– Конечно. Это ведь не твой дом. О чем беспокоиться?
– Перестань. – Сергеев обнял Кристину за плечо и притянул к себе. – Мы с тобой столько лет вместе. Куда делась отчаянная девчонка, которую я знал?
– На ее недолгий век пришлось достаточно потерь, чтобы бояться новых. Олег, может, пора заканчивать, пока все не зашло слишком далеко?
– Ты прекрасно знаешь – я человек долга. Раз дал слово довести дело до конца, значит, так оно и будет. И потом, в момент кризиса нельзя принимать импульсивных решений. Когда машина входит в занос, водитель руль не бросает.
– Правильно. Водитель жмет на тормоза.
– Так и поступим. Притормозим, а потом спокойно доедем до финиша.
– Господи, как ты упрям! Я понимаю, память об отце…
– В данном случае память об отце ни при чем. Представь, что прямо сейчас я позову Карпова и скажу: «Вы свободны. Идите домой». Понимаешь, к чему это приведет?
– К чему же?
– А к тому, что он ничего не поймет. Почему мы передумали? Что у нас на уме? Может, просто играем с ним как кошка с мышкой, а потом вернемся. Такая жизнь будет пыткой. Между тем Карпову осталось написать всего один рассказ. Вполне возможно, какой-то из трех действительно опубликуют. История про Моцарта вполне достойна. Тогда он получит свою свободу по заслугам, и будет знать – почему.
Кристина немного помолчала, потом спросила:
– Как ты поступишь с Лучинским?
Судя по тому, что она сменила тему, Сергеев понял – аргументы возымели действие. Впрочем, кто знает, надолго ли? Олег Михайлович принял решение вывести Кристину из игры.
– Сначала надо его найти, – уклонился он от ответа. – А там будет видно. Не думай об этом. Твоя помощь больше не нужна. Дальше я справлюсь сам.
– Но я обязана… – попыталась сопротивляться Кристина, правда, без прежней энергии в голосе.
– Все, – перебил ее Сергеев. – Вопрос решен. Сделаешь последнее дело – и отдыхай. Если хочешь, буду держать тебя в курсе.
Возражений не последовало.
05.35
Карпов находился на грани истерики. Темные очки, которые ему велели надеть, почти не пропускали света. Конструкция их была такова, что и боковым зрением не удавалось ничего увидеть, как ни скашивай глаза. В этих очках его вывели из дома, посадили в машину и увезли. С той поры прошло около получаса. Может, больше. Или меньше. Геннадий Иванович не был уверен, что в состоянии адекватно оценивать время. Поначалу он пытался по примеру героев боевиков считать повороты, но быстро запутался. Да и зачем все это? Какая разница, каким маршрутом они едут и куда его везут? Гораздо важнее другой вопрос: зачем?
С каждой минутой у Карпова крепла уверенность в том, что его везут на расправу. Похоже, Лучинскому удалось сбежать. Возможно, он сейчас в полиции. Если так, понадобится свидетель для подтверждения правоты его слов. А им может быть лишь один человек – Геннадий Иванович Карпов. Единственный свидетель.
Карпов не выдержал и спросил:
– Вы меня убьете?
Кристина – машину вела она – ответила:
– Не говорите глупостей. Хотели бы убить – давно бы убили.
Не свойственная Кристине резкость, против ожидания, успокоила Геннадия Ивановича.
«Она права, – подумал он. – Если бы со мной собирались расправиться, не все ли было бы равно, запомню ли я дорогу?»
Вскоре машина остановилась. Кристина взяла Карпова под руку.
– Идемте со мной.
Скрипнула дверь. Они куда-то вошли. Потом поднялись на несколько ступеней. Зашумел лифт. Почти сразу с привычным лязгом открылись двери. Лифт поднимался долго. Значит, в здании было много этажей. Наконец, двери открылись. Они вышли.
– Стойте, – сказала Кристина.
Карпов подчинился. Загремели ключи.
– Входите… Теперь можете снять очки.
Геннадий Иванович не заставил просить себя дважды.
Они стояли в прихожей небольшой малогабаритной квартиры. Во всяком случае, в поле зрения Карпова оказались три двери. Две из них, судя по всему, вели в ванную и туалет, а третья…
– Комната там, – показала Кристина.
