– Приговор может быть обжалован в кассационном порядке в областной суд, в течение десяти суток со дня провозглашения, с соблюдением…
Однако последние слова приговора никому уже не были интересны, – никто ничего обжаловать не станет. Вера в правду убита, а вместе с ней сломлена и воля. Последнее, на что Олег Рассказов обратил внимание, выходя из зала – сарафан секретаря. Не такой уж и белый. Просто светло-серый.
Неказистое двухэтажное здание покинули в полной тишине и не сразу осознали, что уже на улице, можно дышать полной грудью и нет больше душного помещения, где безраздельно властвует несправедливость. Закурили. Жить дальше заставлял легкий ветерок уходящего короткого лета. В общем-то, не случилось ничего особенного. От сумы да тюрьмы, говорят, не зарекаются.
– Олег, – удивился, невесть откуда взявшийся, Хворостов.
– Витек, – не меньше изумился и Рассказов однокласснику. – Ты как тут?
– На практике, в прокуратуре здешней. На суд опоздал, наставник всю плешь проест теперь.
Олег выбросил окурок в урну у крыльца и крепко пожал руку друга.
– На суде был? – спросил Виктор. – Чего там? Осудили мусоров? Надолго?
– Почти по семь лет каждому, – ответил Рассказов сконфуженно.
– И поделом. Не будут детей бить. Моего бы так, я тогда без суда и следствия…
– Разве у тебя есть ребенок? – удивленно посмотрел Олег на Хворостова.
– Да, не, – отмахнулся Виктор, улыбнувшись. – Это я образно. Универ надо закончить, погулять. А ты сам как? Рассказывай. Слышал, дембельнулся раньше срока?
– Да, – подтвердил Олег. – По приказу министра обороны, день за два.
– Орден, говорили, заработал.
– Медаль. За отвагу. И не заработал, а заслужил, – поправил Рассказов, взглянув на бодро проходящего мимо потерпевшего. На лице подростка играла самодовольная ухмылка. Он победил и своего презрения к поверженным не скрывал:
– Чё зыришь, мусор? Я говорил, кранты вам, урод…
– Ах, ты… – договорить Олег не успел.
Мама парня, которую в маленьком городе презрительно, но исключительно за глаза, обзывали купчихой первой гильдии, открыла перед своим детёнышем дверцу новенького слепящего белизной красавца – мерседеса:
– Руся, садись в машину. Хватит с меня судебных тяжб.
Убедившись, что чадо выполнило команду, женщина уверенно, с чувством собственного превосходства, посмотрела Рассказову в глаза:
– Никогда не подходи к моему сыну. И всем своим баранам постовым передай, не следует моськам тявкать на слонов. Затопчем и фамилий не спросим. Этот город наш. Мы здесь хозяева. Усвоил, мальчик?
Взгляд её был жестким, колющим в самое сердце, но голос мягким, убаюкивающим и даже добрым. Совсем не таким, как четыре месяца назад, в дежурной части, когда она, увидев своего ребенка избитым и лежащим на грязном полу камеры, испуганно рыдала, будто сирена, а её муж умолял, ничего не оформлять. Олег хорошо запомнил, что парню в Лондон поступать, и нужна чистая биография. Пожалели, отпустили с миром, даже умыться помогли и какие-то примочки на избитое лицо сделали. Жить будет, синяки через месяц сойдут. «Кого ни разу не били, тот жизни не знает», – напутствовал Семенов подростка, прощаясь с ним и, по-мужски, пожимая ему и его отцу руки. А отец паренька соглашался и клялся, что ни одна живая душа не узнает о случившемся той ночью. Убеждал милиционеров, мол, понимает, наследник его сам виноват в произошедшем. Перепило дитятко по случаю шестнадцатилетия. С кем не бывает, кто не был юн да горяч. Обещаний мужчина не сдержал.
– Ты хорошо понял? – строго повторила госпожа вопрос.
Олег хотел возразить, но женщина этого не позволила:
– И скажи спасибо, что я и тебя не посадила вместе с этими уродами. Маму твою жалко стало. Да, и сам ты молоденький еще, не ломать же тебе жизнь…
Нужные слова, такие справедливые и правильные, предательски встали в горле комом. Олег не отводил взгляда от красивого женского лица. Умеет ухаживать за собой, и возраст ее не угадаешь. Статус обязывает.
