Наконец, удовлетворившись результатом визуального осмотра, Грег протянул руку к моему левому запястью. Я знала, что он проверяет, нет ли на мне электронного браслета. Но я хорошо знала правила: иметь при себе любые гаджеты во время сеанса алéксам запрещено, поэтому я оставила и браслет, и персональную компьютерную консоль в глайдере. И всё же детального досмотра избежать не удалось. Эмпаты параноидально осторожны.
– Напоминаю: ты можешь задавать любые вопросы, но решение, на какие из них отвечать я оставляю за собой. Расспрашивать о том, по какому принципу работает оборудование, даже не пытайся. Это абсолютно конфиденциальная информация, – голос тихий, низкий и очень ровный. Он говорил так, словно мы давние знакомые, которые просто в очередной раз встретились.
– Я запомню.
На мои глаза легла плотная кроваво-красная повязка:
– Меры безопасности, – услышала я, и Грег потянул меня за руку. Я чуть было не выдернула её машинально – мне физически неприятны прикосновения, особенно внезапные. Но сдержалась: слышала, что эмпаты не церемонятся со строптивыми алéксами, и чуть что – разрывают договор, особенно если поведение клиента кажется им подозрительным. Находясь на чужой территории, я вынуждена была принимать чужие правила игры.
Грег, по-прежнему удерживая мою руку, завёл меня в дом. В нос ударил неприятный запах въевшейся сырости и чего-то кислого. Я слышала, что в старых многоэтажных домах эмпатов регулярно протекают стены и крыши, из-за чего в них часто селятся грибки и плесень – вероятно, они и давали такое зловоние.
Мы петляли минут семь, поднимаясь и спускаясь по лестницам, проходя по длинным гулким коридорам, пару раз воспользовались лифтом. Очевидно, Грег пытался путать след. Только это была бесполезная затея: даже если бы мы целый час кружили по этажам, я бы не забыла маршрут.
Наконец, щёлкнул замок, меня перевели через порог и сняли повязку. В глазах резануло от яркого света внутри помещения.
Внезапно откуда-то выскочил большой лохматый зверь, и, размашисто виляя хвостом, сначала прыгнул на Грега, а потом зачем-то облизал и мои руки. Я дёрнулась, пряча их за спину. Да это же псина!
– Сидеть, Рик! – всё так же тихо, но твёрдо проговорил Грег. Собака забурчала, однако послушалась хозяина.
Я стояла как окаменевшая, впервые в жизни рассматривая вживую настоящего пса. Он оказался просто огромным – сантиметров восемьдесят в холке, с широкой грудной клеткой и сильными передними лапами. Рыжевато-коричневый окрас с чёрной «маской» на морде и сложенные пополам висячие уши делали его похожим то ли на медведя, то ли на льва. Увидеть зверя в человеческом жилье для меня было в новинку: домашних животных держат только эмпаты.
Ещё одно отличие общества эмпатов от нашего в том, что они с самого рождения остаются жить в родных семьях. Мало того, в таких семьях одновременно может проживать по нескольку детей, которых воспитывают сами родители. Они отказываются отдавать детей в специализированные интернаты в младенчестве. Да и потом предпочитают домашнее образование или образовательные классы, куда дети приходят лишь на несколько часов в день.
Вот он – первый признак нерациональности поведения этих людей. Эмпаты настолько привязаны друг к другу, к своим родителям, детям и даже супругам, что считают благом проживать вместе на крохотной жилплощади, видеть друг друга каждый день и постоянно контактировать. Их модель мира устарела ещё сотню лет назад, и они никак не способны этого принять. Негибкое, неэффективное мышление.
Примерно так я думала в тот день, когда впервые встретилась с Грегом. Так думают все алéксы. Потому что именно так нас научили думать.
Я не понимала, зачем эти люди, лишённые какой-либо государственной поддержки и поощрения, вообще заводят детей, для чего они добровольно решаются на этот странный шаг. К тому же, большинство из женщин-эмпатов отказываются от анестезии и операции по извлечению плода, предпочитая роды естественным путём, а матери сами кормят своих новорожденных детей грудью, словно дикие животные. Неужели все эти первобытные чувства способны настолько затмить разум человека – высшего создания на планете?
