– Хмель пока тебе язык развязал, а что после будет? – Говорит дед Сирко, – Побежишь всем секретное письмо показывать? Так его вмиг черный человек заберет…
Пьяный Игонькин достает письмо и крутит его перед носом деда.
– Пусть только попробует его у меня забрать!
Дед Сирко спокойно забирает письмо. Игонькин тут же отключается, уронив голову на стол. Дед Сирко передает письмо Максиму.
– Пусть оно пока у тебя побудет. От греха подальше. Утром вернёшь, когда он проспится.
Максим прячет письмо в карман сюртука. Это замечают все находящиеся в шинке, но делают вид, что ничего не видят. Исаак возвращается в шинок и подзывает свою племянницу Хаю.
– Хая, бросай всё, иди к моему брату Давиду и скажи ему, что у меня заканчиваются спички.
– Так мне ж с утра на ярмарку! – Возмущается она.
– Не спорь! – Обрывает её хозяин постоялого двора, – Иначе завтра нечем будет разводить огонь. И передай ему записку.
Хая, нехотя, отставляет в сторону корзины с провиантом. Исаак дает ей записку, заносит корзины с провиантом в кладовую и закрывает её на ключ. Хая выходит во двор.
Максим переворачивает свою кружку.
– Всё, дед? Пошли?
– Подожди, Максим, – просит дед Сирко, – я ещё не все деньги просадил.
– Завтра продолжишь, – предлагает Максим.
– Завтрева может и не быть, Максим, – говорит дед, – Вот будем мы сейчас с тобой идти, я упаду и помру, а деньги – не пропитыми останутся.
Максим машет рукой.
– Ладно, дед, пей, только скорее. Я тебя во дворе подожду.
Максим выходит из шинка.
Максим выходит на порог и видит Хаю.
– Куда это вас Исаак послал, на ночь глядя?
Хая останавливается и с любопытством смотрит на Максима.
– За серныками, паныч. Говорит, что завтра закончатся.
– А не боитесь?
– Не-е! Кому такая красавица, как я, нужна?
– И часто вам приходится бегать по ночам? – Спрашивает он.
– Не только по ночам, паныч, но и днем по нескольку раз, – рассказывает Хая, – Я даже в Очакове недавно была.
Максим заинтересовывается.
– В Очакове?
– У турок под боком, – сообщает она.
– А не встречали ли вы там молодого француза? – Интересуется он.
– Может, и встречала, – пожимает плечами племянница Исаака, – Они мне все на одно лицо.
– Он немного на меня похож, – говорит Максим.
Хая внимательно смотрит на него и глубоко вздыхает.
– Нет, паныч. Если б такого, как вы, встретила, сразу запомнила.
Хая быстро поворачивается и уходит со двора. Максим идет следом за ней, выглядывает в открытую калитку. Хаи нигде нет.
Перед ним расстилается широкое поле подсолнухов. Вдалеке виднеются крепость, русский военный лагерь.
Максим опускается на корточки, опираясь спиной на косяк, и принимается рассматривать звездное небо, вспоминая свое детство.
Скорик, Исаак и Милка разносят бутылки с сивухой. Сивуху пьют все, кто находиться в шинке, кроме дьяка Омелька. Она начинает действовать на гостей. Кузнец Иван вскакивает из-за стола.
– Ой, горю! Ей, Богу, горю! Ой, спасите!
Он мотается по шинку, сбивая с себя невидимое пламя. Игонькин пытается усадить Ивана на место, но тот не поддается. Тогда Игонькин берёт таз с водой и выливает его на Ивана. Иван бросается на него с кулаками.
– Я знаю! Это ты меня поджог!
Иван трясет Игонькина.
– Отпустите меня немедленно! – Кричит тот.
– Признавайся, это ты меня поджог? – Требует кузнец.
Игонькин, видя, что не вырвется из огромных рук Ивана, зовет помощь.
– Уймите его кто-нибудь!
Сотник Крутиус опускает Ивану таз на голову. Деревянный таз раскалывается надвое, а Ивану хоть бы что. Он поворачивается к обидчику и хватает за шкирку. Двумя руками поднимает Игонькина и Крутиуса вверх и сталкивает друг о друга. Те падают и быстро забиваются под стол. Достается и Скорику, который пытается вступиться за офицера и сотника. Он получает и тоже улетает под стол.
