Синдбад пожал плечами и замер в расслабленной позе, постукивая кончиками пальцев по рукоятке сабли.
Икрам-бей развязал кошель, высыпал на пол перед собой золотые монеты и принялся пересчитывать их, шевеля губами. Со счетом у него было явно туго.
– Одной не хватает, – наконец произнес он, подозрительно уставившись на Синдбада.
– Я доложу об этом Махмуд-ако. Вероятно, он ошибся, когда складывал их в кошелек, – Синдбад сам не верил в то, что говорил. Чайханщик нарочно мог не доложить одной монеты, в надежде, что судья не будет их пересчитывать. Или того хуже, решил подставить своего работника… Ну что Синдбаду стоило пересчитать их еще в чайхане!
Дело в том, что чайханщик только вчера заплатил за работу Синдбаду оговоренную плату – один золотой, – и прекрасно знал, что этот самый золотой Синдбад убрал в задний карман брюк.
– А не ты ли спер эту монету? – прищурился Икрам-бей.
– Что вы? Как можно, почтенный Икрам-бей? – возмутился Синдбад, изобразив на лице величайшее удивление, помноженное на недоумение. Последний и наихудший из вариантов обрел силу.
– Ах ты, змея, пригретая нашим уважаемым чайханщиком Махмудом, – погрозил пальцем судья, сгребая с пола монеты. – Это ты украл монету и решил оболгать своего несчастного хозяина!
– Я? – праведно возмутился Синдбад. – Да я в жизни чужого не брал!
– Врешь! Стража! – гаркнул судья, ссыпая монеты обратно в кошель и засовывая их за пазуху от греха подальше.
В комнату вбежали двое стражников с саблями и замерли у дверей в ожидании приказа.
– Взять этого нечестивца, – приказал Икрам-бей, – и проверить ему карманы!
Стража кинулась к Синдбаду и вцепилась в него, словно голодные собаки в кусок мяса.
– Вы совершаете ошибку, – сделал последнюю попытку Синдбад, спокойно стоя перед судьей. – Вас потом измучает совесть.
– Э, совесть! – отмахнулся судья. – Мулла мой большой друг. Как-нибудь вымолю прощение. Обыщите его!
Стражники протянули свободные руки к Синдбаду и стальной хваткой сжали его запястья.
– А-а! – вскричал тот, выкручивая руки, подаваясь назад и резко сводя руки вновь.
Стражники, явно не привыкшие к серьезному сопротивлению обвиняемых, гулко столкнулись лбами и осели на пол, закатывая глаза. Синдбад перешагнул через них и склонился над перепуганным судьей. Тот сжался, закрывшись рукой. Губы его мелко задрожали.
– Вы ошиблись, уважаемый Икрам-бей! Я не брал этих денег, – раздельно произнес Синдбад.
– Не брал, не брал, – согласно закивал судья. – Я ошибся! Ты можешь идти.
– Э, нет. Что полагается по шариату за оговор?
– Один золотой! – выпалил, не задумываясь, судья, словно отличник на уроке, и запоздало прихлопнул пухлой ладошкой рот.
– Давай золотой, – протянул руку Синдбад.
– Штраф обычно получает судья, – нашелся Икрам-бей. – Твой золотой зачтен в счет долга этого нечестивца Махмуда. Ты свободен!
Синдбад поразился наглости и находчивости судьи, но русская душа требовала возмездия. Синдбад ото всей этой самой души плюнул, угодив в глаз жадному судье, развернулся и направился к выходу, засунув руки в карманы брюк.
– Это сдача, – бросил он через плечо.
– Ну, погоди, отрыжка шайтана, – прошипел ему вслед судья, стирая рукавом с лица плевок, и погрозил кулаком. – Я еще с тобой расквитаюсь!
Глава 3. Амаль
Синдбад вернулся в чайхану злой до безобразия и горя праведной местью. Взлетев по ступенькам, он обшарил глазами пустое помещение. Дверь в кухню была распахнута настежь, и внутри никого не было видно. В комнате Махмуда тоже, вроде бы никого: дверь прикрыта наполовину, но через широкую щель видна большая часть небольшой комнатушки, и спрятаться там особо негде.
Из рукомойника тихонько капала вода. Сорвавшись из-под потолка, над головой пронеслась ласточка. Из-за ближайшего топчана вырулил приблудный полосатый кот, заурчал и потерся об ноги Синдбада, выклянчивая подачку.
– Хозяин? – ласково позвал Синдбад, упирая кулаки в бока. – Ты где? Выходи-и.
