельком глянул на этикетку. Осторожно сняв все побрякушки с себя и повесив пиджак на спинку стула, стал стягивать рубашку. Едва не вырвал из рук отца стакан и налив его полным, не почувствовав вкуса, выпил.
Отдал пустой стакан ошарашенному Максу, и, ворочая мозгами, прошел в рентген кабинет, в котором как я знал, был довольно большой стол и не дожидаясь когда отец и Макс зайдут следом, просто рухнул на него. Смотрел на лампу на потолке, и едва сдерживал в себе крик. Боги, что она со мной сделала? Почему ее слова, каждое слово, так больно режут сердце? Почему с каждым ударом этого самого сердца все больше кажется что тот бред, что она несла, имеет смысл? Ведь я на самом деле мешаю отцу! Ему сейчас просто не хватает ни времени, ни терпения, что бы нянчиться со мной. Мое присутствие ставит под угрозу все, что держит их в этом мире. Если эти проклятые медики узнают о моих травмах, они закроют отца в тюрьму, за жестокое обращение с ребенком, хотя он ни разу не поднял на меня руку. За то, что он укрывал меня. А мама? Что будет после этого с мамой? С маленькой сестренкой? С бабушкой и дедом? Господи, зачем я вернулся? Я угроза им всем! Я их крах!
–Джейк, ты чего сопли распустил?– Макс стоял над моей головой, опершись на стол. Было чертовски неудобно смотреть на него вверх ногами, но на то что бы сесть, сил просто не было.
–Макс, она права,– закрыв глаза, я позволил себе не сдерживать слез. –Я все вокруг разрушаю. Несу хаос и смерть. Боль и беспорядок.
–Я думал что она объяснялась тебе в любви.
–Макс, я… прости меня, Макс. Зря я впутал тебя во все это.
–Это ты о чем?
–Макс, я… я не знаю как, но я чувствую смерть близких мне людей. Я чувствовал что меня ждет смерть, и она забрала меня. Лишь благодаря Богам, я ожил. Я чувствовал смерть друга, и он погиб. Я… я чувствую твою смерть, Макс. Она так близка, что сводит с ума.
Максим замер, прищурившись рассматривая меня. Я чувствовал это даже с закрытыми глазами.
–Зачем ты мне это говоришь?
–Потому что у меня еще есть возможность спасти… отвести ее от тебя. Обмануть ее.
–Джейк, ты просто пьян. Несешь какую-то чушь.
–Макс, я лишний здесь. Я могу все это остановить. Я дам ей то, что она от меня хочет, и тогда все станет на свои места.
–Замолчи!– тихо зашипел Максим, и я открыл глаза.
Мой телохранитель смотрел на вошедшего отца так спокойно, словно я только что не сказал ему о том, что он скоро умрет.
–Макс, ты меня слышал? Тебе надо уйти. Разорви контракт с отцом.
–Потом поговорим,– Макс принял из рук отца фартук от радиации, и подошел к компьютеру. Отец показал как делать снимки и встав надо мной, очень недовольно покосился на мои мокрые глаза.
–Пап, дай еще выпить.
–Нажраться решил?
–Тогда усыпи! Пап, я схожу с ума. Дай мне хоть напиться на последок.
–Джейк, ты рехнулся? Боишься радиации?
–Нет,– я покачал головой, поймав взгляд отца. –Не хочу видеть ужас в твоих глазах, когда ты поймешь все, что со мной случилось. Пап, пожалуйста.
Та недоверчивость, что сквозила в его глазах, убивала на повал. Но коньяк он мне все же отдал. Сразу всю бутылку. Смотрел как я тупо напиваюсь, и морщился.
–Ты что, вообще не чувствуешь его крепости?
–На вкус – нет,– я откинулся обратно на стол, смотря как потолок начинает медленно крутиться. –В голове – да.
Уснул я еще до того, как отец сделал первый снимок, однако тут же вернулся в реальность, стоило тому перетянуть мне руку жгутом и вогнать мне в вену иглу. Дернулся, стараясь вырваться, и с ужасом уставился на отца.