Дед Сирко, видя это, со смехом хлопает в ладоши.
– Вот это по-нашему! Подождите меня. Я тоже кулаками помахать хочу.
Дед Сирко собирается встать, но не может.
Исаак и дьяк, чтобы успокоить кузнеца, повисают у него на руках. К разбушевавшемуся Ивану подлетает Милка.
– Быстро уймись, Иван! Чего развоевался? А-ну, прекрати! Тебе не стыдно?
Иван от стыда опускает голову, затем достает из-под стола Игонькина и Крутиуса, хватает дьяка Омелька и Исаака. Всех усаживает на лавку.
– Извините, панове. Сам не знаю, что на меня нашло. – Потом обращается к Милке, – Принеси выпить. Для мировой.
– Вот это другое дело! – Улыбается она.
Второй сон Максима, который проходит на белом фоне. От украинской хаты мы видим только двери. София выходит из белоснежной хаты, видит Максима, улыбается и медленно плывёт к нему навстречу.
– Здравствуй, милый Максим! Ты почему подарок мне не принес? Я его жду, жду.
Максим протягивает платок.
– Вот, София, держи.
София гладит платок.
– Ой! Красота-то какая!
София забрасывает платок на плечи.
– Спасибо тебе, Максим.
– Пожалуйста.
– А давай я тебя за такой подарок поцелую…
София приближается к Максиму, чтобы поцеловать. Но вместо поцелуя начинает его лизать по щекам. Максим из-за этого просыпается.
Проснувшись, Максим видит перед собой собаку, которая облизывает его лицо.
– Отстань! Фу! – Расстраивается он, – Такой сон перебил.
Пёс убегает, а Максим снова закрывает глаза, пытаясь досмотреть сон.
Из шинка выходит пьяный Игонькин и смотрит по сторонам. Мимо него в дом пробегает собака. Игонькин отходит в сторону, уступая ей дорогу.
Собака подбегает к Скорику и усаживается рядом. Скорик гладит её.
– Опять приблуду прикармливаешь, Скорик! – Возмущается Исаак, – Гони её со двора.
– Сейчас, хозяин, – оправдывается Скорик, – только покормлю.
– Гони, я сказал! – Категорично заявляет хозяин, – Иначе сам за ней последуешь!
Скорик берет пса за холку и тащит во двор. Собака вырывается и проскакивает под ноги Исаака. Тот, испугавшись нападения, отпрыгивает назад, задевает бутыль с сивухой. Бутыль падает со стола и разбивается вдребезги. Сивуха разливается по полу. Собака бросается к сивухе и принимается лакать.
Все, как завороженные смотрят за этой сценой. Первой приходит в себя Милка. Она машет на собаку полотенцем.
– А-ну, кыш отсюда! Ишь, чего удумала: сивуху наравне с гостями пить.
Крутиус и Чуприна останавливают Милку.
– Погоди, Милка, – просит Крутиус, – пусть полакомиться! Не всегда у пса радость такая.
– Пей, мордатая! – Говорит Чуприна, – Все равно добро пропадает.
Максим сидит у открытой калитки ворот, откинувшись на косяк и закрыв глаза.
Из темноты выходит черный человек и останавливается рядом с калиткой. Он в черном плаще, капюшон которого наброшен на голову. Лицо скрыто черной маской. На руки надеты черные перчатки. Оглянувшись по сторонам, черный человек протягивает к Максиму свои черные руки.
Игонькин, стоящий на крыльце, видит, что делает черный человек, выхватывает пистолет и стреляет.
Черный человек, взмахнув черным плащом, растворяется в темноте.
Игонькин бежит следом за ним, но тот исчезает, будто его и не было вовсе. К нему сзади подходит Максим и кладет руку на плечо. Игонькин со страха подпрыгивает. Потом видит Максима, вытирает вспотевший лоб.
– Что это было?
– Кажется, черный человек, – говорит Максим, – о котором тебе дед рассказывал.
– Так он что… – удивляется офицер, – на самом деле существует?
– Сомневаюсь… – говорит Максим.
– Но ты же сам его видел…
– Видеть – не значит верить.
– Что он от тебя хотел? – Спрашивает Игонькин.
– В следующий раз узнаю, – отвечает Максим, – когда он снова на меня нападет.
