Захотелось завернуться в паранджу и лицо чадрой завесить. А что? Они для того и придуманы, чтоб у всех мусульманок равные возможности были. И чтоб мужики их вот такими скабрезными взглядами не окидывали.
– Тебе что, делать нечего? Все крестьяне работают, хлеб добывают, а ты дурью маешься? – патетично воззвала я к его совести.
Зря. Похоже, подобного чувства у него отродясь не бывало.
– Да, работают. А что, тебе тоже хочется?
И почему это мне показалось, что сказанное им с подозрительным вывертом вполне приличное слово «хочется» к нормальной работе никакого отношения не имеет?
Нет, в подобном словоблудстве я не сильна. Как бы мне поскорее избавиться от этого охламона, считающего себя неотразимым? Некомфортно мне с ним что-то. Инка бы употребила другое, более выразительное словцо – «стрёмно».
Прерывая наш тет-а-тет, оглушительно загрохотал байк, и к нам подкатил Вадька на своей «Судзуки». Но как к нам? Мы-то были с этой стороны ограды, а он с той.
Увидев меня с Красовским, потемнел и сжал кулаки.
– Неплохая машинка, – снисходительно похвалил «Судзуки» Леха. – Но мой «ИЖик» лучше.
Я поразилась. Как может тихоходный старый мотоцикл еще советского производства быть лучше импортного спортивного байка? Посмотрела на хитрую морду Красовского и догадалась, что от «ИЖа» осталась только видимость.
– Правильно мыслишь, – улыбнулся мне Красовский. – У нас все драндулеты подшаманенные. С виду старые, никто и не подумает, что сходу до двухсот разгоняются. Я вас вчера не догнал нарочно, боялся, что в аварию попадете, от меня уходя. Да и к чему было спешить? Я все равно все о тебе узнал.
– Замечательно! – добродушно одобрила я его действия и без перерыва рявкнула: – А теперь брысь с моей территории!
Он удивился, будто не понимая, как может такое субтильное существо, как я, издавать такие громкие мерзкие звуки.
– И что ты сделаешь? – прозвучало на редкость заинтересованно. – Полицию вызовешь? Или этого типа на помощь кликать будешь? – он пренебрежительным взглядом окинул нахохлившегося Вадима. – Я сразу предупреждаю – этого дохляка я одной рукой заломаю. Уже пробовал.
Я одобрительно покивала и с лучезарной улыбкой пообещала:
– И я тебя тоже. Одной. И даже не рукой, а пальчиком. Как твоя пострадавшая от меня ручка, кстати, отошла? Сколько времени понадобилось?
Смотрела я на него с откровенным научным интересом, так, наверное, лаборант смотрит на подопытную мышь, гадая, когда она подохнет, сейчас или немного опосля.
Ему мой заинтересованный взгляд не понравился.
– Эй, ты что, еще раз попробовать хочешь? – недоверчиво спросил он, явно не понимая, как это я не западаю на его неотразимую для девиц физиономию.
С широким зловещим оскалом, рьяно имитирующим дружескую улыбку, я вежливо поинтересовалась:
– Ты вчера так быстро оправился, нужно опыт повторить, очень интересно. Я время засеку, вчера не заметила, жаль. Ты же не будешь против?
Он был против. Причем категорически.
– Знаешь, мне мои руки еще пригодятся.
И тут на «Ямахе» подкатили Данил с Серегой. Тоже, как и я, изобразили столь же милые улыбочки и предложили:
– Может, выйдешь к нам, гроза девичьих сердец?
Красовский укоризненно поцокал языком.
– Ну вот, слышала, кто я? – горделиво так вопросил. – А ты мне всю репутацию портишь. Нехорошо. Стыдно должно быть, стыдно, девушка. Ай-яй-яй, одним словом, – таким тоном, наверное, его учительница в школе за плохое поведение ругала.
Я рассмеялась. Настроение стало легким. Нет, у него чувство юмора присутствует, несомненно, а я людей с юмором уважаю.
Посмотрела на него уже с доброй открытой улыбкой, и он вдруг замер, как-то странно глядя на меня. Потом сглотнул и тряхнул головой, будто избавляясь от глюка. И что это с ним? Но это его проблемы: что с ним, меня не особо волновало.
Подхватив стоявший возле крыльца уже приготовленный мной для молока семилитровый бидон и шлем, оставленный вчера Вадимом, я решила воспользоваться оказией:
– Вадим, не подкинешь меня до Ясиней?
Он кивнул и с намеком посмотрел на незваного гостя.
– Извини, но у меня дела, – достаточно воспитанно намекнула я Красовскому, что пора бы и честь знать.
Но он отчаянно замотал головой и с мольбой протянул ко мне подрагивающие якобы от страха руки.
– Как ты не понимаешь, что стоит мне выйти с охраняемой тобой частной территории, как меня тут же до полусмерти изобьет эта безжалостная троица!
Он кривлялся, это точно. Я посмотрела на мрачных парней и поняла – они это сделать уже пытались. Но ничего не получилось. Интересно, он что, карате занимается или самбо? Или что там еще есть из спортивных единоборств?
– Ну-ну, – насмешливо утешила, – не плачь, бедолага. Я здесь, и я тебя от злобных злодеев защищу, – показательно расправила плечи, выпятила грудь, демонстрируя силу и отвагу, и добавила уже тихо, только для него: – Но учти – если ты и впредь будешь распускать руки, я уделаю тебя так, что папа с мамой не узнают.
