Свойское обращение сына с людьми ниже его по званию не понравилось конунгу. Желая показать, кто здесь хозяин, он спросил у Харальда и Халльфреда, угодил ли он им, когда раздавал награды. Сыновья побратимов ответили, что всем довольны и готовы и дальше служить ему и его сыну. Тогда конунг спросил, нет ли у них какой просьбы. Халльфред лишь развел руками, как будто удивляясь, можно ли желать большего. Но Харальд вскочил со скамьи так, будто хотел прыгнуть за борт корабля, когда вода холодна, а берег почти не виден:
– Помнишь ли, конунг, – пылко заговорил он, – как ты спрашивал, что у меня за дело к твоей дочери? Тогда я не мог забыть, что Герута – княжна, а я – сын твоего слуги. Но с тех пор тайное стало явным, и род мой тебе известен. И я не стану скрывать от тебя, конунг, что лежит у меня на уме. После того, как эта рука сразила убийцу отца, ничего я так не желаю, как посвататься к Геруте. Не прими слова мои за дерзость, конунг, ведь каждый волен в своей мечте.
Услышав такие слова, люди разом оборвали беседы, ожидая сурового ответа правителя. Хрёрек конунг был разгневан, но еще больше изумлен тем, что сын нидинга, которого он сделал своим ярлом, заговорил о женитьбе на его дочери. Призывая всех в свидетели, он воздел руки к небу и сказал Харальду:
– Правду говорят, что вы, молодые, не похожи на нас, стариков, так вы во всем спешите. Не успел ты, Харальд, вступить в свои владения, как уже берешься за другое дело. Вижу, не обошлось без потворщиков, что сподвигли тебя на это.
И Хрёрек Метатель Колец грозно взглянул на сына, полагая, что это он обнадежил своего гридя. Супя брови на Харальда, он раздумывал, как ему решить это дело без ущерба для княжьего достоинства и без обиды для нужного ему человека. Найдя выход, который показался ему наилучшим, конунг обратился к своему ярлу, как терпеливый пестун говорит со своенравным учеником:
– Хотя твоя вольность граничит с дерзостью, я не стану вменять ее тебе в вину и не буду откладывать это дело. Перед смертью славная Ауд, дочь Ивара Широкие Объятья, приняла от меня клятву, что я не выдам нашу дочь замуж без ее согласия. В этой палате есть люди, которые слышали ее слова. Они могут назвать меня лжецом, если я не узнаю, что на уме у самой Геруты. Пусть придет моя дочь и выскажет свою волю, а мы не станем ей в этом перечить!
Старые люди сразу поняли, что конунг велел позвать княжну не из одной клятвы жене. Зная нрав своей дочери, Хрёрек Метатель Колец был уверен, что она откажет Харальду, которого конунг не считал ровней Геруте. Он сам был женат на женщине из более знатного рода, и видел, что его дочь пошла в мать, которую люди прозвали Ауд Гордая. Все в жизни знали эти мудрые старики, для них в ней больше не было тайн, и они не ждали увидеть ничего необычного.
XXXIV
Хотя слуга известил Геруту о приказе конунга, княжна не спешила выйти к гостям. Тогда брат ее Харальд сам вызвался пойти к сестре. Но Хрёрек конунг, опасаясь его заступничества за молодого Харальда, послал к ней Бруне, наказав ему, если нужно, привести Геруту силой. В этот миг в палату словно заглянуло солнце. Это вошла Герута в своем белом платье и желтой накидке с бахромой. Волосы ее были красиво расчесаны и уложены, гладкое чело обрамлял серебряный обруч, нежную шею – ожерелье из янтаря, на тонких запястьях переливались кольца из золота. Девушка позволила гостям вдоволь налюбоваться своей красотой, а затем ласково спросила отца, зачем ему было угодно ее позвать.