– Как ты можешь так спокойно говорить? – Качает головой молодой офицер, – Он же мог тебя убить!
– Мог, – соглашается Максим, – но не успел.
Игонькин с опаской оглядывается по сторонам.
– А ты как? – Интересуется Максим, – От сивухи отошел?
– Не ел с утра, – оправдывается Игонькин, – вот хмель в голову и ударил.
– Бывает, – кивает Максим, лезет во внутренний карман сюртука и достает секретное письмо. Возвращает его Игонькину.
– Держи, Серафим, и больше не пей. А то не довезешь секретное письмо Потемкину.
Игонькин удивленно прячет письмо под рубаху.
– Как оно у тебя оказалось?
– Ты же его сам деду отдал.
Игонькин виновато вздыхает.
– Чего не сделаешь во хмелю.
Дед Сирко спит за столом. Вокруг собаки, которая, налакавшись сивухи, прыгает и громко лает, стоят сотник Крутиус, хорунжий Чуприна, дьяк Омелько, Милка, кузнец Иван и Исаак.
– Вот чертова собака, – смеется Чуприна, – Прямо, как человек. Напилась и сразу принялась на всех гавкать.
– Что говорить? – Кивает дьяк Омелько, – Тварь Божья со всеми её достоинствами и недостатками.
– Может, еще и на задних лапках пройдется?
– Что ты, хорунжий, – не соглашается с Чуприной сотник Крутиус, – на задних лапках не каждый человек ходить умеет.
Собака прекращает прыгать, ложится на пол и жалобно скулит.
– Что это с ней? – Спрашивает хорунжий.
Собака опускает голову и заваливается на бок. Больше от неё не исходит ни одного звука.
– Всё правильно, – объясняет сотник, – Выпила, погуляла, и спать легла.
Милка поворачивается к Ивану.
– Вынеси собаку на сеновал, пусть там спит – пьяница!
Иван подходит к собаке, опускается на колени, чтобы подхватить, но отстраняется от неё.
– Да она сдохла!
– От сивухи ещё никто не помирал, – сообщает Чуприна.
– Вот тебе крест святой, – крестится кузнец, – Сдохла, как есть!
Рядом с Иваном опускается дьяк Омелько и тоже осматривает собаку.
– Вот что значит, справлять неестественную нужду. Где это видано, что б собака сивуху пила? Вот и сдохла!
Все крестятся. Дьяк крестит сначала себя, а потом собаку.
– Покойся с миром, пёс шелудивый!
Милка плачет. В шинок входят Максим и Игонькин.
– Что случилось? – Спрашивает офицер.
– Псина сдохла, – вздыхает Исаак.
– А как прыгала, как резвилась! – Утирает выступившие слёзы Милка.
Максим мрачнеет. Крутиус рассматривает мертвую собаку, разводит руки в стороны.
– Все под Богом ходим.
– Жаль псину, – говорит кузнец.
В шинок с охапкой дров входит Скорик. Исаак обращается к нему.
– Скорик, схорони собаку на заднем дворе.
– А что с ней случилось? – Задает вопрос тот.
– Померла.
Все крестятся.
– Что я говорил? – Вопрошает дьяк Омелько, – Не послушали… Это сегодня первая смерть! Кто будет следующий?
Скорик выносит из шинка на руках мертвого пса. Его сопровождает Игонькин и Максим.
Из сеновала выходит Дарина видит офицера и быстро идет навстречу. Остановившись рядом, подмигивает. Игонькин вертит головой по сторонам. Дарина приближается ближе.
– Соколик, это я к тебе обращаюсь!
– Ко мне? – Удивляется офицер.
– К тебе, красавчик! – Подтверждает Дарина.
Игонькина наполняет гордость.
– Ко мне!
Максим делает вид, что ничего не замечает.
– Сегодня, когда все лягут спать, ко мне приходи! – Быстро говорит Дарина, показывая на дом.
Игонькин кивает. За спиной у Игонькина раздается кашель. Игонькин поворачивается и видит Чуприну, который бросает на офицера зловещий взгляд. Дарина, тихо хихикая, входит в дом. Чуприна следует за ней.
К Игонькину и Максиму подходит Исаак.
– Не хотят ли гости дорогие принять баньку. С веничками.
