Арис, хмыкнув, оценивающе оглядывал вызывающее, для прислуги, декольте. «Опять уловки отца, – с тоской подумалось Яну, – за дурака меня родитель держит. Хотя, раньше я бы повелся, и на миленькую мордочку, и на полуголую грудь. И темные кудряшки».
– Мика, скажи, что я распорядился тут прибрать, ванну отмыть, постельное белье сменить, и мои джинсы с рубашкой в стирку.
– Но постель меняли две недели назад, – несмело возразила служанка внезапно кокетливо стрельнув влажными глазками.
Ян, разглядывая пол, раздраженно выдохнул и хлопнул по колену ладонью. Девица вздрогнула.
– Мика, скажи Гриду, что я приказал менять простыни раз в семь дней. Надеюсь, мне не придется об этом напоминать.
Он повернулся к Арису.
– Ну, идем ужинать? Что там нынче у нас?
Арис пожал плечами.
– Суп, бараньи ребра, и десерт, кажется, пирожки с тарикой.
– Отлично.
Ян спрятал ключ от шкатулки в карман джинс.
В столовой было мрачно несмотря на то, что по углам и на столе, в канделябрах, ярко горели свечи. Во главе стола возвышался Гаррарт Рош Экита. Рядом с ним, по правую руку, чинно сложив руки на коленях, сидела мать меланхолично изучающая пустую тарелку. Поодаль, в конце стола сидела Денира. «А ведь она старше меня, – вдруг с жалостью подумал Ян, – она уже почти старая дева, даже странно, ведь завидная партия, что-то отец не торопится выдавать ее замуж».
Гаррарт, высокий, статный, с благородной сединой на висках, брезгливо скривившись, пил морс из серебряного стакана. Завидев входящих в столовую Яна и Ариса сердито стукнул стаканом о стол.
–Заставляете себя ждать.
–Извини, отец, – торопливо и даже как-то суетливо сказал Арис, – нас задержали бытовые вопросы.
Он кивнул на мокрую голову Яна. Отец качнул головой и Арис, облегченно выдохнув, сел за стол рядом с Денирой, оставив Яна стоять посреди зала, перед столом, в одиночестве.
«Пришел на милый семейный ужин, – хмыкнул про себя Ян, – сейчас отец оттопчется на мне вдоволь, при молчании всех остальных, какие-то вещи не меняются совсем»
– Мама, отец, Денира, блага роду и хорошей еды, – улыбнувшись, Ян произнес форму стандартного пожелания перед едой. На отца, впрочем, это не произвело ни малейшего впечатления.
– Почему ты в таком виде, Ярран? – спросил он, приподнявшись со своего места. Элора осторожно положила руку на рукав мужа, пытаясь успокоить.
– В каком? – Ян оглядел себя, потом вопросительно уставился на отца.
– Твоя одежда не соответствует, – отец начал медленно краснеть от гнева.
– Гаррарт, – Элора говорила очень тихо, – у мальчика повреждена рука, ему неудобно надевать обычную одежду.
– Спасибо, мама, за защиту, – Ян кивнул матери, прошел к столу и сел напротив Ариса, – но моя одежда вполне меня устраивает и рука тут не при чем. Я так одет потому, что мне удобно.
Налил морса в серебряный стакан, стоящий рядом с тарелкой, сделал пару глотков, чувствуя на себе взгляды всей семьи, от гневного отцовского, до испуганного Дениры.
Вяжущий кисловатый привкус был давно знаком, сколько Ян себя помнил, на столе в родительском доме всегда присутствовал тариковый морс-любимый напиток отца.
В ожидании, пока ему нальют тарелку супа, Ян прикрыл глаза.
Полтора сезона назад он, почти так же, стоял в этой самой комнате перед отцом. Стараясь не слишком активно выдыхать, ибо сам ощущал вокруг себя облако перегара. Накануне выдался веселый день, где он и компания таких же молодых горгов, выиграли скачки на лошадях и неплохо это отметили. Отметили так, что Ян, явившийся домой под утро, не мог стоять на ногах и Грид был вынужден укладывать его спать.
И когда Ян спустился к ужину, все еще не до конца протрезвевший, то получил основательный нагоняй.
Отец даже не потрудился вызвать Яна к себе в кабинет, он просто отчитывал его, стоящего посреди столовой, как дворового мальчишку. И объявил, что раз Ярран не в состоянии взять себя в руки, то женитьбу на Дегне Рош Истаг пока отложат, дурные манеры Яна не вызывает доверия у будущих родственников.