Хрёрек конунг, испытующе глядя на дочь, сказал, что Харальд, сын Хельги, обратился к нему с просьбой, которую он не может исполнить, не спросив ее воли. Тут княжна изящно повернулась к Харальду и милостиво разрешила ему повторить сказанное. Сын Хельги не тратил времени даром и признался девушке в том, что ей было хорошо известно. Выслушав его слова с ледяным изумлением, Герута непонимающе взглянула на отца. И тогда Хрёрек конунг, призвав гостей в свидетели, обещал, что решит это дело так, как скажет его дочь. Люди стали ждать ответа, предвкушая отказ Геруты. А меж тем княжна звонко произнесла:
– Благодарю тебя, мой отец, и тебя, мой брат, и вас, ярлы и херсиры. Мужи редко спрашивают дев в таких делах, которые, верно, и нас касаются. Но, будь у нас такое право, мы бы выбирали себе в мужья самых славных и верных. Я знаю, каков человек Харальд, сын Хельги, внук Торбьёрна, правнук Хельги и Свавы. Пора и ему знать, что он полюбил деву, достойную славных предков. Харальд ярл хорошо начал, убив в бою конунга вендов, нашего врага. Да будет он первым из трех конунгов, что ярл сразит в честном и равном поединке! И пусть покарает меня Фрейя78, если он захочет взять меня в жены, а я отвергну такого мужа!
После таких слов, которые никто не думал услышать от княжны, в зале наступила тишина. Гости замерли, молча гадая, чем ей ответит конунг. Он же, прикрыв глаза рукой, долго молчал, а потом с горьким кашляющим смехом изрек:
– Видно, кончилось мое время, если дети обходятся без моих советов. Правду молвят старики, что женские думы подобны кругам на воде. Но верно и то, что судьба сильнее людей. Я подтверждаю клятву дочери. Но если Харальд не исполнит, что сказано, за три года, я объявлю Геруту свободной от данного слова!
В знатных семьях еще долго не могли говорить ни о чем другом, кроме сватовства сына Хельги. Многие не знали, чему больше дивиться: дерзости Харальда или смелости Геруты. Были и такие, кто тайком порицал конунга за то, что он сначала дал много воли дочери, а затем изменил ее клятву перед богиней. Ведь всем известно, что Фрейя может покарать даже конунга за нанесенную ей обиду. Позже Браги, сын Бодди, в своей драпе79 о Хрёреке конунге так сказал об этом:
Геруту я видел,
Хрёрека усладу,
Нет прекрасней девы
В землях славных данов.
Нет и горделивей,
Ведь хозяйка злата,
Назвала тот выкуп,
Что достоин Фрейи.
«Сдается мне, девице, жадной до внимания мужчин, было лестно оказаться на виду и произнести слова, которые запомнят многие. Это и вскружило ей голову, побудив дать удивившую всех клятву. Если бы Хрёрек был мудрее, он бы решил это дело с ней наедине, и дочь подчинилась бы отцовской воле и голосу разума. И прожила бы Герута женский век замужем за безвестным конунгом, толстея и глупея, но избежав того, что несет горе женщинам и дает пищу поэтам».
XXXV
Напрасно Харальд ярл надеялся повидаться с Герутой. Хрёрек Метатель Колец велел ему отбыть в свои владения и не искать встреч с княжной, пока не сразит двух конунгов. Тогда, простившись с Харальдом Сыном Конунга и Халльфредом, сыном Анлафа, Харальд вернулся в Ютланд. Сойдя с людьми на берег, молодой ярл известил о приезде Фенге и Асгерд, которые жили в усадьбе «Вересковая пустошь». На этот раз мать и брат приняли его лучше прежнего. Они устроили в честь его возвращения пир, на который созвали знатных людей округи.
Хевдинги, наслышанные о том, что он в почете у Хрёрека конунга, славили Харальда за его храбрость и великолепие80. Многие дивились остроте меча, подаренного конунгом, но больше всего люди поражались тому, что их ярл посватался к его дочери и не получил отказа. Некоторые, впрочем, считали неразумным желать жену, знатнее себя, но держали эти мысли при себе. Проводив гостей, сыновья Хельги пришли к матери, чтобы поговорить о прошлом и будущем.
– Странным кажется мне, – глядя в огонь очага, сказала Асгерд, – что муж мой Хельги, да возрадуется его дух, ведет свой род от конунгов. Кто конунг по крови, тот искусен в словах и ловок в делах. С людьми он обходителен, каждому знает цену и всегда радеет о своей выгоде. Хельги же был муж немногословный и бесхитростный и со всяким, будь он датский конунг или трёндский разбойник, держался одинаково. Помню, как два моряка пришли в дом моего отца. Если бы мне тогда сказали, что один потомок конунга, я бы решила, что это Анлаф.
