Жасмин и Луна, стоявшие чуть в стороне от толпы, горько рыдают, обнявшись. Хозяин ресторана подает мне оставленные в спешке мокасины и протягивает влажное полотенце. Однако, я не сразу соображаю – зачем Подбегает один из рабочих-упаковщиков и принимается стирать кровь с моих рук и одежды. Полицейские, оттеснив толпу зевак ещё подальше, по рации вызывают дополнительныых специалистов.
Я стою, словно оглушённый, почти ничего не замечая вокруг, и только два вопроса крутятся в моей голове. Первый – за что? И второй – что имел в виду Митрич, когда, уже теряя последние силы, прохрипел: "шестьдесят шесть"?
Капитан Чонсак.
Вызов поступил, когда мы стояли в очередной пробке неподалёку от универмага “Central”. Дежурный оператор сообщил, что возле дискотеки “Galaxy” произошло убийство иностранца. Происшествия с иностранными гражданами в нашей стране, имеющей немалые доходы от туризма, вообще считаются чрезвычайными происшествиями. А уж убийство – тем более.
Иностранцы для нас, как священные коровы для индусов. Конечно, пока они не преступают закон. А таких, среди приезжих, поверьте, бывает очень и очень немного. Понятное дело, что даже среди тайцев, которые не очень в ладах с законом, любой иностранец как бы защищён особым иммунитетом. Правда, до тех пор, пока в его кармане шуршат деньги и он готов платить за услуги.
Но даже если денег в кармане у фаранга нет, это ещё не повод, чтобы его убивать. Значит, должна иметь место очень серьёзная причина для убийства. Либо, само убийство – есть следствие внутренней разборки между самими приезжими. Что ж, приедем – определимся.
Патрульные полицейские как раз освобождали место происшествия, когда мы подъехали к “Galaxy”. Основная толпа стояла чуть поодаль, у ресторана. Я хорошо знал это место: не один вечер провёл я здесь с друзьями, когда ещё не был женат и мог позволить себе подобные шалости. Убитый фаранг лежал как раз неподалёку от входа в ресторан.
Рядом с ним, придерживая убитого за голову покачиваясь, словно зомби, сидел ещё один фаранг. Меня порязил вид его босых ног, ступни которых были красными от крови. Его одежда тоже была перепачкана кровью убитого, а может быть чьей-то ещё. Взгляд сидящего не фокусировался ни на одной точке и был направлен просто в пространство. Хозяин ресторана, стоявший среди остальных зрителей, отрицательно покачал головой, заметив мой вопросительный взгляд.
– Это его друг, – добавил он, после небольшой паузы.
Подъехала машина с экспертами и фотографом. Тот сразу же защёлкал фотоаппаратом, снимая общие планы места происшествия в разных ракурсах. Я подошёл к фарангу, которому какой-то паренёк уже помогал приводить одежду в порядок и пригласил его пройти к нашей машине. Туда, где не суетились эксперты, окружившие тело, где не слепила глаза вспышка полицейского-фотографа, делающего снимки распростёртого у входа тела. Он натянул мокасины прямо на перепачканные кровью ступни и пошёл за мной.
– Как я понимаю, вы хорошо знали погибшего? – спросил я у него, но поскольку тот продолжал молчать, добавил: – Извините, забыл представиться: я следователь криминальной полиции. Капитан Чонсак. Примите мои соболезнования. Итак, вы не ответили на мой вопрос: – вы знали погибшего?
– Да, он был моим другом.
– Гражданином какой страны являлся погибший?
– Погибший был гражданином России.
– Вы уже известили вашего консула или предпочитаете, чтобы это сделали мы?
Я вопросительно глянул на фаранга. Собственно, мы и без его согласия обязаны проинформировать дежурного российского посольства. Сведения о любом преступлении, совершённом в Таиладе, если оно касалось граждан другой страны, мгновенно доходило до соответствующей консульской службы. Это непреложный закон.
Но, поскольку надвигался вечер, российский консул наверняка уже покинул службу и давно сидит дома с женой. Можно позвонить ему завтра с утра. Дело уже не спешное. Если только у этого русского нет иных намерений. А у него их, по всей видимости, нет: будто окаменел весь.
