– Скажите, Виктор Григорьевич, что бы сделали вы на моем месте?
– На вашем? Не хотелось бы. Хотя бы потому, что уже был. Со своей бывшей. Что бы сделал? Продолжал жить! Вы человек молодой, все у вас есть и… значит, еще будет. Если нюни не распускать. А жена – что… Расстаньтесь с ней, порвите и не тяните эту тягомотину дальше. Что было, то было. И… могло быть и дальше. Если оставить все как есть. Я, видите ли, математик и знаю, что если не поменять условия задачи, ответ будет всегда один и тот же. Вам нужно все поменять: и условия задачи, и цифры в ней: и саму задачу. Вам нужно поставить новую задачу. И новые цели. И начать жить сначала. Что здорово, очень здорово. Жизнь с начала – это новая жизнь, с новыми впечатлениями, новыми людьми. Это – молодость… И не надо копаться во всем том, что было. Без толку копаться, только нервы щипать. Забудьте – и разотрите! Жизнь только начинается!
– Ну, что тебе ответить? Нормальная шлюха. Без примесей.
– Не говори так, Саша. Все-таки она жена моя.
– Бывшая, Игорек, бывшая. Ты же сам сказал, что с ней все кончено. Имея все, как сыр в масле катаясь, нашла себе молодого хахаля и закрутила с ним любовь. Как еще ее прикажешь величать? Мальвиной? Извини, Игорь, но я привык все называть своими именами. Вернее, обзывать. Грубый я, как рашпиль! Так вот, твоя бывшая – шлюха! Ладно, было бы хуже, если бы ты об этом не узнал. И тянулось бы все… Еще бы залетела и пришлось тебе чужого ребенка воспитывать.
– Ты что такое несешь? Ей сороковник!
– Ничего, нынче и в полтинник рожают. Или ты с ней вообще никак?
– Почему… Бывает.
– Ну, вот, с тобой бывает, с ним – бывает. Может, еще с кем. Всякое бывает и со всеми – бывает. А с кем-то еще, не исключено – случается. Извини за резкость. Но теперь тебя встряхнуть надо, чтобы ты сопли не распускал. А то еще надумаешь вернуться и покаяться. Дамы они такие – в чем хочешь убедят и еще тебя же виновным выставят. Все, Игорюша, плюнули и растерли. Каблуком об асфальт. Нет у тебя жены. Холостой ты парубок! И, между прочим, завидный жених! На том давай и остановимся!
Адвокат раскрыл папку.
– Что у вас? – спросил Игорь.
– Все в порядке. Все активы защищены, квартира, ближняя дача и три участка – проданы. Так проще, чтобы никаких возможностей. Еще одна квартира приобретена ранее, до брака. Машины – на вас. Дом в Испании переписан на юридическое лицо. А с вещами вы сами разберитесь.
– С вещами я уже разобрался. Спасибо…
Возле мусорки копошились бомжи. Без определенного места жительства, неопределенных занятий, неопределяемой судьбы, неопределенного пола и профессиональной принадлежности.
– Смотри, платье какое. Шикарное!
– Да! Где, где нашел?
– Вон там, в чемодане. Там еще что-то.
– Тащи его сюда. Ух ты!..
В чемодане были еще платья, еще туфли, костюмы, куртки и даже пара кожаных сумок.
– Ты смотри, что выбрасывают! Совсем с жиру бесятся! Все новое почти, ненадеванное!
– И не говори! Хрен поймешь их, этих буржуев, чего им надо, когда у них все есть! А теперь и у нас будет! Слышь, Нюрка, иди сюда, примерь обновки. Счас ты как леди, блин, станешь!
В отделе «разбора полетов» было оживленно, потому что наши сограждане любят наезжать друг на друга. А потом выяснять, кто прав.
– А какого черта вы повернули, когда была стрелка.
– Куда была стрелка? Туда – была… – вяло переругивались в коридоре посетители. – Помеха была. А вы поехали.
– Это вы – поехали.
– И я поехал, потому что должен был! А вы не должны были!
Игорь Олегович присел на стул возле кабинета. Дождался, зашел.
– Ну и что делать будем? – спросил отрешенно капитан, пролистнув его документы.