– Всем нам давно ведомо, – холодно ответил Харальд, – твое благоволение к отцову побратиму. Каждый судит, как желает. Я же не откажусь от своих глаз и ушей, полагаясь на память женщины, будь она даже моя мать.
– Не люди, а только боги, – медоточиво изрек Фенге, – открывают нам тайное знание. Ибо удел смертных – мнение, а знание – дар богов. Обо всем можно судить с двух разных сторон, и человек не знает, где правда, где ложь. Не сам ли Один явился Харальду, чтобы указать, от кого мы ведем свой род? Я склоняюсь пред волей Отца богов и принимаю на веру каждое его слово.
Был у них также разговор о сватовстве Харальда к дочери конунга. Асгерд просила сына не идти на верную смерть, чтобы выполнить условие Геруты.
– Думаешь, нет большей удачи, – вопрошала она, – чем жениться на княжне, пусть ее даже зовут Красой Данов? Но подумай, сколь многие переменятся к тебе в худшую сторону. Если она тебя отвергнет, люди будут смеяться. Если выйдет замуж, станут завидовать. И радость твоя будет меньше, чем тебе кажется теперь. Ведь не зря говорят: кто берет жену знатней себя, получает не родичей, а господ.
– Милая и мудрая моя матушка, – говорит ей Харальд ярл, – вновь я слышу от вас боязливые речи. Может быть, женщину они и напугали бы, а меня только задорят. Не было еще такого, чтобы не дети, а мужи ради женских страхов шли на попятную. Разве отец не был готов на все, чтобы назвать тебя своей женой? Не думай, что я стану первым в нашем роду, кто бежит от любимой!
И Фенге снова поддержал своего брата. Ласково глядя на мать, он сказал, что, если княжна дала клятву Фрейе, то Харальду поздно отступать от задуманного, иначе он навлечет гнев богини. А чем обернется это дело, ни один человек им не скажет, так как всего не предусмотришь, и никто не ведает своей судьбы.
Посмотрела на них Асгерд, дочь Торбранда, и так ответила сыновьям:
– Вы еще молоды, чтобы быть мудрыми, ибо мудрость в том, чтобы знать себя. И дивлюсь я лишь тому, что всегда вы несхожи в словах и делах, а теперь будто во всем заодно. Ясно вижу, что здесь не все ладно, но в чем подвох, никак не пойму. Ладно, поступайте, как знаете, я же останусь при своей вдовьей доле. Но помните поговорку: невиновен тот, кто предостерег!
XXXVI
Хастинг, сын Гранмара, был человек сильный и храбрый, алчный и лютый. Ростом он уступал брату Гримольву, но был шире его в плечах и в груди. Из-под его заросшего волосами лба, как воры из ямы, выглядывали темные глаза, которые смотрели на встречного человека так, будто решали, как его ограбить или убить. Хастинг терпеть не мог упускать свое добро, но охотно прибирал к рукам чужое, если удача была на его стороне. При этом он был так молчалив, что обычное слово из него клещами не вытянешь. Многие только диву давались, что подобный человек занялся торговлей. Но под его тяжелым взглядом продавец невольно сбавлял цену на свой товар, и редкий покупатель отказывался платить, сколько он запрашивал. Люди звали его Хастинг Угрюмый.
Следуя уговору, в начале лета сыновья Гранмара прибыли к Харальду Суровому к Вендам. Братья пришли на двух кораблях, пригодных для плаванья в открытом море. Как всегда, Хастинг был немногословен, и Гримольв опутывал ярла речами за двоих. Меж тем его брату вздумалось испытать силу своих жутких глаз на сыне Хельги. Но Харальд ярл был из тех людей, кто всегда принимает вызов. Он взглянул на Хастинга в упор, и тот, будто почуяв сердцем холодную сталь, первым отвел глаза, признав, что на этот раз цену придется сбавить ему. Тогда брат Гримольва стал более словоохотлив. Он посоветовал ярлу не выходить в Западное море через проливы, а подняться на север до мыса Стад, откуда попутные ветры сами доставят их в Страну Англов.