–Ты чего делаешь?
–Контраст ввожу. Гляну твое сердце.
–А?
Уже через пять минут сидел на столе и держал в руках довольно четкий снимок своего сердца, и если бы не Макс, то совсем бы не понял что он мне показывал. А было на что посмотреть. Кроме рубца от кинжала, оно было сплошь покрыто мелкими затянувшимися трещинками. Их было так много, что это пугало.
–И что это значит?
Папа же сидел над стопкой снимков за столом, вцепившись пальцами в волосы и с ужасом смотрел на бумаги. Он ничего не ответил. Он не мог сейчас говорить. Он даже не мог смотреть на меня.
–Я пойду оденусь,– шепнул я Максу, и едва не рухнул со стола. Тот поддержал меня, шепнув на ухо.
–Детский алкоголизм вещь страшная.
–Макс, отстань. И так тошно.
–Меня бы то же затошнило от такого количества коньяка.
С ненавистью глядя на Максима, я высвободился из его рук и чуть пошатываясь, пошел одеваться. После чего забился в угол за диван, и, сделав вид что не вижу Макса, развалившегося на этом самом диване, сжал в кулаке свои амулеты. Притянув рюкзак открыл фотографию Розалин, и поставив планшет перед собой, уставился на нее. Смотрел, пока не уснул, и словно она была рядом, сидела возле меня, и молчала. Горько так молчала, от чего становилось еще больнее.
–Джейк,– кто-то потряс меня за плечо, и я открыл глаза. Увидел Розалин, смотрящую на меня с почти разряженного планшета, и вздохнул. –Поехали домой.
Отец сидел рядом со мной, с болью всматриваясь в мое лицо, и мне стало совсем тошно от того, как он изменился. Господи, сколько же он времени просидел рядом со мной?
–Папа, скажи хоть что-нибудь.
–Давай дома поговорим,– отец отвернулся.
–Сейчас. Без мамы. Ты же имеешь медицинское образование. Скажи мне то, что тебя так напугало.
–Джейк, с чего ты взял…
Я вскинул голову, проглатывая враз нахлынувшие слезы и ком в горле.
–Папа, ты за какой-то час посидел. Подумай что с мамой будет, если она узнает хоть часть из всего этого.
Отец бросил перед собой папку, и, достав сигарету, закурил.
–Джейк, я… я не знаю как ты до сих пор еще жив. Половина из этого… инвалидность или смерть. Джейк, кто смог спасти тебя? Почему ты до сих пор жив? Как?
Прикусив губу, я дотянулся до планшета, и, видя что зарядки осталось минут на пятнадцать, залез в папку, спрятанную среди учебников. Открыл фотографию Маришь и показал отцу.
–Ее зовут Маришь, папа. Она вытащила меня из воды, когда я разбился. Она дала мне новую жизнь, и я все три месяца считал ее разве что не матерью. Она… она навсегда останется для меня второй мамой,– я провел пальцами по экрану, вспоминая очертания родного личика. -Я чувствую ее… до сих пор. Слышу как она молится за меня, как плачет из-за того, что мне здесь так сложно и тяжело. Она ненавидит себя за то, что позволила мне уйти в этот ад. Я слышу как она молит меня вернуться.
Рукавом смахнув слезы, на которые отец наверное впервые не обратил внимание, перелистнул снимок, и со стоном выдохнул. Уткнулся лицом в колени и заревел.