– А что нужно?
– Не знаю. ДТП. Материальный ущерб. Ну ладно, его, допустим страховка закроет. Но тут еще телесные повреждения.
– Какие телесные?
– Средней тяжести. Сотрясение мозга. И нога вот, – ткнул капитан в какие-то листы. – Надо оформлять. Или…
– Что или?
– Договариваться с потерпевшей. Если она снимет свои претензии…
Капитан оглянулся. Кивнул неопределенно. Там, в конце столов, на стуле сидела женщина. Та самая. Старая знакомая. Хотя не такая уж старая.
– Мария Николаевна, можно вас?
Встала, дернув плечиком. Подошла, стуча по ламинату каблучками новых лакированных туфель.
– Вы имеете к гражданину претензии?
– Имею! – Глянула с вызовом.
– Значит, будем оформлять?
– Послушайте, можно нам на пять минут выйти? Поговорить.
Подталкивая, стал теснить даму к двери.
– Что вы, зачем? – зашипела она. – Что вы себе позволяете?
Капитан без интереса смотрел на них. Ему было все до мигалки, он здесь такого разного насмотрелся… А лишние бумажки заполнять, пальчики мять – зачем? А так, может, чего перепадет. За сводничество.
Вышли.
Встали в конце коридора. Мимо сновали озабоченные люди.
– Слушайте, давайте уйдем отсюда. А то здесь сапогами пахнет. Хромовыми.
– Куда?
– Куда-нибудь… в кафе или ресторан. Я приглашаю.
– Купить меня хотите? Не выйдет. Я непродажная.
– Что вы на меня ополчились? Вам что, легче будет, если меня прав лишат или что похуже.
– Может, и легче. Таких автохулиганов, как вы, нужно наказывать. По всей строгости.
– А вы кто? Судья?
– Нет, дизайнер.
– Вот и познакомились.
Вышли. Оглянулись.
– Вон туда.
– Однако вы нахал. Дам… потерпевших в закусочные водите!
– Я что, виноват? И в этом тоже?! Здесь больше нет ничего!
Зашли. Закусочная оказалась еще тех, советских времен. Если судить по интерьеру, контингенту и чистоте.
– Хотите угостить даму беляшом и рюмкой водки? Очень романтично!
– Ну вы заноза!
– Я, между прочим, ни в кого не впивалась. Это в меня! – напомнила она. – Ладно, кавалер, давайте сюда ваш беляш. Уламывайте девушку, чтобы она согласилась…
Игорь Олегович рассмеялся. Хоть ему и было не до смеха.
– Слушайте, выскажите мне сразу все ваши претензии, и покончим с этим.
– Все? Извольте… Несоответствие существующей действительности с привитыми классической литературой представлениями о прекрасном. Довольно с вас? Можете помочь?
– Давайте я вам лучше машину помогу починить и туфли новые куплю.
– Спасибо, я как-нибудь сама. Я дама не бедная и самостоятельная во всех отношениях.
– Тогда что еще? Вашего мужа я вернуть не могу!
– И слава богу. А то я уж испугалась! Вдруг вы всесильный? Ладно, беляш съела – деваться некуда. Я девушка честная – нужно соглашаться. Сниму свои претензии. А то вы на нарах плохо выглядеть будете. Бледно.
– Спасибо.
– «Спасибо» мало будет. Отвезите даму домой. Я по вашей милости без колес осталась. А в транспорте мотаться неохота.
– А может быть… Заедим этот беляш чем-нибудь поприличнее? Давайте сходим куда-нибудь.
– А вы наглец… Какие еще претензии я должна снять? К жизни?
– Возможно, если они у вас большие.
– Нормальные. Ладно уж, ведите девушку, коли соблазнили. Но учтите, аппетит у меня отменный, а девочку-ромашку я изображать не буду – есть буду. Чтобы причиненные вами издержки компенсировать.
– Ничего, я не обеднею.
– Очень жаль. Бедным бессребреником вы бы смотрелись интереснее. Романтичнее. Только, пожалуйста, ничего себе не воображайте. Мы просто празднуем…
– Что?
– Ваше счастливое избавление от тюремных нар и капустной баланды. Устраивает?
– Вполне.