Тишина. Потом вдруг еле слышно скрипнула половица.
Синдбад резко повернул голову на звук. Скрип явно донесся из комнаты хозяина – там была вторая дверь, ведущая в сад позади дома.
– Я иду, – елейным голоском сказал Синдбад, направившись в комнату на цыпочках.
Там что-то загремело и гулко бухнуло, затем послышалось тихое кряхтение. Видимо перепуганный чайханщик зацепился больными ногами за что-то металлическое и опрокинул его.
Синдбад влетел в комнату Махмуда, с грохотом распахнув дверь, и остановился на пороге. Чайханщик лежал на полу у самой двери в сад, совершая безуспешные попытки подняться с пола – видимо, сильно ему досталось от палача. Рядом с ним валялся огромный казан, что раньше был прислонен к стене у двери.
– Чего же ты спрятался, хозяин? В прядки хочешь поиграть?
– Это… ты? А я думал… – Махмуд перевернулся и расселся на полу, подтянув ноги. В его расширенных глазах светился неподдельный ужас.
– Воры? – уточнил Синдбад, медленно приближаясь к чайханщику. – Нет, все гораздо хуже.
Махмуд отполз в угол комнаты и сжался там, пытаясь слиться со стенкой в наивной попытке стать невидимым.
– Хуже? – переспросил он.
– Да, гораздо хуже – это я!
– Синдбад, дорогой! Ты, наверное, шутишь?
– Разумеется, я ведь похож на балаганного шута.
– Нет, нет, – замахал руками Махмуд. – Что ты! Ты все неверно понял.
– Тогда объясни, – Синдбад навис своими двумя метрами над вконец перепуганным чайханщиком.
– Это произошло случайно, клянусь Аллахом!
– Что произошло?
– Как… что? – растерялся Махмуд. Лицо его от удивления вытянулось.
– А так.
– Значит, все хорошо?
– Ну, разумеется! Если забыть о том, что судья захотел получить причитающийся ему золотой с меня, и мне пришлось драться со стражей.
– Синдбадик, дорогой… – чайханщик опять побледнел.
– О, я очень дорогой. И тебе это обойдется… – он задумчиво посмотрел в потолок. – Скажем, в пять золотых. За нанесенный, так сказать, моральный ущерб.
– Мора?.. – судорожно сглотнул Махмуд.
– Вот именно, – покивал головой Синдбад и опять рявкнул: – Гони монету!
Махмуд вздрогнул всем телом, закрыл глаза и обмяк. Голова его свесилась на грудь.
– О-о, – протянул расстроено Синдбад. Он наклонился, поднял руку чайханщика и отпустил ее. Рука безвольно упала на пол. – Готов.
Синдбад похлопал его по щекам, потом прошел к кумгану, набрал в рот воды и прыснул в лицо Махмуду. Тот заводил руками перед лицом, облизнулся и медленно приоткрыл глаза.
– Будет жить, – констатировал Синдбад.
– Что со мной? – слабым голосом произнес Махмуд.
– Ты решил поспать. А до этого хотел расплатиться со мной.
– Я?
– Махмуд, кончай крутить, – вконец разозлился Синдбад. – Или ты платишь мне пять золотых, или… – он саданул кулаком в ладонь.
– Бей! – подумав, сказал Махмуд и сильно зажмурил глаза, приготовившись к очередной экзекуции.
Синдбад постоял над жадным чайханщиком, потом сплюнул на пол, махнул рукой и вышел из комнаты.
Он опять остался без работы и без крыши над головой. В кармане один золотой, на который можно протянуть от силы пару недель, если не сильно шиковать, и за этот месяц необходимо найти новую работу. В крайнем случае, можно продать саблю, но с саблей расставаться совсем не хотелось.
Зло пнув камешек, подвернувшийся под ногу, Синдбад засунул руки в карманы и пошел, загребая кроссовками пыль, вдоль пристани, где у одного из причалов плечистые грузчики, пыхтя от натуги, с красными потными лицами разгружали только что прибывший корабль.
Таскать бочки и ящики, надрываясь и обливаясь потом, Синдбаду совершенно не хотелось. И даже смотреть на то, как их таскают другие. Поэтому он свернул на тихую, узкую улочку и направился по ней вверх, к центру города.
Размышляя о своей горькой судьбе, он все брел и брел, не разбирая дороги. Мимо проходили люди, спеша по своим делам, туда-сюда носились шумные ватаги детворы. Кто-то выплеснул ему под ноги мыльную воду прямо из окна, но Синдбад, не заметив этого, прошел дальше. Остановился он, лишь упершись в высокую стену.