– И еще, запомни нашу фамилию. Добреевы. Хорошая фамилия, правда? Запомнил? Добрые мы люди, добро несем, весь город имеет работу и доход, благодаря мне. Надумаешь, уходить из этой помойки, найди меня, я тебя пристрою, не пожалеешь. Твоя фамилия, Рассказов. Кажется, сын телефонистки из расформированного ракетного полка на окраине города. Славная женщина. Мается одна всю жизнь на нескольких работах сразу. Тебя сначала вырастить надо было, а теперь помочь жизнь взрослую начать. Так ты помни мою доброту, мальчик. Одумаешься еще, может, и начнешь жить, как человек, а не слуга…
Добреева добродушно улыбнулась, покровительственно потрепала Рассказова за давно нестриженый вихор, и из того, как грациозно села за руль, было понятно, – ей абсолютно не важно, что может сказать собеседник в ответ, да и будет ли отвечать. Она главнее всех. Она выше самого Бога, которого её нечестный муженек неустанно поминал в ту суматошную ночь в райотделе.
«Слуга слуге рознь, и лучше служить всему народу, оберегая его покой, чем одному буржую, набивая его карманы деньгами, отнятыми у простых людей», – так считал, дед Олега, – советский офицер, и Рассказов мог бы сказать об этом купчихе первой гильдии, но поздно вспомнил. Через секунду о богине уже ничего не напоминало, помимо дивных звуков скрипки Ванессы Мэй, тихо игравшей в салоне исчезнувшего за поворотом топового седана.
– Постой, Олег, – Хворостов, проводив уважительным взглядом машину Добреевых, недоуменно посмотрел на одноклассника. – Ты что? Ты из этих? Ты в ментовку подался?
– Ну, да, – ответил Рассказов. – А что?
– И даже не в отдел по экономическим, – уточнил Виктор, усмехнувшись. – Ну, или, на крайняк, в гаи… В пэпээс…
– Не могу понять, над чем ёрничаешь. Да, я в роте патрульно-постовой службы. Пока стажёром…
– Ты совсем того? – возмущённо перебил друг. – Ты реально не понимаешь? Это же почти низшая милицейская каста. Ты бы ещё в трезвяк влез, с обосанными, обрыганными алкашами разбираться…
– Да, ну, тебя, мелешь ерунду всякую, – отмахнулся Олег, сочтя слова одноклассника за неудавшуюся шутку. – А что, Анна не говорила тебе?
Виктор отвёл взгляд, и Олег понял, что школьный друг хочет, но не может сказать. Однако, обернувшись на внезапные крики за спиной, переспросить не успел.
– Что, проститутка!? Взял!? Сколько!? – кричал, обычно невозмутимый, Пашка Краснов на Жучкова, схватив того обеими руками за шиворот рубахи и резко дернув на себя, наплевав, что сопернику и без того тяжело стоять.–Сколько эти твари тебе сунули?!
– За базаром следи! –участковый ударил Краснова по руке и, едва устояв на больных ещё ногах, потребовал. – Пусти!
– Паха, брось его! Ну, его к чёрту! – Краснова оттащили другие милиционеры роты. – Не надо о дерьмо мараться.
–А мы и без того замаранные, и одним больше, одним меньше, ничего уже не поменяет, – не согласился Краснов, вновь подойдя к Жучкову вплотную.
– Да, да, взял, – прошипел участковый, отворачивая лицо от неотступного, прожигающего насквозь взгляда коллеги. – Что? Долго ещё на копейки подъедаться? Или ты не берешь? По карманам у мужичков, подвыпивших, не тыришь? Честный весь такой да? Дядя Паша – милиционер…
– Беру! Беру, падла! – Краснов опять схватил Жучкова за воротник и, будто задыхаясь, проорал. – Но я своих никогда не сдавал! Те, у кого беру, меня не знают, я их тоже видел первый и последний раз! Они все равно бабки свои пропили бы, и копейки до дому не донесли бы! А так никому не плохо! Все живы, здоровы! Никто не в тюрьме, не в могиле, не в больничке! Понял, ты, мразь?!
– Уймись, идиот! – ответил участковый. – А то наорешь сейчас тут на срок себе, а меня обвинишь. Люди слышат.
– В самом деле, успокойся, Паша…
– Харе, братан…
Краснова снова оттащили от участкового.
– Пацаны, в чём я не прав? – искренне недоумевая, спросил Жучков, глядя на постовых. – Я что, украл? Нет. Меня государство это дырявое вылечит теперь? Тоже нет. Нервы только истреплют, шел пьяный не на своем участке и во внеслужебное время. И вы лучше меня знаете, что так и будет. Я своё взял. За свою боль, за смелость, что не прошел мимо, отвернув морду в сторону, когда человека избивали. Мне теперь этого бабла на реабилитацию хватит и ещё останется. Дочку хоть в институт соберу…
– Дочку?! – ухмыльнулся Валерка Самсонов. – А у Тропарева не знаешь, кто родиться должен? Дочка или сын? А то и, правда, выкидыш теперь у его бабы будет? А если бы не он с Максом, эти зверята тебя добили бы там. И осталась бы твоя дочка сиротой, и не в институт пошла бы, а на панель…
Жучков замахнулся на Самсонова бодожком, но взмах был сильным и на ногах он уже не удержался. Свалился на спину, как мешок с картошкой. Наверняка зная, что руки ему не подадут, он с трудом поднялся сам, отряхнулся и, скривив лицо от пронзившей боли, выдавил:
– Будь Сашка на моем месте, он поступил бы так же. Я никому плохо не сделал.