– Тогда поехали. В советской беляшной мы уже были. Посмотрим, что нам может предложить недоразвитый капитализм…
Два человека лежали в полумраке квартиры. Мужчина и женщина. Вокруг кровати была разбросана одежда – брюки, рубаха, платье и еще что-то тонкое и яркое.
Мужчина и женщина смотрели в потолок. Оба.
И не смотрели друг на друга.
Как-то им было неловко. Не по себе.
– Всё так получилось. Спонтанно. Я не знаю… Даже не думал, не хотел, – сказал мужчина.
– Это все он, – вздохнула женщина.
– Кто?
– Беляш. Говорила мне мама: не ходи с незнакомыми мужиками в забегаловки. Они тебе на рупь требухи купят, а на червонец поимеют. Права была мама.
Оба одновременно повернулись друг к другу. И громко расхохотались.
Ну, точно беляш. Он!
На пороге стояла женщина. Очень симпатичная и слегка растерянная.
– Добрый день.
– Вы, простите, кто?
– Федорова. Я к следователю Ермакову по повестке, – протянула женщина серую бумажку.
– Проходите. Садитесь. Как к вам можно обращаться?
– Мария. Просто Мария.
Следователь улыбнулся.
– Хорошо, просто Мария. Надеюсь, вы догадываетесь, по какому поводу я вас пригласил?
– Да, конечно. Наверное, из-за Игоря. То есть я хотела сказать: Игоря Олеговича.
– Совершенно верно. Вы ведь с ним последнее время вместе проживали? Я ничего не путаю?
– Нет. Мы не скрывали наши отношения. Мы собирались пожениться, но как-то все откладывали. А теперь… Извините…
– Я понимаю, – сочувственно сказал следователь. – У меня к вам будет несколько вопросов. Вы готовы на них ответить?
– Я постараюсь.
– Когда вы видели потерпевшего, простите, Игоря Олеговича в последний раз? Перед тем как он…
– Утром. Он разбудил меня, приготовил завтрак. А потом попрощался и уехал. Как оказалось, навсегда.
– Вы не заметили в его поведении, в настроении какие-нибудь странности?
– Нет, он был обычным, как всегда.
– Но, может быть, какие-то намеки? Ведь буквально через несколько часов после вашего расставания он…
– Нет. Всё было, как всегда.
– Вы не хотите отвечать на мой вопрос? – спросил следователь.
– Я ответила на ваш вопрос. Больше мне добавить нечего.
Следователь нервно забарабанил пальцами по столу.
– В последние месяцы вы в поведении Игоря Олеговича не замечали никаких странностей? Может, он был задумчив, или, напротив, возбужден, или рассказывал о каких-то проблемах?
– Нет, – твердо ответила Мария. – Я ничего не замечала. Он не был задумчив и ничего мне не рассказывал!
– Странно, – заметил следователь. – Человек собрался умереть, согласитесь, это не рядовое событие, и при этом в его поведении вы не замечаете никаких изменений. Или вы просто не хотите мне ничего говорить?
Пристально глянул на Марию. Но та не отвела взгляд.
– Да, вы правы, я не хочу обсуждать с посторонними людьми наши с Игорем взаимоотношения, – сказала она. – Это… это слишком серьезно для меня. И слишком больно. Игоря уже не вернуть. Его нет. Так зачем копаться, зачем ворошить память?
– Я не посторонний, я следователь…
– Вы, в первую очередь, человек. И – мужчина. И должны понимать. Есть такая пословица – в доме повешенного не говорят о веревке. Я не хочу говорить о веревке. По крайней мере теперь. Извините.
В голосе Марии зазвучали напряженные нотки. Она готова была, она могла в любую минуту сорваться в истерику.
– Простите, – поторопился извиниться следователь, которому совершенно не улыбалось успокаивать и отпаивать валерианкой свидетельницу. – Если не теперь, позже, я могу пригласить вас?..
– Как хотите, – безразлично ответила Мария. – Я могу идти?
– Да, конечно, идите…
– Ты куда?
– На работу.
– Еда на столе. Десерт в холодильнике.
– Чего ты?
