В общем, тихие, работящие соседи, никаких от них бед.
– Вот как. И что за лектор? Толковый хоть?
Я поднялся, разминаясь, кивнул автомату:
–Два кофе.
Тот мигнул красным, издевательски каркнул:
–Отказано. Слишком частые запросы, повторный запрос возможен через полтора часа.
–Раскурочу.
Аппарат тихо взвыл, но продолжил смело моргать лампой. Я постоял, примериваясь к наглой машине. Стоило ее проучить, чтоб не смела перечить, но… Ладно, кофе и разговоры подождут. Плюнув, я вышел из каморки, махнув головой Малому:
–Труба зовет.
Дел на сегодня оказалось не особо много. Побитый малолитражный дэу, который приволокли накануне, сиротливо сгорбился в слишком широком для него стенде. Машина приветливо моргнула фарами, когда я подошел к операторскому пульту. Запущенная с вечера программа диагностики бодро доложила о всех неисправностях, не преминув наябедничать на автомобиль:
–Ночью замечены и пресечены две попытки покинуть территорию сервиса. Объяснения не получено, так что аппарат временно зафиксирован. Разблокировать?
Фары Дэу вспыхнули, но тут же притухли, я откинулся на спинку стула, уставившись на него самым суровым взглядом.
–Ну, и что это такое? Тебя только вчера притащили! Кормят тебя хозяева черте чем, а ты все равно к ним рвешься. – Я бегло просмотрел результаты проверки, – Вот, точно, опять индийские батареи! А колеса? А? что это такое?
Я ткнул в пункты, выделенные красным. Маломерок негромко пискнул, в отдельном окошке понеслись, сбиваясь и толкая друг друга, строки кода. В глазах зарябило, я протестующее прикрикнул:
–Все! Все! Понял, не истери! Делать мне нечего, кроме как уговаривать некоторых. – Я повернулся к Малому, – Пункты с седьмого по двадцатый. А я пока вытащу эти сволочные батареи…
Малой ухватил со стоек тестер и пошел вокруг замершего Дэу, а я, закатав рукава, принялся за работу. Бдительно следящий за нашими перемещениями автомобиль щелкнул внутренним запором на аккумуляторной крышке левого переднего двигателя еще до того, как я откинул крыло. Час от часу не легче. Начинать шаманские танцы с уговорами и угрозами? Черт бы побрал эти «интеллектуальные» вещи вместе с изобретателем! А эта гадина, попадающая к нам едва не каждый месяц и упорно не желающая сдохнуть? Интеллектуал, мать его, каждый раз приходится изобретать что – то новое.
Но не в этот раз. У меня свой такой же стоит трясется где – то на трассе, так что в этот раз не до уговоров. Я свистнул Малому, выразительно зыркнув под открытый им распределительный блок. Тот в ответ замедленно моргнул, неожиданно даже для меня ткнув щупом куда – то в скопление схем. Автомобиль сдавленно охнул, мгновенный сбой отключил систему, и пока он ошалело попискивал, я рывком открыл аккумуляторный отсек. Лишившееся питания колесо просело, а я уже перешел к следующему. Тут как, главное, открыть первый отсек, а потом машина перестает сопротивляться.
–Как там дела?
Я уложил последний аккумулятор на тележку и остановился передохнуть у обездвиженной машины. Маломерок затих, изредка помаргивая аварийными огнями, когда косолапистый Малой тестилкой замыкал контакты. Не дождавшись ответа, я утопал в душевую, а когда вернулся, пространство мастерской заполняли ароматы кофе и ругань Малого. Я замер в дверях, с интересом наблюдая открывшуюся картину. На полу исходило паром нечто, бывшее, вероятно, раньше овсянкой, а сам Малой выламывал из стены верещащий дурным голосом автомат. Заметив меня, железяка попыталась воззвать к милосердию, но мне было интереснее наблюдать за этой битвой разумов. Тогда отчаявшаяся машина, напрягшись изо всех сил, выпустила струю кипящего кофе, второй раз за день испоганив обидчику комбинезон. Малой обиженно взревел и, выпустив подлое создание, умчался прочь. Пока он сыпал проклятиями из дальнего угла, я приладил полувыломанный аппарат обратно. Когда наш доблестный подавитель бунтов вернулся, обходя по дуге зашипевший на него автомат, я уже заканчивал наводить порядок.
–Что вы с ним не поделили?