А он, глядя на отвратительное поведение сына принял решение и отправляет его младшим послом в Хистеран. Возможно тогда, «непутевый мальчишка» научится хоть за что-то нести ответственность. И если поступит хоть одна серьезная жалоба, то пусть пеняет на себя.
Кажется, сейчас история повторялась. Только Ян был трезвый. И провинность его заключалась в том, что одет он неподобающим для семейного ужина образом.
Ян приоткрыл один глаз, следя как Грид ловко разливает по тарелкам суп.
– Что за суп? – тихо, вполголоса, спросил Ян, немного повернув голову в сторону Грида.
– Барашек с зеленью, – тоже полушепотом проинформировал его Грид.
Ян посмотрел в тарелку, там плескался наваристый, до темного цвета, бульон и куски мяса.
– Ты опять пьян? – нахмурившись поинтересовался отец.
Конечно, откуда отцу знать, что за то время, пока Ян отсутствовал, привычки его существенно поменялись.
– Нет, отец, – с усталым вздохом ответил Ян и пояснил, – я не пью уже полный сезон как.
Он поспешил приняться за еду, чтобы избежать дальнейших разговоров, но безуспешно.
– Весьма похвально, что ты больше не пьешь, сын, – торопливо высказала своё одобрение мать.
– У-м-мгм, – Ян кивнул, прожевывая жесткий кусок мяса.
– Ты ведь будешь присутствовать на балу? – отец видимо сменил гнев на милость и задал вопрос почти вежливо.
Ян криво улыбнулся, у отца явно были на него планы, но он потакать этим планам не собирался.
– Нет.
Отец, видимо, ожидавший другого ответа гневно скривился.
Ян доел суп и подозвал Грида,
– Будь добр, принеси мне горячего, крепкого отвара. И пару кусков сахара.
– Да, эрр Ярран, – Грид подхватив поднос направился в сторону кухни.
– И почему же, позволь поинтересоваться? – отец резко отодвинул от себя тарелку.
– Жирное нельзя запивать холодным морсом, – ответил Ян.
Дениира и Арис тихо захихикали, спрятавшись за тарелками как нашкодившие дети. Отец обратил на них грозный взгляд. Брат с сестрой замолкли и съежились, стараясь казаться меньше.
«Как он умудряется столько лет занимать пост министра? – удивился про себя Ян, – будучи настолько эмоционально несдержанным».
– Ты прекрасно понял, о чем я спрашиваю! – рявкнул отец.
– Я собираюсь в Лерт, – спокойно ответил Ян, – скорее всего, останусь жить там. Неподалеку от Вастаба.
–Так и знал, что этот старый подлец задурит тебе мозги своими россказнями, – Гаррарт в сердцах хлопнул ладонью по столу, Денира и мама испуганно втянули головы в плечи от резкого звука.
– Вастаб не при чем, – Ян пожал плечами, – это я не хочу оставаться здесь.
– Полагаю, мне не надо напоминать тебе о долге перед родом, – напыщенно произнес отец, поправляя салфетку за воротником рубашки.
Ян медленно отложил нож и двузубую вилку, которой собирался есть второе, в сторону. Стараясь не дать волю эмоциям.
– Я ничего не должен роду, отец, думаю, это очевидно.
Денира охнула, мать ахнула:
– Ярран, как ты можешь?
– Могу что? – уточнил он.
– Так говорить! – возмущенно воскликнула она.
– Я откупился от рода наследством и своим, заметь, мама, немаленьким личным состоянием, – Ян повторил почти слово в слово то, что говорил Арису на лестнице, – я теперь никому ничем не обязан. Считаю, что это очевидно.
– Тогда не понимаю, какого акуса ты делаешь здесь? – раздраженно рявкнул Гаррарт.
– Сам удивляюсь, – огрызнулся Ян, – я не просил патруль тащить меня сюда.
– Подожди, Гаррарт, а как же бал? – мать погладила отца по рукаву, – столько планов.
– Кстати, о планах, – Ян наконец-то нашел в себе силы открыто посмотреть на отца, глаза-в-глаза, – я знаю, что вы затеяли этот бал ради того, чтобы представить мне Дегну Рош Истаг. Так вот, чтобы избежать скандальных ситуаций сразу поясняю, я не собираюсь на ней жениться. Ни на ней, ни на ком-нибудь еще. Кого вы там мне приготовили.