Они прошли внутрь. Обстановка походила на гостиничный номер времен восьмидесятых годов прошлого века. Диван. Стол. Кровать у стены. Телевизор. Кресло. Небольшой столик у дивана.
– Теперь я буду жить здесь? – спросил Геннадий Иванович.
– Все вопросы – к Олегу Михайловичу. Он приедет позже. Тогда же привезут ваши вещи. Пока отдохните. Проголодаетесь – на кухне есть продукты. Дверь за мной закроете сами – ключи лежат рядом на полочке. Если позвонят – не подходите и не отвечайте. Никто из нас звонить не будет – у нас есть дубликат. Так что в замочной скважине ключи не оставляйте.
– Вы доверяете мне ключи? А если я возьму и уйду?
– Уходите. Выбор по-прежнему за вами. Кстати, меня просили передать, что окна здесь не открываются. Уж извините. По-моему, все. Желаю написать хороший рассказ.
– Желаете? С чего бы? Мне казалось, ваша компания скорее заинтересована в обратном.
– Прощайте, Карпов. – Кристина вышла в коридор, вскоре за ней хлопнула дверь.
«Обиделась, кажется, – подумал Геннадий Иванович. – Но ведь она же… Вшивый интеллигент, – тут же ругнулся он про себя. – Без чувства вины – никак. Кстати, почему она сказала “Прощайте”?»
Карпову вновь стало тревожно. Он подошел к окну и подергал ручку. Окно действительно не открывалось. Окружающий пейзаж был незнаком.
«А если разбить? – подумал Геннадий Иванович и немедленно возразил сам себе: – Какой смысл? Если можно просто уйти – зачем бить стекла?»
Он сел на диван. Со временем тревога улеглась. Возможно, Карпов просто устал бояться.
На то, чтобы изучить квартиру, много времени не потребовалось. Единственная комната, ванная, туалет, прихожая и скромных размеров кухня – после загородного коттеджа контраст разительный. Благодаря скудной обстановке новое пристанище к тому же не выглядело обжитым, больше походя на гостиницу для не слишком притязательных постояльцев.
«Наверное, это такая форма наказания, – подумал Геннадий Иванович. – Хоть формально ты ни в чем и не виноват, но имей в виду – тобой мы тоже недовольны».
Чтобы разогнать неприятные мысли, Карпов вернулся на диван и включил телевизор. Он не слишком жаловал «зомбоящик», но других способов отвлечься квартира не предоставляла. На первом канале шел астрологический прогноз. На следующей кнопке рекламировали средство от молочницы. Нажав кнопку еще раз, Карпов увидел Штирлица, спавшего в автомобиле. Голос Копеляна доверительно сообщил: «Пройдет несколько минут – и он проснется».
Геннадий Иванович позавидовал разведчику, способному спать по заказу. Ему самому немного сна сейчас точно бы не помешало.
Глава одиннадцатая
17 июня
09.20
Лучинский очнулся от чудовищной головной боли. Болело все и везде. Особенно ломило затылок. Павел Борисович не стал открывать глаза. Если это похмелье, будет только хуже. При этом боль почему-то воспринималась отстраненно, словно голова принадлежала не ему, а совсем другому человеку. Неспешно, одно за другим, как воздушные пузыри сквозь растительное масло, из глубин сознания стали всплывать воспоминания. Встреча с полицейскими… уход из коттеджа… Кажется, Карпов пытался его остановить…
Несмотря на приглушенность эмоций, Лучинскому стало тревожно. На трезвую голову ночное бегство воспринималось иначе. Теперь Павел Борисович не был настолько уверен, что действия Сергеева – блеф. Следовало, по крайней мере, допустить иную возможность. Осознание этого факта усилило ощущение тревоги. Немудрено. Если он ошибся, то подписал себе смертный приговор.
Лучинский попробовал разомкнуть веки. Хуже не стало. Может, потому, что хуже некуда? Было светло. Значит, сейчас утро или день. Рядом ритмично пищал какой-то прибор. Павел Борисович вспомнил, что находится в больнице. Боже, как болит голова! Он попробовал дотронуться до нее, но руку что-то держало. Обе руки. Лучинский рискнул оторвать голову от подушки. Боль усилилась, но не настолько, чтобы ее нельзя было терпеть. Критик скосил глаза и увидел, что обе руки привязаны к кровати скрученной в жгут простыней. Вот это номер!