Сама я никогда не хотела уподобляться животным, и это было одной из причин, по которой я не стремилась заключить брачный контракт. Никакие государственные выплаты не заставили бы меня стать контейнером для вынашивания биоматериала. Больше чем на полгода отказаться от основной работы, переехав в спецучреждение для вынашивания плода? Позволить лазерному ножу разрезать мой живот для того, чтобы этот плод извлекли наружу? А потом пережить ещё одну операцию по удалению рубцов? Нет, всё это отнимает слишком много времени, которое я могу использовать гораздо продуктивнее.
Вообще-то, я всегда считала так: чем меньше людей на планете, тем спокойнее живётся каждому отдельному человеку. Из истории мне было известно, что незадолго до смещения континентов численность населения Земли достигала одиннадцать миллиардов человек. Но теперь, с учётом того, что из всех крупных континентов пригодной для жизни осталась лишь часть Евразии да несколько небольших островов, даже полтора оставшихся миллиарда жителей – это слишком много.
Проведя меня в одну из комнатушек со старинным интерьером, Грег подсоединил к нашим головам электроды с длинными проводами. Они сходились в замысловатом приборе, похожем на портативный энцефалограф. Сам прибор он закрепил на запястье левой руки. К этому времени Грег уже снял тёмные очки, и я обратила внимание, что у него стальные, и как-будто немного прозрачные глаза.
– Что мы будем делать? – я первой решилась прервать обоюдное молчание.
– Лично я буду есть, – кратко ответил Грег, снова надевая мне на глаза повязку.
– Зачем это? – я вспомнила, что хотела наблюдать процесс своими глазами, но меня лишили этой возможности.
– Когда светло, легче удерживать чувства на расстоянии. В темноте всё обрушивается на тебя, и ощущения становятся острее. А ведь именно это нам и нужно, так?
Я равнодушно пожала плечами, но быстро спохватилась:
– Да, конечно. Ощущения поострее. Это именно то, что нужно.
После этого Грег отвёл меня в какое-то другое помещение, вероятно столовую, и действительно просто сел есть, подвинув тарелку с едой и ко мне и помогая мне донести первые три вилки с едой до рта. Обычная лапша с соусом и овощами. Но благодаря этим чёртовым проводам, я впервые почувствовала предвкушение и блаженство. Именно так Грег обозначил эти чувства Грег – мне они отозвались внутренним покалыванием, а затем полным мысленным растворением во вкусе еды. А ещё разочарование. От того, что добавки не будет…
Сеанс окончился внезапно. По завершении ужина, Грег объявил, что для первого раза достаточно, и, не реагируя на возражения, снял с меня электроды. Затем всё так же, с повязкой на глазах, он отвёл меня в прихожую, помог обуться и, снова петляя кругами, вывел к паркингу. Всё это время я пыталась понять, что же сделала не так, чем разозлила продавца, и почему он решил прогнать меня. Но когда мы прощались он совершенно спокойно сказал:
– Мы сможем продолжить, когда ты отдохнёшь. Мои контакты у тебя есть.
Уже сев в кресло наземного глайдера, я поняла, что Грег был прав в своём решении не продолжать сеанс. Усталость, охватившая всё моё тело, оказалась такой всепоглощающей, что я даже не решилась управлять машиной, а сразу включила автопилот. Практически всю дорогу до дома я спала. Да, я могла полностью доверить управление глайдером бортовому компьютеру. Ведь исходный код к автопилоту написала я сама.
Одна из особенностей алекситимиков – это невозможность определить степень усталости своего организма, пока он сам внезапно не начнёт отключаться. Для большинства алéксов существует лишь два крайних состояния: абсолютная бодрость или полное истощение, когда уже с трудом добираешься до постели. С чувствами голода и насыщения у нас такая же полярность. Никакие промежуточные состояния мы не отслеживаем, и это безусловный плюс к нашей работоспособности. Обычно проблем из-за этого не возникает. Главное – соблюдать распорядок дня: просыпаться, работать, принимать пищу, ложиться спать в строго установленное время и следовать подсказкам персонального электронного менеджера.