– Нет, никому, – согласился вдруг Краснов, успокоившись. – Только двое молодых парней поехали в зону. А так всем хорошо, а тебе так и лучше всех. И не сдох, и не калека. Восстановишься. Не в тюрьме и бабла поднял. Но об этом все даже забудут. И чем быстрее ты подашь рапорт об увольнении, тем скорее. И для тебя же, между прочим, лучше…
– Вас забыл спросить, – парировал участковый.
– Нас не надо, мы, человеки маленькие, ничего не решаем, – философски заметил Валерий Самсонов. – А у Царя спроси, если тебе неожиданно ещё парочку административных участков навесят, и материалы тоже все тебе, и дежурства через сутки – двое…
– Не посмеет, – невозмутимо перебил Жучков.– Засужу…
– Давай – давай, – ухмыльнулся Самсонов. – Забыл, кто у нас главный коррупционер после мэра, председателя суда и прокурора. Любимый нами всеми начальник нашего отдела. Он в техосмотре начинал и связей у него, будь здоров. Гляди, чтобы тебя по судам не затаскал…
– Или под уэсбэшников подведет, – подхватил Краснов. – Ты за всю службу по материалам с признаками преступления, сколь отказных нашлёпал? Не помнишь? Царь тебе напомнит. И поедешь к Сане с Максом, а они с тобой поговорят, как добрые, старые коллеги. Не один пуд соли сожрали вместе, даже на одном суде вместе были, подумаешь, по разные стороны клетки…
– Да, не о чем с ним толковать. Не видите, броню накатил в три наката? – вмешался в разговор третий милиционер, Коля Ястребов. – Пошли. Нам сегодня ещё железную дорогу всю ночь охранять, а то враги захотят на Ким Чен Ира покуситься, а нас на месте нету, вот тогда точняк всех позакрывают и в специализированный нижнетагильский пионерлагерь для особо отличившихся милиционеров…
– За что? – поинтересовался Краснов, не выразив и тени изумления.
– За измену Родине, – невозмутимо ответил Николай.
– Ага, её родимой, корейской, – поддержал Самсонов шутку и рассмеялся так, будто ничего не произошло, и тяжелого разговора только что тоже не было. Почудилось.
– Пиши рапорт, Андрюша, – смерил Краснов Жучкова презрительным взглядом и поспешил за коллегами. – Э! Стажер! Чего завис?! Поехали!
Олег сделал шаг за Павлом, но остановился и внимательно посмотрел на Хворостова:
– Так что у вас с Анной?
– Пойми, Олег? – Виктор чуть замялся, но нашел в себе силы и высказал то, что считал правильным. – От жизни надо брать всё, по максимуму. Именно поэтому мои родители при бабках, и вот эта тётка на мерине, Добреева, она тоже. А твоя мамка и Анькины предки, как бы это помягче… Нужду мают всю жизнь. Но не это страшно. А то, что они и вас научили, не бороться за место под солнцем. Выдуманным человеколюбием прикрываетесь, совестью… Самим не надоело?
– Ты не юли, Вить. Говори как есть, а то спешу. – Олег оглянулся на повторный сигнал уазика, на котором приехал сюда с коллегами. – Вы с Аней больше не вместе из-за того, что её семья твоей неровня. Мы никто и звать нас никак, а вот ты с твоим отцом фигуры, прямо как вот эти вот, купчиха первой гильдии и мразёнок её. И этот город и ваш тоже, как и их, но не наш. Наш с тобой Григорьевск, Витя, он только твой, но не мой. Так, да?
– А-а, Олег, не надо дешевой философии, – картинно скривил лицо Виктор. – Я её от Аньки наслушался. То нельзя, это нельзя, вот так нельзя. Тошнит от вашей правильности, Рассказов…
– Только ты забыл, что я здесь родился, – перебил Олег. – А твоего отца сюда назначили, и ты приехал к нам с родителями уже во второй класс школы. И вас здесь приняли, и тебя, и отца твоего, и всю вашу семью…
Более протяжный, нетерпеливый, и оттого кажущийся грозным, автомобильный гудок, заставил Олега развернуться и бежать к машине, не закончив разговор с одноклассником.