– Люблю смотреть, когда мужчины едят. Это так много говорит об их характере. Отец у меня ел не как ты – торопливо, быстро. И все равно что. Присядет, накидает и – побежал. Мать на него сильно обижалась – готовила, старалась. А ему все равно, что пирог с грибами, что картошка в мундире. И характер такой же – мимо всего бежал. Куда-то. Сам не знал куда…
– А я как ем? Какой у меня характер?
– Терпеливый, разумный. И ешь так же – пережевываешь тщательно. Как положено. Косточки вон аккуратно складываешь рядком. Другие кидают как попало.
– Это что, плохо?
– Это никак. Это зависит от того, среди кого ты окажешься и чему себя посвятишь. В какие руки попадешь. Ты не сам по себе, ты – с людьми.
– Уже попал. В твои.
– Мои руки никого не держат. Мои руки разомкнуты. Хочешь – улетай, хочешь – оставайся. Я никого не неволю. Зачем? Силком никого удержать нельзя, хоть даже ежовые рукавицы надень – только ребра пообдерешь, вырываясь.
– А улетать не хочется.
Посмотрели друг на друга.
– Ты когда придешь?
– Постараюсь поскорее. Скучать будешь?
– Ничуть… Я самодостаточная. Есть ты рядом – я рада. Нет тебя – значит, ты скоро придешь и радость вернется. Я умею ждать. Я как улитка в домике – я везде у себя и с собой. У меня профессия такая, работаю в одиночестве. Сама для себя и сама с собой. Так что я привыкла.
– Тогда я пошел.
– Иди… Чтобы вернуться…
– Хочу познакомить тебя со своими друзьями.
– Зачем?
– Чтобы они стали твоими друзьями. У меня их не так много, но они проверены временем. Не хочу никаких тайн. Хочу, чтобы ты знал про меня все.
– А это правильно – знать всё?
– Правильно! Если есть какие-то тайны, даже самые маленькие, даже невинные, они рождают подозрения. Иногда очень большие.
– Считается, что отношения должны строиться на доверии.
– Cогласна. А доверие – на знании. Тот, кто знает, тот не сомневается. Кто не знает – тот домысливает и фантазирует и может дофантазироваться до черт знает чего. Нам всегда кажется больше, чем есть на самом деле. Это от страха быть уязвленным. Вот мы и нагораживаем. От самозащиты. От самолюбия. Это плохой путь. Мы не должны защищаться, мы должны открыто идти друг к другу.
Она посмотрела на него. Улыбнулась.
– Может, ты и права. Своей жене я доверял. Просто так.
– Просто доверие – это слепота и блуждание в потемках. Я не хотела бы, чтобы ты бродил впотьмах. Так можно и ноги сломать. Или прийти не туда. Мне нечего скрывать.
– Значит, и мне надо…
– Тебе нет! Ты можешь не говорить ничего. Это твое право. Каждый выбирает сам. Я хочу, чтобы ты знал про меня все. Мне так комфортней. Я не хочу подозрений, вопросов, разборок, ссор. Если ты начнешь спрашивать, мне придется отвечать. А это… это как насилие. Я не хочу никаких вопросов. Я хочу, чтобы ты знал все и сразу. В субботу мы собираемся на даче. Ты приглашен.
– Кем?
– Мною. Этого вполне достаточно. Форма одежды – свободная. Форма поведения – раскрепощенная.
Звонок. Номер совершенно неизвестный. Брать – не брать? Этот телефон знают только свои, только близкие и друзья. Наверное, надо…
– Да. Я слушаю.
– Игорь Олегович?
Голос незнакомый.
– Он самый. С кем имею честь?
– Это не важно. Меня просили позвонить, чтобы выяснить об одном кредите. Вы должны поставить свою подпись.
– Послушайте, этот телефон частный, если у вас есть вопросы, касающиеся моей работы, то приходите, пожалуйста, в офис в рабочее время и запишитесь на прием. Если это в моих силах, я с удовольствием помогу вам. Спасибо.
– Вы не поняли. Это вопрос частный, потому что касается лично вас.
– Послушайте… Я не занимаюсь кредитами в неслужебное время, поэтому, пожалуйста, не звоните по этому телефону. Никогда! Кто вам вообще дал номер? Прощайте. – Нажал отбой. Идиоты какие-то!