Затем Харальд Суровый к Вендам послал гонца к Харальду Сыну Конунга, чтобы тот указал им место встречи. Из Хлейдра пришла весть, что княжич выходит с пятью ладьями, полными воинов, и что им велено ждать его у Хлесей. Не медля, они спустили на воду свои корабли и поплыли к этому острову. Там Харальд ярл, Хастинг и Гримольв увидели датские боевые суда. Кормчие привели их в походный стан Харальда Сына Конунга.
Приняв совет Хастинга, сын Хрёрека конунга и его люди поплыли вначале на запад, а потом на север, следуя вдоль Северного пути81, пока не достигли мыса Стад. Пополнив там запасы пищи и воды, они вышли в открытое море, держась рядом. В то время как Харальд Сын Конунга, непривычный к долгому плаванью, томился от скуки, Харальд Суровый к Вендам нашел много занятий. Он поднимал парус, вращал веслами, стоял за кормилом, дабы ничего не упустить из виду. Как долго они плыли, никто не помнит. Когда же показалась земля, Хастинг, сын Гранмара, объявил, что это Страна Англов.
XXXVII
Корабли вошли в некий фьорд82 и плыли по нему, пока не нашли удобную бухту. Сойдя на берег и оставив ладьи под охраной, северяне поднялись на ближние холмы. За ними не было видно селений, однако невдалеке паслось овечье стадо. Воины прогнали стрелами сторожевых собак и забили самых жирных овец. Привели двух пастухов в рабских ошейниках, которые испуганно взирали на рослых пришельцев. Их язык отличался от датского83, но его можно было понять.
Харальд Сын Конунга спросил у пастухов, какой народ населяет земли, куда они прибыли. Те, когда уразумели, чего от них хотят, ответили, что к югу живут отважные англы, к западу лежат земли свободных бриттов, а на севере обитают яростные пикты. Все эти племена издавна враждуют между собой, но вот уже семь зим, как англы и бритты заключили договор и вместе отражают набеги пиктов.
Выслушав их, предводитель похода велел рабам указать дорогу до ближних селений. Пастухи сказали, что к югу нет усадеб и дворов ближе одного дня пути. На западе же, не более чем в семи поприщах84 от этого места, высится одинокий холм. Там бритты приносят жертвы своим богам. Ни один свободный человек, кроме служителей богов, которых бритты зовут друиды, под страхом смерти не может подойти к нему. И только им, рабам, позволено пасти овец неподалеку.
Когда ратники узнали о недалеком капище, где можно поживиться добром, они призвали вождей немедля вести их туда. Харальд Сын Конунга приказал одним гнать овец на берег, а другим идти с ним к этому холму. Пастухи, подгоняемые копьями, повели воинов к нему по ложбине, скрытой от чужих глаз. Затем они миновали развалины древнего вала, который прежние люди возвели для защиты от нападений пиктов85. Когда на землю легли сумерки, северяне подошли к холму, поросшему густым терновником. На его темной вершине мерцал огонь.
Харальд Сын Конунга приказал искать путь наверх. Это было непростым делом, но один из норгов нашел узкую тропу. Когда, пройдя колючие заросли, воины взошли на гребень, то увидели там раскидистый дуб. На самой вершине холма стояли два серых валуна, подпиравших каменную плиту. Между камнями и дубом горел костер, у которого сидели люди в длинных белых плащах с колпаками. Воздев глаза на дуб, они мерно покачивались и распевали заунывную песню, даже не заметив появления чужаков. По знаку своего предводителя воины окружили этих людей и приставили копья к их спинам. После этого им стали говорить на всех известных языках, чтобы они указали тайное место, где спрятаны дары их богам.
Люди в белых одеждах, которые, верно, и были друидами, замолкли и взирали на дуб, словно ожидали от него защиты. Между тем воины обшарили это место и не нашли ничего, кроме костей и остатков пищи в яме. Харальд Сын Конунга приказал сдернуть колпаки с голов бриттов. Они увидели шесть мужчин и пять женщин с лицами, вымазанными синей глиной, глазами, обведенными черным цветом, и длинными волосами, будто посыпанными мукой. Сын Хрёрека конунга выбрал мужчину и двух женщин, в глазах которых уловил страх, и велел пытать их. К их груди приложили угли из костра, и друиды закричали от нестерпимой боли. Но лишь один из них, молодой мужчина, не перенес мученья и заговорил.