Но в такие дни, как этот, налаженная система даёт сбой.
Судя по всему, активное проживание незнакомых ранее чувств далось моему организму очень нелегко, и Грег раньше меня заметил, что мой процессор опасно перегружен. Очередное доказательство того, насколько вредны и бесполезны эмоции, которые тянут на себя слишком много драгоценной энергии.
Глава 3
Как бы там ни было, я всё же решила продолжать. Меня предупреждали, что на эмоции можно подсесть, но я шла к продавцу чувств не за новой «дозой», а с профессиональными целями.
Да, алéксам недоступны глубокие чувственные переживания, но многие из нас склонны к определённым пристрастиям. Порой – чрезмерным. Это один из немногих багов жизни без эмоций, своего рода плата за превосходство во всём остальном. Если алéкс однажды попробует наркотик или алкоголь и в дальнейшем будет иметь регулярный доступ к этому веществу, это практически безвозвратный путь к стопроцентной зависимости и скорой смерти от сильнейшей интоксикации или передозировки. Наше общество прошло этот урок несколько десятилетий тому назад, когда из-за повальной смертности от токсических веществ стали вымирать целые города. Именно поэтому сейчас в ОЕГ действует закон, предусматривающий смертную казнь за изготовление и подпольную продажу любых наркотических веществ. Мне известно, что когда-то давно, задолго до рождения моих родителей наркотики применяли в мирных целях, в медицине – в качестве средств обезболивания. Но и в этой сфере потребность в них давно отпала благодаря изобретению нанороботов, запрограммированных на отключение центров боли внутри человеческого организма.
Некоторые из алекситимиков так же, как от наркотиков, зависимы от секса. Поговаривают, проституция в среде эмпатов по-прежнему процветает благодаря тому, что спрос на подобные услуги у некоторых мужчин-алексов по-прежнему высок. И с непонятной для меня избирательностью власть смотрит на этот факт сквозь пальцы. Но если уж кого-то из городских жителей официально уличат в сексуальной связи с эмпатом – не миновать такому горожанину трудового лагеря.
Так вот, лично моё пристрастие – моя, если хотите, страсть – наиболее безобидна. Сверх того – даже полезна обществу. Это работа. И ради обретения новых знаний и опыта в своей профессиональной сфере, я была готова на всё. Даже ненадолго преступить Закон. Цель оправдывает средства – мне всегда нравился этот девиз.
После той первой встречи с Грегом я всё-таки не удержалась и провела несколько экспериментов.
Тут надо бы упомянуть ещё одну особенность нашего образа жизни. Поскольку у многих алéксов притуплено чувство голода, то и обратная сторона у этой медали тоже имеется: мы практически не ощущаем, когда необходимо остановиться во время приёма пищи. Для того чтобы избежать всевозможных негативных последствий переедания или наоборот, систематического голодания, нам необходимо употреблять рассчитанную индивидуально для каждого алекситимика суточную норму пищи. Из-за этого большая часть из нас предпочитает использовать в качестве источника питательных веществ пакетики с витаминизированным порошковым протеином. Мы называем их обобщённым термином – «клеверфуд1». Минимум финансовых и временных затрат: один пакетик, разведенный водой – и ты свободен от заботы о пищевых потребностях организма. Главное – чётко знать свою суточную норму.
В интернате большинство из нас кормили только клеверфудом. Но однажды, ещё в раннем детстве выяснилось, что у меня непереносимость какого-то компонента этих коктейлей: организм с завидным постоянством возвращал содержимое желудка наружу после каждого приёма пищи, и тогда меня перевели на индивидуальную диету, состоящую из обычных продуктов. К слову, таких как я, в интернате было ещё человек двадцать, и все мы питались в отдельном помещении.
Итак, эксперимент.