– Беги, беги, Олежек. Прислуживай, – ухмыльнулся Хворостов. – Детство кончилось и дальше нам не по пути. Ох, дурак ты, Рассказов, ох, и дурак. Я же тебя звал с собой…
Спустя несколько часов в непроглядной душной тьме Олег Рассказов стоял спиной к железнодорожному полотну и под нескончаемое громыхание бронепоезда главного в Северной Корее человека, пытался разложить по полочкам всё произошедшее за день. Зачем отец подростка так подло поступил? Ведь он знал, как все было на самом деле. Впрочем, и на суде он отсутствовал. Почему? А остальные, кто был задержан в ту ночь? Они же не стали писать заявлений, потому что тоже признали, что были не правы. Даже тот, которого Олег и в самом деле едва не убил, а уж он-то мог бы, как никто другой – стажер его от души разукрасил. Добрееву – младшему в разы меньше досталось, а какой шум на всю округу подняли. Но заявление в прокуратуру поступало лишь от купчихи первой гильдии. И вдруг все выступили на стороне обвинения. За сколько? Меньше или больше им заплатили, чем Жучкову? Неужели и, правда, совесть, честность, справедливость можно купить? Верить в подобную ерунду не получалось, но и понять хоть что-то тоже не удавалось. Хотелось спать и, пристально всматриваясь в ночную тьму, Рассказов задерживал взгляд буквально на каждом кустике, дереве да часто зевал…
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава 1. «Дежурный опер»
(июнь 2015 года, полиция)
За окном, выглядывающим в тёмный двор районного отдела полиции, шумел дождь. Белые циферки в правом нижнем углу монитора ещё семнадцать минут назад миновали трехчасовую отметку. Все уже должны были успокоиться, даже самые неугомонные.
Сидя за столом и кое-как уложив коротко стриженую голову на мягкую кожаную папку, Олег Рассказов дремал. Дежурства в следственно-оперативной группе, – единственное, что не нравилось ему в службе, но это была данность, с которой каждый раз приходилось мириться. Череда различных происшествий за очередное суточное дежурство совсем вымотали его. Два грабежа, один из которых раскрыт и налетчик в камере слюни пускает. Обыск у него жилище провели, похищенное изъяли и обнаружили ещё две мобилы. С гоп-стопов в соседнем районе. По второму грабителю составили фоторобот, но помочь в дальнейшем расследовании он не мог. Потерпевшая пенсионерка заверила, опознать обидчика не сможет. После грабежей по оперативной сводке происшествий значились две квартирных кражи и одна карманная, – все темные, и угон старенькой тойоты. Машину нашли раскуроченной в лесополосе недалеко от места хищения, однако любителя кататься на чужих тачках не задержали.
В пять тридцать, превозмогая непреодолимое нежелание, словно идти в атаку под ураганным огнем противника, Олегу следовало поднять голову, сходить, сполоснуть помятое лицо. По возвращении из умывальника, вскипятить воду, налить кофе и, обжигаясь напитком, разложить по полочкам все сигналы: двое без вести пропавших и драка с причинением тяжкого вреда здоровью из-за бытового конфликта на фоне общей пьянки. Один лежал в реанимации, другой в клетке, а третий, где-то пережидая, никак не попадался в засаду оперов из городской убойки.
И ещё вагон и маленькая тележка всего, что нормальному человеку не взбрело бы и в голову: утопление младенца в ванной, несчастный случай. Не досмотрела молодая мать, бывает. Но что, если сама притопила? Послеродовой синдром. Надо разбираться. А заодно и с парой суицидов через повешение, да половым сношением с лицом, не достигшим совершеннолетия. Деяние не наказуемо, ибо по обоюдному согласию и новой женщине аж цельных семнадцать лет, но раз заявили, требовалась ясность. Следом в сводке значилось очередное, никого не удивившее, мошенничество через интернет-сайт и один несчастный случай – мужик упал с крыши загородного дома, где антенну чинил, но сообщила об этом больничка, а это территория города, земля района. Материал уйдет на сельскую территорию, но после, а пока лежал на столе старшего лейтенанта полиции Рассказова. Олегу за него и отвечать. Что сделал, чего нет, и точно ли пострадавшего специально никто не столкнул. Что же до мошенничества, то, как говорится, граждане сами рады обманываться, насаживаясь на различные приманки злодеев, но восстанавливать справедливость – это менты. И прочее, прочее, прочее. А ровно в семь нужно было идти на разбор полётов к Эдику – истерику, начальнику районного отдела уголовного розыска, которому о криминальной обстановке на вверенной территории докладывать вышестоящим боссам и по сему спрашивать с дежурного опера он будет не по-детски.