– Благодарствуем, хозяин, но пора на боковую, – отвечает офицер, – Для солдата обед и сон главное.
Исаак продолжает агитировать.
– Банька всю вашу усталость, как рукой снимет…
– Не надо, Исаак, – отказывается Максим, – Я уже, стоя, засыпаю.
– А одежду постирать? – Не отстает хозяин постоялого двора, – Милка быстро это сделает. До утра всё просохнуть успеет.
– Хватит, Исаак, – обрывает его Максим, – показывай, где мы спать будем.
Исаак сменяет недовольство дружелюбной улыбкой.
– Как хотите. А спать будете по-солдатски. На сеновале. Ночи сейчас теплые – не замерзните.
– А в доме? – Интересуется Игонькин.
– А в доме ж всё занято, – разводит руки в стороны Исаак.
– Мог бы сразу сказать, – качает головой Максим, – Я бы уже десятый сон видел.
Исаак проходит по сеновалу, показывая место ночлега Игонькину и Максиму.
– Можно внизу расположиться, или на вверху. Где понравиться.
– Мне здесь нравиться, – говорит офицер.
– А мне нет, – сообщает Максим, – Мне бы поближе к воротам, чтоб утром никого не беспокоить. Я рано поднимаюсь.
– Ближе к воротам я могу предложить другие хоромы, – кивает Исаак.
– Показывай!
Исаак поворачивается к Игонькину.
– Спокойной вам ночи!
Исаак берет охапку сена и направляется к выходу. Максим идёт за ним.
Исаак приводит Максима в хлев и высыпает в углу сено.
– А здесь вам подходит?
– Другое дело! – Говорит Максим, – Утром я никому мешать не буду.
– Располагайтесь!
Исаак выходит, а Максим снимает верхнюю одежду и вешает на крюк, торчащий из стены.
Исаак подходит к большой подводе, у которой стоят Дарина, Чуприна и Крутиус. Сотник располагается спать под подводой.
– Ну, и морока с этими русскими офицерами! – Жалуется Исаак.
– Это точно, – произносит Чуприна, поглядывая на Дарину, – Лезут туда, куда их не просят!
– Что за морока, Исаак? – Спрашивает она.
– Сеновал одному не подходит! – рассказывает хозяин постоялого двора, – А в хлеву, оказывается в самый раз! Рядом со скотиной!
– Странные они! – Соглашается Крутиус, думая о своем.
Исаак поворачивается к хорунжему:
– А ты, пан хорунжий, как устроился?
– А казаку всё равно, где кости бросить, – радостно отвечает Чуприна, – Лишь бы рядом баба теплая была.
Он пытается обнять Дарину, но та отстраняется от него.
– Ну, и мне пора! А то засиделась я тут!
– Я тебя провожу, – быстро предлагает Чуприна.
– Не надо, – кокетливо говорит она, – Сама дорогу найду! Здесь близко!
Дарина берет Исаака под руку и вместе с ним идет в дом. Чуприна смотрит им вслед.
– Это она точно на русича глаз положила!
– Да не-е, хорунжий, – успокаивает его Крутиус.
– Точно, сотник! Но я не сдамся! Я им устрою настоящий праздник любви!
Чуприна идет к дому. Крутиус вздыхает, поднимается на ноги.
– Погоди, хорунжий. Я с тобой.
Дед Сирко, сидя за столом, смотрит на мохнатую голову быка, висящую на стене. Бык поворачивает свой взгляд на деда и подмигивает одним глазом. Дед икает, крестится и встает из-за стола. Чтобы не упасть, он хватается за стенку.
– Вот это упился, так упился! Вроде немного и было, а ноги сами по себе, а я сам по себе. Треба отсюда выбираться, пока голова ещё на месте.
Он, опираясь на стенку, принимается передвигаться к выходу.
Игонькин лежит на сене, уставившись в потолок. На сеновал заглядывает Дарина и пальцем зовет его за собой. Игонькин поднимается и, как завороженный, идет за ней.
– Тихо! Чтоб казаки не видели, – произносит она пьянящим елейным голосом, – Я дверь в комнату оставлю открытой, красавчик. Там ты меня и найдешь.
Игонькин радостно кивает. В темном углу сеновала стоит черный человек и наблюдает за ними. Вокруг него клубится черный дым. Он сжимает черные руки в кулаки.