Малой втиснулся в кресло, покосился на обидчика, едва не плюясь:
–Он первый начал. Я его попросил чего?
–Чего? – Я с любопытством посмотрел в раскрасневшееся в праведном негодовании лицо.
–Я ему говорю – дай мне пирога, а он?
–Не дал?
–Нет. – Малой, нисколько не впечатленный моей проницательностью, все таки плюнул, не попал и разъяснил: – Говорит, судя по медкарте, мне пирог нельзя, и непонятно, как я еще жив вообще. Эта гадина следит за мной, представляешь?!
Он обличающе ткнул в аппарат пальцем так энергично, что мне на мгновение показалось, что тот еще плотнее вжался в стену. Я потряс головой, прогоняя наваждение.
–Ну, положим, не он один, и не только за тобой, но не в первый же раз?
–Да я знаю, – Малой кивнул. – Только они раньше не такие наглые были. Этого, – палец снова уперся в затаившуюся кофеварку, – Можно было переспорить, а сейчас он мне хрючево кинул, нате, мол, получите, и все. Я, говорит, ни при чем, отстаньте!
Я задумался. Действительно, автоматика в последнее время совсем распоясалась. Хотя бы тот же Дэу. С каждым разом обмануть его все сложнее. С этими самообучающимися алгоритмами они того и гляди совсем на шею сядут. Эти светлые головы в Исследовательском центре сидят в своем придуманном идеальном мире, где человек и машина идут, взявшись за руки, к всеобщему счастью, а мы тут мучайся. Хорошо устроились, весь мир – тестовый полигон. Все, что осталось… Я отбросил грустные мысли и, громко хлопнув по замурзанным подлокотникам, отрезал:
–Все, хорош препираться, устроили мне тут! И вообще, обед!
Яркий после искусственного освещения мастерской, дневной свет ослепил, перед глазами поплыли цветные круги. Щурясь, я кое как проморгался, из – под руки оглядывая пыльную улицу. На древнем асфальте дрожали миражики, поэтому я не сразу разглядел приближающуюся фигуру. Еще не видя лица, я уже узнал ее. Ника Громова, легкая и подвижная, в легкомысленном тонком платье, приближалась к мастерской. Она прощебетала приветствие и проскочила мимо, оставляя едва заметный запах духов.
Когда я вошел, она уже мило ворковала с Малым, вынимая из незамеченного мной контейнера гигантские бутерброды. Тот, покрасневший от счастья, что – то смущенно бормотал, не забывая при этом усиленно жевать. Мне оставалось только молча разевать рот, так что я принял волевое решение. Аккуратно прикрыв за собой дверь, я тихо удалился, бросив напоследок:
–Ну, вы тут это, без этого только, ага?
Глава 2
Обед пролетел скомкано и сумбурно. Съел что-то, не оставившее о себе памяти, не переставая рассуждать об увиденном. Часть меня нежно напевала, убаюкивая, что все в порядке, это всего лишь шизофренические бредни, и никакой Ники в мастерской нет и не было. Я пребольно ущипнул себя, и встрепенувшийся мозг изменил показания. Потащилась скорбная вереница образов, один другого гаже. Вот они стоят, обнявшись, затем свадьба, выводок спиногрызов и рожа Малого, такая добрая, что хочется взять и пожелать ему добра в глаз!
Не будем о грустном. Может, все хорошо, и Ника просто маньяк, специализирующийся на крупном рогатом… тьфу! На таких вот Малых. Я невесело усмехнулся. Как бы то ни было, придется разъяснять этот вопрос с самим виновником. Я домучил остывший чай и, чмокнув в макушку только вернувшуюся с дежурства мать, поскакал на работу.
Пинком отворив дверь, я влетел ураганом, рассчитывая поймать парочку на горячем. Шаманящий у автомобиля Малой мамкнул, выронив деталь, а я как ни в чем не бывало протопал в каморку. Влепив попробовавшему распоряжаться чайнику, получил свой кофе и выплыл в зал.
– Ну, сознавайся, негодяй. – Я стрельнул глазами поверх стакана. – Развратничали небось?
Малой уставился в ответ честным коровьим взглядом.
– Ты чо говоришь? Это ж Ника! Она мне бутербродов принесла, по-дружески…
– Знаю я эти ваши «по-дружески»: сперва она тебе бутерброды носит, а потом ты ее на шее таскаешь. – Я хохотнул. – Смотри, как бы жениться не пришлось.