–А этого человека я звал отцом. Папа, прости меня. Я предал тебя. Я не мог… сказать об этом. Но я не отвернусь от него, и он останется для меня таким же отцом, как и ты. Он дал мне шанс выжить, помогая Маришь. Он хотел отдать свою жизнь, что бы спасти меня, когда я умер. Он просил у Богов за меня как за сына, папа. Он молил Богов забрать у него жизнь что бы они вернули к жизни его сына, меня. Я как сейчас помню как он держал меня на руках, когда я умирал. Помню его слезы обо мне. Папа, так о чужих детях не плачут, тем более такие люди. Он имел возможность отдать свою жизнь за меня, но я отказался. Папа, я не мог забрать жизнь… своего отца. Прости меня, папа. Я назвал чужого человека отцом, но от тебя я не отрекался. И он знал об этом. Знал… и потому отпустил… Он каждую ночь стоит рядом с моей кроватью и сторожит мой сон. Он поддерживает меня, он верит что я смогу со всем справиться… Только я больше не могу. Я не могу бороться с этим миром. Если я буду бороться, то уничтожу вас. Я не могу смотреть как ты пытаешься оградить меня, потому что ты сам встаешь под удар. Я хотел вернуться и сказать что вам не надо винить себя в моей смерти. Я понимал, что исчез после того разговора, и что ты будешь винить себя в том, что это случилось. Я думал что смогу вернуться к прошлой жизни. Я не думал что здесь вот это сможет разрушить не только мою жизнь, но и вашу. Папа, они же меня не оставят в покое… То, что я сейчас представляю из себя в глазах науки… Они уже начали мной интересоваться. Днем переворошили школу. Перед этим узнали о бабе Соне и деде. У них в руках снимки из травмпункта. Я думаю что скоро они пристанут к вам, а потом и обвинят тебя в какой-нибудь гадости. Я своим существованием предаю вас всех. Я предатель, папа… Я предал вас, когда сбежал. Я предал маму, когда понял что испытываю ту же привязанность к Маришь. Я предал тебя, когда назвал Комоло отцом. Я предал их, вернувшись к вам… Я предал тысячи людей, поверивших в меня… Я предал Розалин, когда отвернулся от ее любви. И сейчас я предаю вас, потому что из-за меня вам могут навредить… Папа, простите меня за то, что я такое ничтожество…
Я сжался, когда отец привлек меня к себе и обнял. Всхлипывал до икоты, и не мог остановиться.
–Я хотел бы сказать спасибо этим людям, что заботились о тебе как о своем сыне, Джейкоб,– он прижался губами к моему лбу и тяжело вздохнул. –И я не считаю что ты предал меня, назвав его отцом.
Я неуверенно выпрямился, вытирая лицо напрочь мокрым рукавом.
–Ты не злишься на меня, папа?
Отец с явным трудом улыбнулся.
–Не злюсь, сынок. Эх, что же мне с тобой делать?
Я не знал что сказать. Мог бы предложить несколько вариантов, но, боюсь, ни один бы их них не понравился ни отцу, ни маме.
–Пап, можно я на дачу уеду? Поживу там несколько дней. Мне… мне надо побыть одному.
Отец молчал долго. Я уже засомневался что он вообще ответит, когда он вдруг заговорил.
–Знаешь что было, когда ты пропал, Джейкоб? Я стоял у обрыва, где мы с тобой последний раз виделись, и хотел броситься вниз. Я понял что был не прав. Я враз потерял все, сына, жену. Знал что на грани того, что потеряю и второго, еще не родившегося ребенка. Мама была в больнице, полицейские прочесывали километр за километром, разыскивая тебя. Я смотрел на камни у воды, на обломки катера, и хотел сам оказаться среди них. Меня останавливала только твоя мать, и дочь, что держалась только благодаря врачам. Я ненавидел себя, и тебя. Смирился с тем, что виноват и перед Леной, и перед тобой, и перед дочкой, которая никогда не увидит брата. Я не отпущу тебя больше. Джейкоб, мы бросим все и уедем. Вернемся в Америку.
–Ты думаешь там от меня отстанут?
–Я спрячу тебя, Джейк. Никто не узнает где ты…
–Папа, это не выход. Я не смогу жить, зная что из-за меня вы лишились всего… Папа, я хочу вернуться туда. Я просто не вижу другого способа избавить вас от преследования. Нас будут искать либо русские, либо американцы, или еще кто-нибудь.
Папа резко вздохнул и сжал кулаки. Хотел возразить, но он и сам понимал что мы зашли в тупик. Единственный способ выбраться из этой ловушки – я должен снова исчезнуть.
–Я не смогу сказать об этом маме,– охрипшим голосом прошептал отец.