Ощущать себя связанным было не только унизительно. Если допустить, что Сергеев не блефовал… Сейчас, когда жертва беспомощна, ему не нужно строить хитроумных планов. Кто-нибудь неприметный в медицинском халате просто зайдет в палату и сделает укол. Кого удивит, что пациент с тяжелой травмой головы скончался?
Лучинскому стало по-настоящему страшно. Надо как можно скорее выбираться отсюда.
Дверь палаты распахнулась. Вошедшая медсестра заметила, что пациент очнулся.
– Как вы себя чувствуете?
– Терпимо.
Голос не изменил Павлу Борисовичу. Во всяком случае, говорить было не больно.
– Я могу побеседовать с врачом?
Сестра посмотрела на него с подозрением. Видно, ночью он много чего наговорил.
– Через час будет обход.
– Не через час! Немедленно! – Лучинский быстро подавил раздражение – в его положении резкость неуместна. – Простите, голова так болит, что трудно себя контролировать. Конечно, если врач занят, я подожду. И, девушка, можно вас попросить?
– О чем?
– Не смотрите на меня так, будто я Чикатило.
Последняя фраза, похоже, возымела действие. Во всяком случае, доктор скоро появился. Тот же, что и ночью. Но критик был к этому уже готов.
– Здравствуйте, – поприветствовал он врача. – Надеюсь, при свете дня я выгляжу лучше?
– Более-менее. Мы нашли у вас в одежде паспорт. Лучинский Павел Борисович – это вы?
– Конечно. Вам что-нибудь говорит это имя?
– А должно?
– Понятно. Могу я узнать, как вас зовут?
– Вячеслав Федорович Архипов.
– Вячеслав Федорович, я известный литературный критик. Очень известный.
– И что из этого следует?
Лучинский немного растерялся.
– Но…
– Павел Борисович, – перебил его медик. – У меня в приемном двое тяжелых лежат. А вы, судя по виду, вполне стабильны. Скоро к вам придет лечащий врач…
Лучинский понял, что разговор сейчас прервется.
– Вячеслав Федорович, я не буду вас задерживать. У меня только одна просьба. Позвоните, пожалуйста, одному человеку и сообщите ему, что я здесь. Он генерал-майор полиции.
По выражению лица врача Павел Борисович понял: полицию упоминать не стоило.
– Этот генерал – мой друг, – добавил он. – Разве я не имею право дать знать, где нахожусь?
Аргумент был разумным, и доктор сдался.
– Нина, запишите телефон, – распорядился он.
11.45
Нет ничего хуже, чем ждать. Особенно, когда подозреваешь, что тебя догоняют. Головную боль еще можно было терпеть. Лучинский не стал просить таблетку. Кто знает, что ему дадут? Но звуки шагов каждый раз заставляли мышцы рук сокращаться, натягивая путы. Движение было чисто рефлекторным. Все равно в нынешнем состоянии не удастся ничего предпринять. Павел Борисович настолько завел себя, что, когда сестра зашла поставить термометр, вдруг попросил:
– Нина, вы не можете со мной посидеть?
«При постороннем человеке вряд ли кто-нибудь решится».
– Посидеть? – удивилась та. – Зачем?
Лучинский не смог с ходу придумать убедительную причину.
– Так. Просто. Мне было бы спокойнее.
– Вам снова тревожно? Хотите, сделаю укол?
– Нет-нет, не надо. – Павел Борисович мысленно обругал себя. Теперь они опять подумают, что у него едет крыша. – Просто в присутствии красивой девушки выздоровление идет быстрее.
Иногда даже избитые приемы действуют безотказно. Нина улыбнулась.
– С современными лекарствами мне трудно конкурировать.
В этот момент в палату вошел генерал-майор Агеев. Сейчас он был одет «по гражданке».
«Жаль, – посетовал Лучинский, все же испытав сильное облегчение. – Генеральский мундир производит впечатление».
– Павел Борисович! Что с вами случилось?
– То, что я прикручен к кровати, у вас вопросов не вызывает?
Агеев явно смутился.
«Они уже поговорили с ним», – догадался Лучинский.