Ян встал из-за стола и направился к выходу.
– Изгоню, – прохрипел вслед отец.
Ян пожал плечами:
– Поступай как считаешь нужным, – и не оборачиваясь вышел из столовой.
Собранные рюкзаки, стоящие за кроватью, задорно поблескивали в свете свечей отполированными медными пряжками-защелками, Инга назвала их странно звучащим словом «фастексы». Манили, поторапливали в дорогу.
Ян поморщился, свечное освещение раздражало, казалось отталкивающе тусклым, хотелось выйти в коридор, зайти обратно и чтоб комнату залил яркий и ровный свет, как на станции. Всего пара дней с хорошим освещением и на тебе, уже привычка. Ян, сощурившись, поставил подсвечник повыше, на умывальный столик. Светлее не стало, только по углам заметались длинные уродливые тени.
После скандального ужина едва – ли прошло больше полутора кругов. А все вещи были собраны и готовы. Ян присев на край кровати посмотрел в окно, Ночная Гостья была полностью в своем праве.
Лететь в темноту не хотелось, значит, придется ночевать где-нибудь на постоялом дворе. Он проверил кошельки с деньгами. Часть рассовал по карманам.
Отпавшие камни сослужили хорошую службу, Ян бессовестно, невзирая на запрет распространения вещей древних, естественно нелегально, продал их местным магам, собрав неплохого размера сундучок с золотыми.
– Да здравствует финансовая независимость, – хмыкнул, раскладывая содержимое сундучка по дополнительным кошелькам и убирая их в рюкзаки.
Он дернул шнур звонка и сев на стул у умывальника принялся ждать. Вскоре за дверью раздались торопливые шаги и осторожный стук.
– Да, – откликнулся Ян, вспоминая, не забыл ли он упаковать что-нибудь важное.
«Впору писать списки, – подумал он, прогоняя накатившую некстати горечь, – и отмечать сделанное галочками»
В комнату вошел Грид.
– Вы звали, эрр?
– Да, Грид. Подними конюха, пусть седлают мне Ворона прямо сейчас.
Ворон – черный огромный жеребец с шелковой шкурой и великолепной статью был с характером, но Ян его объездил, переупрямил. Еще тогда. В прошлой жизни.
– Эрру нужны сопровождающие? – уточнил Грид.
– Да, я переночую в «Крыле Кира», а потом полечу в Лерт. Мне нужно, чтоб Ворона от «Крыла Кира» доставили сюда в конюшню. А затем переправили в Лерт к Вастабу.
– О Вечность, что я слышу! – в коридоре раздался возмущенный голос матери, – неужели мой старший сын, как бродяга, ночевать на постоялом дворе?
Она застыла на пороге, с интересом оглядывая комнату, ожидая пока Ян пригласит ее войти.
– И тебе доброго вечера, мама, – Ян встал со стула и склонив голову в легком поклоне, протянул руку в приглашающем жесте, – в «Крыле Кира» останавливаются вполне уважаемые люди.
– Но почему ты не останешься, здесь, дома? – она подошла и заглянула Яну в глаза.
– Наверное потому, что отец велел мне убираться, – усмехнулся Ян.
– Грид, – интонации матери враз сменились на повелительные, – пойди пока, мы тебя позовем, когда понадобишься.
Дворецкий поклонился и быстро исчез из поля зрения.
«Семейные проблемы при слугах не обсуждаются, – усмехнулся Ян, – все равно, что слуги давным-давно в курсе».
– Присаживайся, пожалуйста, – Ян указал рукой на кресло. Сам же он сел на стул и приготовился внимательно выслушивать мать.
Она с изяществом присела на самый край кресла, расправила юбки и с укором посмотрела на Яна.
– Ты же знаешь, что твой отец бывает несдержан.
– Конечно, знаю, – не удержался от сарказма Ян, – и как он столько лет на должности министра иностранных дел продержался, будучи таким вспыльчивым и несдержанным?
Элора сердито поджала губы и вздохнула, всем видом показывая, как огорчена поведением сына.
– Он не со зла и совсем не хотел, чтоб ты уходил.
– А чего же он хотел? – поинтересовался Ян.
Тактика кнута и пряника была применяема родителями давно, Ян много раз прокручивал у себя в голове, удивляясь, как же родителям удавалось заставить своих чад поступать иногда совсем против воли.