Подошёл напарник, уже успевший опросить очевидцев. Собственно, прямых свидетелей убийства, по его словам, не было. Женщина, первой наткнувшаяся на распростёртое окровавленное тело у входа в ресторан, никого рядом не заметила.
У русского было железное алиби. Последние два часа он постоянно находился в компании двух девушек, обслуживающих клиентов ресторана. Убитый тоже находился в этой компании, но примерно за час до смерти вышел, по их словам, куда-то по делам, пообещав скоро вернуться.
С убитого не сняли часы, небольшой суммы денег в кармане тоже не тронули. Судя по характеру ранения, приведшего к смертельному исходу, убитый не опасался своего убийцы. Он не защищался, не звал на помощь. Скорее всего, ножом его ударили неожиданно.
Нож, как орудие убийства, тоже ничего не прояснял. Обычная сувенирная поделка с надписью "NATO MILITARY" на ручке и выкидным лезвием. Тысячи таких ножей лежат на лотках уличных коробейников по цене четыре доллара за штуку. Найти того, кто его продал – нереально.
По всему, похоже, – преступление как-то связано с внутренними разборками русских. Тайцам убийство фаранга ни к чему. Вор мог бы просто стащить деньги. Если бы убитый поймал его за руку, и завязалась бы драка, тогда был бы какой-то шум. Но никакого шума до этого тоже никто не слышал.
Получалось, что нужно раскручивать русского: авось что-нибудь и прояснится. Но не сегодня. Русский сейчас в ступоре и вряд ли сможет пролить свет на это преступление. Лучше побеседовать с ним завтра.
– Я думаю, на сегодня мы закончим и лучше побеседуем с вами потом, когда вы будете в норме. А пока не могли бы вы показать мне свои документы?
– Паспорт лежит в моём кабинете в офисе "Harper's Freight", совладельцем которой я являюсь. Это недалеко, на углу, у дороги Рамы Четвёртого.
Я хорошо знал, где находится компания, которую назвал русский. Её рекламный щит, укреплённый прямо у дороги был виден всем автомобилистам, проезжающим по двухэтажному хайвэю.
– Тогда не откажите в любезности, и сходите, пожалуйста, за ним.
Русаков.
Задав мне несколько ничего не значащих вопросов, полицейский просит меня предъявить ему мой паспорт. Приходится идти за ним в офис в сопровождении одного из патрульных. Может быть потому, чтобы у меня не появилось соблазна сбежать? Глупо.
Когда я возвращаюсь назад с документами, к месту трагедии подъезжает ещё одна машина. На ней тело погибшего предстоит отвезти в морг. Я передаю свой паспорт капитану и подхожу к ресторанному входу, где два санитара уже запаковывают тело Митрича в чёрный, пластиковый мешок.
Остановив их жестом руки, я в последний раз вглядываюсь в лицо друга. Вот теперь, когда с него будто смыли всю мимику, оно стало удивительным образом походить на лицо его старенькой мамы, Евдокии Романовны. А как сообщить ей о смерти сына? Как посмотреть ей в глаза? Хотя я никак не мог защитить друга от смерти, но всё же считал себя косвенным виновником его гибели. Ведь именно я пригласил Митрича поработать в нашей компании после того, как выкупил половину её акций.
Перед глазами всплывает картина прощания у Митрича дома. Вот он, радостный и возбуждённый перспективой долгого путешествия и приличного заработка, изо всех сил успокаивает маму: ведь не на фронт я еду. Вот Евдокия Романовна, воспользовавшись тем, что сын занят у зеркала с галстуком, тайком суёт в портфель ещё один десяток пирожков, от которых так пытался отбиться Митрич. И, поймав мой взгляд, поняв, что её тайные ухищрения не остались незамеченными, почти беззвучно шепчет в который уже раз: – Ты уж присматривай там за ним, Андрюша.
Вот я и присмотрел. Пока сидел в компании двух тайских красоток, в двадцати метрах от меня убивали моего друга. И теперь не с фронта, не откуда-нибудь из горячей точки, нет, из развесёлого и беззаботного Таиланда прибудет в Москву "двухсотый" груз.
И – все-таки: что же он хотел мне сказать? Кто это – они? Что-то же было скрыто и за его словами про “шестьдесят шесть”. Но что? Своими последними словами Митрич наверняка хотел или предупредить меня о чём-то, или указать на убийцу. Спасибо, друг. Я обязательно докопаюсь до истины. Вряд ли местная полиция отыщет убийцу. Придётся самому. Но уж если найду, спрошу за всё, по полной программе. И месть моя будет ужасна.