Стена была сложена из белого камня и имела в высоту локтей десять, если не больше. Тянулась она в обе стороны до самых концов длинной узкой улицы, а там загибалась и убегала куда-то. Перед стеной, разбросанные случайным образом, росли пальмы и старые, в два-три обхвата тутовые деревья. За стеной раскинулся прекрасный сад, и его зеленые пышные кроны кое-где выступали за стену. На ветках висели крупные, с темно-красной шкуркой яблоки, но их почему-то никто не обрывал.
Синдбад поднялся на носочках, протягивая руку, сорвал одно яблоко, отер его ладонями и надкусил. Сочная сладкая мякоть таяла на языке.
Мимо проехала груженая арба, и Синдбад прижался к стене, пропуская ее. Прошли двое мужчин, в чалмах и богатых халатах, шитых золотом. Мужчины что-то шумно обсуждали, размахивая руками, словно мельницы крыльями, и потрясая ухоженными черными бородами. Синдбада они, казалось, не заметили вовсе.
В этом районе Синдбад еще ни разу не бывал, и его разобрало любопытство, что может скрывать такой длинный и высокий забор. Даже не забор, а заборище!
Оглядевшись по сторонам, нет ли кого поблизости, Синдбад подошел к одному из тутовых деревьев, быстро взобрался вверх по его кривому стволу и удобно устроился меж трех широких стволов. Густая крона надежно скрыла его от случайных взглядов.
Внизу опять кто-то проехал. Синдбад осторожно выглянул из-за ветвей. Это был мужчина на ишаке, клевавший носом. Ноги его в потертых шлепанцах едва не волочились по земле. За мужчиной, закутанная с ног до головы в серую паранджу, следовала женщина, таща за руку маленького мальчика. Синдбада они не заметили.
Синдбад повернулся в сторону забора и вытянул шею.
Перед ним раскинулся дивный яблоневый сад. За садом высокими остроконечными башенками устремлялся ввысь прекрасный дворец, слепящий глаза белизной стен и золотом куполов. Дорожки, посыпанные сверкающим в лучах солнца песком и усаженные пальмами, разбегались лучами от его входа, теряясь в зелени сада. Это было чудесно и неописуемо великолепно.
Из сада тянуло свежестью и прохладой. Где-то, невидимые глазу, журчали фонтаны. Меж шелестящих на слабом ветерке крон деревьев то и дело мелькали крыши беседок и мраморные скамеечки. Справа раскинулся рукотворный пруд с белыми лебедями. Рядом с ним важно расхаживал павлин, раскинув свой радужный «глазастый» хвост.
Синдбад дохрустел яблоком, взирая на невероятный пейзаж – такого он здесь еще не видел – и через плечо, не глядя, выбросил огрызок.
Бум!
Словно палкой по жестяному тазу.
Синдбад пригнулся и глянул вниз.
Под деревом стояли два стражника в бронзовых шлемах, кольчугах и с копьями.
– Ты чего? – спросил длинный и худой.
– Смотри, – показал пальцем себе под ноги тот, что был пониже ростом и потолще, и поправил съезжающий на глаза шлем. – Кто-то кинул огрызок.
– Кто?
Стражники закрутили головами.
Синдбад еще больше пригнулся, спрятавшись за толстый сук.
– Вот шайтан! – пробормотал он. – Принесла же вас нелегкая.
Стражники между тем все озирались. Из одной из подворотен выглянула любопытная мальчишеская мордашка, за ней еще одна и еще. Они уставились на стражников, шмыгая носами и утирая их.
– Ах вы, щенки! – стражник погрозил им кулаком.
Головы скрылись.
– Кто бы знал, как мне надоели эти проклятые дети! – посетовал тот, что пониже ростом.
– И не говори, – согласился с ним длинный. – Пошли, что ли?
– Пошли.
И они двинулись дальше вдоль забора, неся на плечах тяжелые копья. Синдбад проводил их взглядом и опять обернулся к саду, откуда в это самое мгновение раздался женский смех, и послышались серебристые голоса.
Синдбад попытался разглядеть обладательниц голосов, но за деревьями ничего нельзя было толком разобрать. Тогда он пролез по суку, уходившему далеко за забор, осторожно, чтобы не сверзиться вниз, перебрался на сук одной из яблонь и, замерев, огляделся – вроде бы никого. Быстро спустившись пониже, Синдбад бесшумно спрыгнул на траву и присел.