–Я сам скажу. Она поймет, папа.
Мы молчали минут пять. Долгих пять минут, когда каждый прощался с тем, кого любит.
–Сегодня?– отец спросил это так тихо, что я едва его расслышал.
–Нет. Я хочу… увидеть сестренку. Хочу знать, что вы не останетесь одни.
Я врал. Врал, и от этого было еще больнее. Но я не мог сказать о том, что именно было у меня на уме. Если бы хоть словом обмолвился, то отец бы сам утащил меня в больницу и приковал к койке как сумасшедшего, но не дал бы совершить задуманное. Сам бы сдал меня в какую-нибудь лабораторию.
–А пока поживу на даче.
–Джейкоб, я…
Он замолчал, не в силах говорить.
–Папа, отпустите меня. Я не смогу простить себе, если опять молча исчезну. Я не смогу жить спокойно с таким грузом.
Отец вздохнул и поднялся. Помог подняться мне.
–Пообещай мне… пообещай, что тебе там будет лучше. Убеди меня в этом.
–Папа,– я улыбнулся одними губами. –Там мне будет хорошо.
Он просто кивнул в ответ. Знаю, он хотел бы что бы я начал рассказывать о плюсах того места, о том, что там будет кому обо мне позаботиться. Но я не мог врать. Смог сказать лишь то, что знал наверняка.
–Домой заедешь?
Я покачал головой.
–Мама уже, наверное, спит. Я вызову такси…
–У меня вообще-то машина есть,– встрял Макс, и я поморщился. Отец не отпустит меня одного, а значит, придется взять Максима хотя бы на пару дней с собой.
–Макс будет со мной.
Несколько минут отец о чем-то думал, а потом сел за свой стол. Открыл сейф и достал пачку денег, ключи от дачи.
–Папа,– я растрепал волосы, пряча глаза. -У меня к тебе просьба. Ты же все равно не удержишься и поедешь проверить меня. В моей комнате, под замком в матрасе есть пачка бумаг. Привези мне ее.
Отец кивнул.
–За вентиляционной решеткой несколько фляжек,– я выдохнул, прикрыв глаза. –Самую маленькую ни при каких обстоятельствах не открывай. Не из любопытства, ни как. В ней содержится… то что в ней, слишком опасно. Ее содержимое убьет любого, кто откроет ее. Она мне нужна. Но папа, я знаю что тебе будет интересно, не открывай ее. Лишь я знаю что в ней и как этим управлять. В двух других, вода. Ты услышишь ее, если потрясешь. В одной тот самый сок, что я давал тебе. Я спрашивал, для мамы он безвреден. Если она начнет нервничать, или переживать, достаточно одного – двух глотков. В другом – вода,– я сглотнул ком в горле. Вздохнул. –Помнишь сказки про живую и мертвую воду? Так вот, там вода, которую можно назвать живой. Я знаю что это абсурд, но это так. Лишь благодаря ей я жив.
–Джейкоб, ты…
–Папа, она заживила все мои переломы от падения за неделю,– я твердо встретил взгляд отца. -Я не знаю что в ней особенного, и можно ли ее воссоздать, но знаю что если потребуется, ты сможешь применить ее с умом. Только есть одно НО. Живая вода не помогает мертвым. И она не любит соли. Привези мне эту маленькую фляжку и бумаги. Там есть письма, которые я еще не читал, и, думаю, пришло время это сделать.
Понимая, что наговорил слишком много непонятного, я все же не стал вдаваться в подробности. Забрал деньги и ключи, и виновато улыбнувшись, быстро выскользнул из клиники. Разве что не на грани истерики бросил все в рюкзак, и посмотрел на тонкий слой льда, покрывший дороги. Вчера еще была гроза, сорвавшая последние листья с деревьев, а сегодня уже полный минус. Казалось что те несколько часов, что мы провели в клинике, выстудили землю до основания.
–Пиджак одень, замерзнешь,– отец стоял за спиной, и держал в одной руке мой пиджак, а в другой сережку с браслетом. Прости, Роксалан, но я сейчас просто не могу с тобой говорить.