Один из санитаров легонько кашлянул, словно напоминая, что им пора ехать. Я с трудом выхожу из оцепенения, в последний раз провожу по шевелюре Митрича и отодвигаюсь в сторону. Странно, – подумалось тогда мне, – почему же человек, когда умирает, сразу становится каким-то другим, чужим, что ли, а вот волосы его остаются такими же живыми на ощупь, что и при жизни?
Додумать эту мысль мне не удается: подошедший полицейский протягивает пачку накладных с эмблемой "Harper's Freight". Бумаги безнадёжно измяты и запачканы пылью, смешанной с кровью Митрича. Придётся переоформлять весь груз, но этим пусть займётся какая-нибудь девочка из офиса. У сейчас меня на это просто нет сил.
Скорбная весть в мгновение ока разнеслась по офису. Поднимаясь по лестнице в свой кабинет на третьем этаже, я ловлю на себе сочувствующие взгляды подчинённых. Все знали, что Митрич был не просто моим подчинённым: он был мне другом. И он был русским, таким же как и я.
Единственной ниточкой к поиску убийцы могут послужить только его слова про шестьдесят шесть. Но что это: карточная игра или год рождения? Я тупо гляжу на поверхность стола перед собой и теряюсь в догадках, но решения не нахожу. Предстоит ведь ещё тяжёлое свидание с Евдокией Романовной в Москве. А что я смогу ей сказать в своё оправдание?
Касем заходит в мой кабинет без стука. А может, он и стучал, да только я ничего не слышал. Все мысли, которые до этого крутились в голове, были лишь о нелепой смерти друга. Именно нелепой. Ведь Митрич никому не сделал зла с тех самых пор, как пришёл на работу в "Harper's Freight". У него здесь просто не могло быть врагов. Долгов у него тоже не было. Да и не могло быть: единственным человеком, к которому он обратился бы с подобной просьбой в случае нужды был я.
– Эндрю, все мы потрясены случившимся, пожалуйста, прими наши соболезнования от меня и остальных сотрудников компании. Может быть, тебе сейчас лучше отправиться домой? Кстати, звонил мистер Слава из Москвы. Проверка закончилась, и сегодня вечером они высылают нам самолёт. Но ты можешь не беспокоиться ни о чём: наши сотрудники сами подготовят все документы, необходимые для отправки карго.
Я бросаю благодарный взгляд на Касема и протягиваю ему пачку испорченных сопроводительных документов и накладных квитанций:
– Пусть кто-нибудь переоформит бумаги. Эти совершенно испорчены. Они были у Митрича, когда его убивали. А я, да, я действительно, пожалуй, пойду: мне нужно побыть одному. И ещё: свяжись с консульством, пусть оформят необходимые документы на вывоз тела. Заодно договорись, пусть впишут моё имя в бортовой полётный лист: я сам буду сопровождать тело в Москву.
Касем забирает бумаги и так же неслышно выходит.
"Princess Lee Gardens", отель, в котором я живу в Бангкоке, стоит на Пятой улице. Улочка тихая, застроена, в основном, небольшими виллами, утопающими среди зелени садов. Однако, несмотря на почти сельский её вид, Пятая улица находится практически в центре гигантского мегаполиса. Но народа и машин по ней движется гораздо меньше, чем в других районах. Я и остановил-то свой выбор именно на этой гостинице, потому, что здесь всегда было до удивления тихо и оттуда было очень удобно добираться до нашего офиса.
Кроме того, неподалёку от отеля располагались круглосуточный супермаркет "FOODLAND", что было чрезвычайно удобно для одинокого холостяка, а также небольшой арабский квартал, в многочисленных ресторанчиках которого я так любил сиживать вечерами после работы. Запахи арабских кушаний, разносящиеся по району, всегда вызывали во мне неизменный аппетит.
В супермаркет я и направляюсь, успев опустошить к ночи всё содержимое мини-бара в своём номере. Может быть, хоть алкоголь сумеет помочь мне вытеснить из головы все ужасающие подробности сегодняшнего вечера? Значит, следует позаботиться о пополнении запасов спиртного на ночь. Иначе мне попросту не удастся заснуть.