Тишина, ни охраны, ни собак. Последние, разумеется, его беспокоили гораздо сильнее – это не тупые стражники, которых можно надуть или, в крайнем случае, отправить в нокаут одним ударом. Прокравшись меж деревьев в направлении пруда, Синдбад залег за каменной ротондой с перильцами и скамеечкой, обегающей ее по внутреннему кругу. Рядом с ротондой журчал невысокий фонтанчик с чашей в виде цветка. Фонтанчик был, видимо, для питья.
Женщин было всего семь. Молодые особы в шелковых шальварах и расшитых жилетках с рукавами из невесомой материи играли у пруда. Одна из них раскачивалась на деревянных качелях; двое, стоящие позади и спереди качелей, раскачивали их, дергая за две привязанные к качелям веревки. Остальные весело перебрасывали друг другу мяч. В волосах у той, что сидела на качелях, сверкала золотая диадема, отделанная бриллиантами. Волосы ее были светлыми и длинными, забранными на затылке в оригинальную пышную прическу, удерживаемую несколькими золотыми китайскими заколками с рубинами на крупных головках. Девушка была прекрасна, и Синдбад невольно залюбовался ей. Нет, остальные тоже были ничего, но эта…
–Я хочу пить, – объявила красавица.
Девушки покорно остановили качели и склонили головы.
Красавица легко спрыгнула на траву и направилась к ротонде. Девушки устремились следом за ней, но та остановила их.
– Нет! Я сама могу напиться. А вы играйте в мяч.
Те послушно вернулись на поляну и присоединились к своим подружкам.
– О Аллах! Кто бы знал, как они все мне опостылели, – тихо произнесла красавица, приближаясь к месту, где залег Синдбад. – Вечно ходят за мной, как собачонки.
Синдбад отполз назад, ближе к широкому входу в ротонду, стараясь как можно меньше шуметь, но девушка услышала шорох, повернула голову и замерла.
– Кто здесь? – страха в ее голосе не было. Любопытства, впрочем, тоже. Чистый интерес, и ничего более – кто чужой мог появиться в этом давно наскучившем ей саду.
Но почему-то никто не вышел и не поприветствовал, как полагается, свою принцессу. И это было странно. Девушкой овладел легкий испуг.
– Кто здесь? – повторила она свой вопрос. – Покажись! Или я крикну стражу.
– О, несравненная красавица, – Синдбад поднялся с земли и, отряхиваясь, вышел из-за ротонды, стараясь оставаться незамеченным для остальных девушек, – не надо стражи. Я не причиню тебе вреда.
– Кто ты? – удивилась девушка, окинув взглядом ладную фигуру Синдбада, и добавила: – Витязь.
– Витязь? Пожалуй, – Синдбад приосанился.
– Как ты попал сюда? Ты гость моего отца?
Глаза у девушки были пронзительно голубые и бездонные, и Синдбад почувствовал, как тонет и растворяется в них.
– Не совсем, – не сразу ответил он. – Видишь ли, я здесь случайно.
– Случайно?
– Через забор.
– Через… забор? – глаза девушки удивленно расширились. Незнакомец не внушал ей опасений, и к тому же ей почему-то совершенно не хотелось, чтобы он ушел или его схватила дворцовая стража.
– Ну да. Понимаешь, забор, сад, дворец… – язык у Синдбада заплетался, чего с ним никогда до этого момента не случалось. – Мне захотелось взглянуть на все это, и я забрался на дерево. А потом кто-то засмеялся…
– Это я смеялась.
– Правда? – обрадовался почему-то Синдбад.
– Правда, – кивнула принцесса. Молодой человек был забавен. – Как тебя зовут, о незнакомец, лазающий в эмирские сады через заборы?
– Бо… Синдбад. Меня зовут Синдбад.
– Странное имя, – нахмурила прелестный лобик девушка. – Но красивое и звучное.
– А тебя как зовут?
– Меня? – еще больше удивилась принцесса. Во-первых, ее имя все знали, даже там, в городе. А во-вторых, никто и никогда еще так просто не спрашивал у нее: «как тебя зовут?» – безо всяких набивших оскомину эпитетов, и это было необычно и приятно. – Меня зовут Амаль.
– Амаль, – глухо повторил Синдбад, наслаждаясь именем девушки, словно мятной конфетой. В имени ее чудилось дуновение свежего ветерка, прохлада озерной воды, плавный полет легкокрылой птицы…