– Владимир Николаевич, я абсолютно нормален. Вы верите?
– Конечно, верю.
Наигранный энтузиазм в голосе генерала говорил сам за себя.
– Ну да, – горько усмехнулся критик. – Я совсем забыл, что все сумасшедшие уверяют в этом.
Медсестра тактично покинула палату.
– Никто не принимает вас за сумасшедшего, – заверил Агеев. – Просто, возможно, вы переутомились.
– Удар дубинкой по голове очень способствует переутомлению.
– Вы сказали врачу, что вас избили полицейские. Так оно и было?
– Об этом мы поговорим потом. Сейчас гораздо важнее другое. Послушайте меня внимательно. Предупреждаю, рассказ будет долгий. Готовы слушать?
– Говорите.
И Лучинский рассказал все с самого начала. Агеев не перебивал. По выражению лица генерала трудно было понять, как он относится к услышанному. Впрочем, такое умение Агеев вырабатывал годами.
Наконец, Павел Борисович закончил.
– Не буду спрашивать, что вы обо всем этом думаете. Просто проверьте факты. Если они подтвердятся – поговорим уже не здесь.
– Вам известен адрес дома, в котором… вы находились? – спросил Агеев.
Заминка генерала не ускользнула от Павла Борисовича.
– Увы! Они привезли меня прямо из аэропорта, а по дороге я болтал, не особенно глядя по сторонам. Но я обязательно его узнаю… – Лучинский быстро сообразил, что сказал глупость. – Впрочем, сейчас это не поможет… Стойте! – вдруг воскликнул он. – Врач! Они вызывали мне «скорую помощь». Второго июня в районе полудня. Как же его звали? – Критик наморщил лоб и тут же скривился от боли. – Черт! Проклятая дубинка… Ага! Вспомнил! Роман Иванович Мальцев. Это их человек, и, конечно, он будет все отрицать, но адрес выезда регистрируется. От полиции его не скроют. Только, умоляю, Владимир Николаевич, не откладывайте. За мной могут прийти в любой момент!
Лучинский чувствовал: чем больше он говорит о своих страхах, тем больше растут сомнения Агеева в адекватности его состояния. Но язык подчинялся не ему, а страху…
12.10
– Это типичный алкогольный психоз, вне всяких сомнений. Картина вполне классическая. Он утверждал, что его преследуют, порывался бежать, звал полицию. И тут же уверял, что именно полиция его избила. Судя по анализу крови, накануне господин Лучинский выпил около литра крепкого алкоголя. И… вы ведь не будете уверять меня, что подобное случилось с ним впервые?
– Нет. – Генерал Агеев сидел в кабинете главного врача больницы. – Ни для кого не секрет, что Павел Борисович любит выпить. Более того, не стану скрывать, история, которую он мне рассказал, довольно… необычна.
– Вот видите!
– Но в целом он выглядит вменяемым. Хотя тут я вторгаюсь в вашу епархию. Впрочем, Лучинский сообщил факты, которые можно проверить. А до той поры, как я это сделаю, переведите его в отдельную палату. Павел Борисович – обеспеченный человек, с оплатой вопросов не возникнет. Или по состоянию здоровья он должен находиться в реанимации?
Главврач посмотрел документы.
– Да нет. Томография не выявила серьезных травм.
– Вот и хорошо. И пусть эта палата будет в уединенном месте, чтобы можно было, не привлекая лишнего внимания, выставить охрану. Береженого, как говорится, бог бережет.
– У меня нет охраны. Только санитары.
– Охрану я пришлю. Они свяжутся с вами, когда появятся. Кстати, эти люди умеют быть незаметными, так что не беспокойтесь на сей счет.
Главврач явно не был в восторге, но не решился возражать.
– Хорошо, мы переведем его.
Агеев встал.
– Ну и отлично. Благодарю за понимание.
Они пожали друг другу руки.
12.30
Увидев незнакомого человека, Лучинский напрягся.
– Что вам нужно?
Тот принялся развязывать его путы.
– Вас переводят.
– Переводят? Куда?
– В другую палату.
– Зачем?
– Понятия не имею. Я санитар. Мне просто сказали вас перевезти.
– Санитар? – Павел Борисович посмотрел на него с подозрением. – Покажите документы.
– Какие еще документы?