Сначала отец отчитывал и раздавал наказания, затем являлась мать и сообщала родительскую волю непокорному чаду. Чадо от радости, что наказания не будет, или будет, но смягченное, облегченно вздыхало и кидалось выполнять волю родителей.
Представление раз от раза разыгрывалось словно по нотам.
– Я настоятельно прошу тебя остаться до зимнего бала, – убеждающих ноток в её голосе стало больше, – это всего лишь месяц и несколько дней. Приглашения уже разосланы и отменить праздник невозможно. Иначе будет скандал. Пострадает репутация семьи, а ты хоть и был изгнан, но все-таки из рода РошЭкита.
Она поднялась с кресла.
– Хорошо мама, я задержусь здесь до бала, как ты просишь, – устало согласился Ян. Спорить с матерью не хотелось, потому что, Ян помнил это по предыдущему опыту, последовали бы настойчивые уговоры. С неоспоримыми доводами и вескими причинами.
Элора довольно кивнула головой и выплыла из комнаты.
«Родители явно что-то задумали, чтож, посмотрим-посмотрим, – Ян озадаченно почесал макушку, – надо бы продумать пути к отступлению»
Глава 2
Вспышка света. Незнакомые голоса что-то говорящие. Я спрашиваю кто они, сначала по-русски, потом по-английски.
Мне отвечают, но я не понимаю что. Спрашиваю по-немецки. Единственное, что я помню из фильмов: «Шпрехен зи дойч? Шнелле!». Явь и сон сплетаются в неимоверный клубок.
– На каких языках она говорит? – шепчет женский голос.
– Не знаю, – так же шепотом отвечает ей мужской, – надо доложить владыке.
Темнота.
– Надо уменьшить порцию зелья, – сердито выговаривал голос, – она говорит на своем языке и не понимает хотя бы имперского. А мне нужны ее знания, очень. И она сама. В сознании.
Второй голос дребезжал как крышка на закипающем чайнике:
– Поймите, Владыка, подбор дозы весьма сложен. А она, вдобавок ко всему, постоянно теряет вес, если я дам меньше зелья, чем нужно, она может вспомнить все, – он вдруг замолчал словно наткнувшись на что-то и торопливо добавил, – но я, конечно, постараюсь подобрать.
Я открывала глаза, как бы выныривая из темноты, и видела край окна с темной, вроде бы коричневой, шторой. Она была подвязана толстым золотым шнуром. Темнота наступала снова, подкрадывалась, гася лучики света на потолке. Медленно, приглушенно, как из-под толщи воды до меня доносились звуки. Кто-то гладил меня по голове и ласково просил:
– Милая, не мечись так, я знаю, что тебе больно. Не плачь. Прошу, потерпи немного.
Я, не открывая глаз, чувствовала как меня приподнимают, льют какую-то сладкую жидкость в рот и снова проваливалась в темноту.
Иногда становилось нестерпимо жарко и от этого было еще больше больно. Я дергала ногами стараясь отодвинуть источник тепла подальше.
– Поешь, милая, – просил тот же голос, – немножко. Тебе нужно набраться сил и выздоравливать.
Я отворачивалась, мою голову осторожно поворачивали в нужную сторону и вливали что – то остро пахнущее и соленое. Я отплевывалась. Жидкость была ужасно противной.
Голос рассказывал, что в этом году на удивление теплая осень и в саду огромный урожай яблок и сладких груш. Что я должна обязательно попробовать хоть одну. Иногда он пел, напевал что – то непонятное мне, длинное и заунывное, потом тихо смеялся и говорил, что это его колыбельная для меня, жаль, что я его не слышу. Но я слышала. И снова рассказывал про сад, про цветы, которые спрячутся потому, что скоро придет зима. Про фонтаны. Про птиц, которые поют о любви сидя на фруктовых деревьях. Рассказывал о ягодах атраа – ягодах любви. Когда двое счастливы, они кормят друг друга этими ягодами и целуются, говорил мне голос. Иногда голос был сердитым, он тихо ругался на какой-то совет, говорил, что лучше знает, но не слушать совет нельзя.
Мне нравился этот низкий с хрипотцой голос. Потому, что хоть немного, но он отгонял боль. Боль была постоянной, не острой, но сильной, выматывающей. Болел живот, болели ноги, почему-то в районе колен, болела спина и шея. Я открывала глаза, смотрела на странный потолок, откуда – то я знала, что правильный потолок белого цвета. А этот был неправильным: не белым. Разрисованным и позолоченным.