Сначала я самостоятельно сварила лапшу и попробовала намеренно вызвать предвкушение грядущего обеда и наслаждение от его поедания. Ни то, ни другое мне не удалось. Но чистота эксперимента оставалась сомнительной: лапша ведь была без овощей. Готовить овощные соусы я не умела, поэтому через пару дней решила повторить эксперимент в кафе самообслуживания, где я обычно питаюсь. По моему запросу кулинарный автомат за пятнадцать минут приготовил мне порцию лапши с выбранными мной тушёными овощами. Но и в этот раз никаких особых ощущений меня не посетило.
Наконец, ещё через день я заказала макароны с овощами на вынос. Придя домой, прежде чем начать обедать, я завязала себе глаза повязкой. Есть с закрытыми глазами без посторонней помощи – тот ещё квест. Мне приходилось помогать себе руками, и всё равно часть ужина оказалась рассыпанной по столу, а ещё часть уютно устроилась на моём комбинезоне. Что ж. Кажется, я сделала всё, что могла, чтобы убедиться: чёртов секретный скрипт эмпатов работает безупречно, а без его посредничества я по-прежнему не способна приблизиться к миру чувств.
Я ловила себя на том, что часами обдумываю возможные принципы, на которых основан код программы, но каждый раз, так или иначе, заходила в тупик. Мне нужно было больше исходных данных. Именно поэтому я написала Грегу во второй раз.
***
При встрече всё повторилось: досмотр, завязанные глаза, ступеньки-коридоры-лифты, лохматый стражник Рик.
Когда собака попыталась меня облизать, я, как и в предыдущий раз, машинально отдёрнула руку и спрятала её за спину. Физическое ощущение было крайне неприятным. Видимо, это отразилось на моём лице, потому что Грег, возившийся до того с «энцефалографом», решительно направился в нашу сторону.
Я думала, он прогонит собаку. Но вопреки моим ожиданиям, Грег нацепил на мою голову какой-то незнакомый мне обруч с металлическими пластинками в тех местах, где этот аксессуар касался моих висков.
– Это вместо проводных электродов. Сегодня будет так, – коротко проинформировал Грег.
Второй точно такой же обруч он надел на себя, а затем принялся производить вместе с Риком какие-то странные действия. В этот раз Грег не стал надевать мне повязку во время сеанса, и я могла внимательно наблюдать за их вознёй.
Сначала я не понимала, что вообще происходит и какова цель всего этого. Рик глухо рычал, а иногда высоко взвизгивал, прыгая на Грега. В такие мгновения я думала, он собирается его укусить или с силой ударить лапами, но Грег, вместо того, чтобы защищаться, широко улыбался и поощрял пса. Он трепал жёсткую шерсть животного на загривке, почёсывал за ушами, поглаживал морду. Затем отпрыгивал от него, делал два шага в сторону, словно в попытке убежать, и вдруг резко разворачивался, принимая собаку в свои объятия. Через пару минут в руках Грега оказался небольшой резиновый мячик. Бросок – и вот уже Рик опрометью мчится за ним в дальний угол комнаты и тут же приносит в зубах обратно. Но пёс не торопился отдавать игрушку, дразня хозяина – Грегу приходилось с силой отнимать мячик у плотно сжатых зубов. И когда ему это, наконец, удавалось, Рик не бросался на хозяина в попытке отнять мяч, а покорно ждал, пока тот снова забросит его подальше. Порой Грег начинал громко хохотать, обнажая крупные зубы. В конце концов, я осознала, что из-за воздействия обруча сама не могу удержаться от улыбки. Широкой улыбки! Оказывается, оба они, вместе с псом испытывают…
– Радость и восторг, – подсказал мне Грег.
– Радость и восторг, – эхом повторила я. – Но от чего? Почему вы ощущаете радость от вашей странной борьбы? Вы соперничаете и испытываете друг друга на прочность, но при этом веселитесь? Почему?
– Мы не испытываем друг друга на прочность. И соперничества между нами нет. Мы взаимодействуем. Общаемся, играем. Рик радуется, что я уделяю ему внимание, он в восторге от возможности активно подвигаться, а я радуюсь оттого, что ему весело.
– Как можно радоваться тому, что радуется кто-то другой? – я действительно не понимала.