На ступеньках супермаркета я замечаю нищего. Мы с ним знакомы, если можно назвать знакомством мои ему ежевечерние подаяния и его благодарный поклон со сведёнными лодочкой над головой изъеденными проказой ладонями. Каждый раз, выходя из магазина с покупками, я сбрасывал в его кружку мелочь от сдачи. Бросив и в этот раз звеневшую в кармане мелочь, я выслушиваю его слова благодарности и направляюсь к гостинице.
Двигаясь по тёмной и совершенно безлюдной улочке, я внимательно гляжу под ноги. Грохнуться об асфальт с пакетом, полным бутылок, запнувшись об одну из многочисленных выбоин, которых тут более чем достаточно, мне совершенно не улыбается. Ко всему прочему, неровности тротуара вполне могут стать причиной вывиха, если не перелома. А это мне и вовсе ни к чему.
Единственным освещением, помогавшим избежать падения, были фары ехавшей где-то позади машины. Внезапно, в свете фар заблестела крупная монета, лежащая у самого забора. Наверняка пять, если не десять батов. А это уже почти половина доллара! Грех не наклониться. Я, не раздумывая, нагибаюсь и тянусь рукой, чтобы подобрать оброненную кем-то денежку.
В этот же момент моё ухо улавливает сразу три звука, которые почти сливаются в один: "чпок" – звук выстрела, это где-то сзади, "фьюит" – пуля пролетает над ухом и ещё один звук – треск деревянной доски в заборе прямо перед возле моей головы. Мгновенно все мои инстинкты, притихшие, было, после Афгана, заставляют тело сначала действовать, а уже думать я буду потом. Главное сейчас – уйти с линии огня.
Не разгибаясь, я мгновенно поворачиваю голову на звук выстрела. Машина, из которой прилетела пуля, от меня уже не более, чем в двадцати метрах. Стекло задней двери опущено, и я даже не вижу, нет, скорее – угадываю на заднем сиденье стрелка, который готовится к следующему выстрелу.
Не раздумывая ни секунды, я бросаю пакет на землю и, выпрямляясь, делаю отчаянный прыжок через забор. От того, насколько быстро я смогу скрыться от глаз стрелка зависит теперь, сколько “двухсотых” полетит в Москву. По счастью, забор оказывается не очень высоким и я, сгруппировавшись, мягко приземляюсь на траву, росшую на участке по ту сторону изгороди, А оказавшись на траве, сразу же перекатываюсь немного в сторону. И вовремя.
Потому что сразу же вслед за моим прыжком из-за забора, с улицы, донесятся звуки новых “чпок-чпок-чпок” и пули, вонзающиеся в древесину, откалывают от досок всё новые и новые щепки на уровне примерно метра от земли. Если бы я не лежал в это время чуть в стороне от места приземления, стрелок определённо достал бы меня.
На случайность это совершенно не похоже. Уж больно настырно ребята стреляют. А в свете сегодняшних событий о случайности и вовсе следует забыть. Скорее, это смахивает на месть конкурентов. Или же на устранение свидетеля. Очевидным было только одно: эти ребята, там, на улице, совсем не настроены шутить. И, вполне возможно, уже через несколько секунд достанут меня следующим выстрелом, если буду тут на травке прохлаждаться. Не теряя времени, я вскакиваю на ноги и, петляя как заяц, бросаюсь через участок к следующей изгороди.
Сзади слышатся хлопок автомобильной дверцы и отрывистые крики команд. Тотчас же кто-то перепрыгивает через забор и устремляется вслед за мной. Но у меня всё же есть небольшое преимущество во времени. К тому же, кромешная темнота и заросли, сквозь которые я продираюсь, скрывают меня от преследователя. Так что стрелять тот пока не может. А в том, что у бегущего за мной есть пистолет, я не сомневаюсь.
К счастью, владельцы вилл, окружавших отель, не разбрасывали где попало грабли и не держали на своих участках сторожевых собак. Ну, не брать же в расчёт шпицев и пуделей, до которых так охочи тайские домохозяйки. Их отчаянный лай, долетающий сюда из домов, показывает, что мой стипльчез через дворы не остался незамеченным четвероногими друзьями хозяев.