Малой потупился, но тут же вскинулся, сжав кулаки:
– А кабы и пришлось, твое дело седьмое!
– Все, все, дружище, не голоси! Я тебя понял.
Выставил перед собой руки, ноги бросили меня на середину мастерской. Краем глаза высматривая пути к отступлению, боком, боком я переместился за парализованного маломерка, и уже оттуда спросил:
– Так секс был у вас?
Над головой просвистела тряпка, за спиной что-то грюкнуло, но я не спускал глаз с Малого. Тот надулся, готовый взорваться, но я не зря был его единственным другом. Когда знаешь человека с детства, учишься читать его так же легко, как назаборную живопись. Вот и сейчас он выдохнул, превращаясь из угрожающего просто в крупного парня. Подобрал оброненную деталь и, не глядя на меня, стал прилаживать ее под капот автомобиля.
Я обошел машину и гулко шлепнул Малого по дубовой спине.
– Ну, чего ты?
Тот недовольно дернул плечом, пробурчал:
– Отвали.
– Ну прости засранца, я же не думал, что у вас серьезно.
Малой разом сдал, словно уменьшившись в размерах. Захлопнув капот, он повернулся ко мне, в глазах застыла непривычная для него грусть.
– Не серьезно. У нее – точно. Я ж говорил: мы к бродягам ходили. Там дядька лекцию читал, про жизнь, про планету, я не понял даже и половины, но он все равно рассказывал интересно. Потом гуляли. Сегодня опять пойдем. Хошь, и тебя с собой возьмем. Мы даже за руки не держались!
Я неопределенно махнул рукой:
– Договорились, если позовете.
– Конечно. Ника про тебя спрашивала, и дядька этот тоже просил друзей приводить. Так что вечером зайдем за тобой.
Остаток дня провозились с несговорчивым Дэу. Получив новые аккумуляторы, тот постарался сбежать, но бдительный терминал опередил его, подняв борта стенда. С экрана сыпали строки машинной ругани и угроз, но нам было не впервой воевать с этим маломерком. Спустя четыре часа непрерывного унижения и издевательств над квазиживой автоматикой мы побросали инструмент, едва не валясь с ног. Работа была закончена. На вновь открытом стенде замер блистающий новой обшивкой автомобиль. Он удивленно жужжал посвежевшими двигателями, будто заново привыкая к ним, снова полным сил и энергии. Дэу медленно выполз из стенда, разбрасывая по темным углам отблески, и, обронив с экрана терминала машинное «спасибо», торопливо понесся домой.
– Не за что! – крикнул я ему вслед. – До встречи через месяц!
Он скрылся за углом, а во мне крепло ощущение, что я что-то забыл. Да твою же!… Моя машина осталась на дороге!
За своим авто не пошел. Завтра, все завтра… Только будильник заведу на пораньше, и прямо с утра отправлюсь. Наверное. Или в обед. Но точно. Матери не оказалось дома, судя по записке на двери, опять ушла на собрание клуба «кому за…», где все городские фурии ежевечерне сбиваются в стаю и обсуждают произошедшее за день, разъяренно постукивая спицами и выдавая километры носков и суждений. Ладно, не критично, главное, чтобы не тащила клубные дела в дом.
Это, кстати, тоже бродяжье нововведение. Раньше одинокие женщины собирались в групповых чатах, но с пару недель назад в полусъеденном временем доме вдовы Ивановой появилась Она. Настасья Сергеевна, или просто Настюша, как сама велела называть себя. Дородная тетка неизвестного возраста с повадками цыганки и военной выправкой моментально очаровала одиноких Журавлевских женщин. Уже через пару дней вдовий дом расцвел занавесками и разговорами, а мать принесла гордую весть, что отныне все вечера будет проводить в клубе.
Вспомнился загадочный лектор. Как-то слишком рьяно бродяги начали внедряться в городскую жизнь. Я покрутил эту мысль то так, то эдак. Безобидная, она все же оставляла неприятный горький осадок.
Отперев дверь, прямо в обуви протопал на кухню. Матери не будет до ночи, так что могу себе позволить. Наступив на суетящегося под ногами автопылесоса, громко выругался. Безмозглая машина даже под угрозой зверской расправы успела пару раз зацепить щеточкой ботинок, пока я отодвигал ее с дороги.
– Борща!
Развалившись за столом, мысленно вернулся к Настюше. Ничего особенного в создании клуба по интересам не было. По рассказам матери выходило, что они там только тем и занимаются, что вяжут да сплетничают, но в ней самой что-то неуловимо изменилось. Нет, я не хочу сказать, что она ходит с ножом или что-то в этом роде, но… Подозрительно добрая.
Аромат борща кинул захлебывающегося слюной меня к автомату раньше, чем тот успел доложить о готовности. Я сменил уже в который раз недодуманную мысль на ложку, на пару минут выпав из реальности.
В ожидании Малого и приключений я вышел на улицу и уселся в темноте на рассохшейся лавке. Старый слепой фонарь, переставший различать день и ночь, давно нужно было починить, да все руки не доходили. Над головой плыл знакомый рисунок созвездий и ночные ароматы. Мать рассказывала, что раньше, в больших городах, звезд не видели годами из-за повсеместной освещенности и грязного воздуха. Она так красочно описывала происходящее тогда, что я перед глазами само собой вставало серое небо без единого просвета, в котором сплелись дыхание фабрик, дым от бесконечно горящих свалок и выхлоп миллионов машин. К началу массового внедрения электромобилей я уже родился, но меня сразу же увезли в Журавлев, так что о прошлом ничего сверх того, что рассказывали дома и на школьных курсах, не запомнилось.
Странный крадущийся звук привлек внимание. Монотонный приглушенный шорох, я не обращал на него внимания, предаваясь ностальгии, словно какой-нибудь эстетствующий поэт. Но далекий лай вернул к реальности, заставив недовольно сморщиться. Все очарование момента тут же с готовностью ускользнуло. Ну и ладно, очень хотелось. Я прислушался. Осторожные шаги. Множество тихих шагов отовсюду. Приглядевшись, заметил группки спешащих людей в полумраке неосвещенной улицы. Они двигались к окраине, в сторону Карамазова. Замерев, я следил за странным шествием. Люди торопливо крались в тишине, лишь изредка слышался приглушенный шепот. Я порядком струхнул, когда две тени направились в мою сторону. Одна крохотная, а вторая – огромная, утёсисто нависающая. Я забыл, как дышать, когда они остановились напротив. Шаря руками в поисках чего-нибудь тяжелого, уже прикидывал, не пора ли героически отступать, как над головой раздалось:
– Здорово, Серега, мы за тобой. Не признал?
Я секунду колебался, приглядываясь к смутным лицам. Избыточно огромный благодаря разнице в габаритах между ним и спутницей Малой щелкнул фонарем, удивительно точно полыхнув мне в глаза. Свет едва не снес меня с лавки, заставив слепо щуриться. Вот теперь сомнения отпали полностью: только мой талантливый друг мог так поступить, будь он здоров! Его спутница что-то прошипела, я услышал звуки борьбы. Когда наконец в глазах перестали скакать стада солнечных зайцев, расправа была окончена. Медленно привыкающие к темноте глаза разглядели понурившегося Малого и Нику с фонарем в руках.
– Хех, да вас прямо не узнать! – Я скептически кивнул на длинные темные накидки.
– Мы старались. Ну чо, идем?
Малой приглашающе мотнул головой. Я посмотрел вдоль улицы. Серые тени уже скрылись, только где-то далеко все никак не могла успокоиться собака.
– Идем.
Мы торопливо зашагали по дороге. Малой все ускорялся, едва не переходя на бег, девушка почти висела на его руке. Резко заболело в боку. Хватая губами воздух, я старался не подавать виду, но что-то меня выдало: не то яростное шарканье ног по истертому асфальту, не то драконье дыхание, рвущееся из пересохшего горла. Я со все возрастающим уважением смотрел им в спины, восхищенно плюясь. Малой обернулся, участливо бросил:
– Ничо, скоро придем. Опаздываем, вот и торопимся.
– Кто бы мог подумать, ни за что бы не сообразил. – Я криво усмехнулся и наддал еще.
Идти оставалось и правда немного. Уже через минуту мы вылетели на окраину. На некогда заброшенной улице оказалось тихо и пусто. Дома погрузились во тьму, только над дверями теплились слабые огоньки. Ярко освещенный дом в конце улицы приветливо распахнул навстречу двери. Широкие окна бросали отсвет далеко вокруг. Вдоль тропинки, ведущей к нему от дороги, плотным строем встали фонари, как бы напоминая по невнимательности проскочившему мимо, что шел он именно сюда, а вовсе не к жене соседа.