– Папа с мамой? – он скривил губы в какой-то странной ухмылке. – Папу не знаю, маму не вижу. Вот дед с бабкой могут не узнать. Но им не привыкать.
Если это было рассчитано на жалость, то он промахнулся. Я и не такие байки в жизни слышала. Может, и не байки, но такие же жалостливые.
– Выходи! – открыла калитку и сделала приглашающий взмах рукой. – И поживее.
Он нехотя вышел. Парни следили за ним неприязненными взглядами, но с места не двигались. Я натянула шлем, привычно устроилась позади Вадьки. Повесила бидон на руку, приспособила так, чтоб не бил по бедру, и похлопала по плечу, давая команду «старт».
Взревели моторы, и мощные байки рванули вперед. На этот раз Вадим ехал быстро. Что это с ним? Данила не отставал, рыча мотором метров на пять позади.
Я поняла, почему мы едем на весьма приличной скорости, когда нас догнал старенький с виду мотоцикл. Объехав нас по стерне, Красовский поднялся на заднее колесо, привстал в седле и так помчался впереди нас.
Потом опустился, развернулся и принялся нарезать круги вокруг, поднимаясь то на заднее колесо, то на переднее. «ИЖ» высоко подскакивал на неровной стерне, то и дело грозя завалиться на бок, и удерживался лишь каким-то чудом.
Разозленный Вадька крикнул мне:
– Вот циркач! Это он перед тобой выхваляется.
Это я понимала и без подсказок. И как он только свою буйную головушку не свернул, я же наверняка далеко не первая, перед кем он так выпендривается. Большой опыт?
Глава третья
До Ясиней мы добрались, вернее, домчались, не в пример быстрее прежнего. Вадька не сдерживал мощь своего байка, откровенно бесясь от выкрутасов Красовского, а тот смеялся во все горло, то рассекая рядом с нами, то уходя далеко вперед.
Когда перед домом тети Кати, мамы Маринки, враз остановились три байка, Маринка уже стояла у ворот, привлеченная ревом моторов.
Слезая с мотоцикла, я заметила, как Лешка насмешливо подмигнул Маринке. В ответ та зарделась злой удушливой волной.
Интересно, чем же он ее шантажировал? Ни за что не поверю, чтоб Маринка была замешана в каком-то криминале. Уж скорее здесь что-то сугубо личное.
Не снимая, откинула шлем на затылок и чинно поздоровалась. Маринка не менее чопорно вымолвила:
– Здрасьти! – и мы с ней вошли в широкий двор, отгороженный от улицы высоким глухим забором из крашеных в зеленый цвет досок.
Оставив моих сопровождающих за крепкими воротами, она пошла вперед, показывая дорогу, будто я не бывала здесь последние десять лет почти каждый день.
Зашли в чистую маленькую комнатку перед стайкой. Маринка налила мне из подойника полный бидон густого парного молока, аккуратно обвязала горлышко полиэтиленом, чтоб молоко не пролилось по дороге.
Взяла деньги и снова хмуро предупредила:
– Машка, ты этому прохиндею не верь. Он только смеяться может, ничего для него святого нет. Он как из армии вернулся, так никакого удержу не знает. Всех девок в деревне перещупал.
Я посмотрела на нее. В ее глазах горела горькая обида. Наклонившись к ней, я тихо спросила:
– Марина, а чем таким он тебе пригрозил, что ты ему обо мне все рассказала?
Она опустила глаза, покраснела и выдохнула:
– Что родителям расскажет, что я с Ванькой Кадейкиным, ну, это… – и она угнетенно замолчала.
– А Ваня тебе нравится?
– Нравился, – уныло подтвердила она. – В прошедшем времени. Пока мне Лешка все мозги не замутил. Тогда Ванька мне и сказал, что ему такие поскакушки, как я, даром не нужны. А у нас с Лешкой и не было ничего! Он так, дурил только.
Понятно. То есть тут двойная обида – то, что Красовский и прежние отношения разрушил и что сам не попользовался. Ну и дела, однако…
Тихо подсказала:
– Вообще-то любой шантаж можно прекратить. Ты маме тихонько пожалуйся, что замуж за Ивана Кадейкина собиралась, а Красовский ему о тебе черт-те что наговорил, и теперь обманутый Ванька нос воротит. Хуже-то все равно не будет. Мне кажется, взрослые не дураки, быстро в этой заварушке разберутся.
Маринка с надеждой посмотрела на меня.
– Ты думаешь?
Я кивнула и с нажимом повторила:
– Хуже все равно не будет. Но, по крайней мере, Красовский на тебя больше никакого давления оказывать не сможет.
Она призадумалась, а я подхватила тяжеленный бидон и пошла к воротам. Она догнала меня на полдороге и глухо пообещала:
– Попробую. Хоть и страшно. Если мамке чего не понравится, она и бате нажаловаться может. И тогда… – она вздрогнула и замолкла.
Я сочувственно вздохнула. Дядя Петя был на расправу скор. Вроде и мужик умный, но шебутной до невозможности. Чуть что не по нем, тут же за ремень и пошел воспитывать! Хорошо, что у них пятеро детей, так что каждому доставалось не так часто. Но наказания избегнуть не удавалось никому.
Он действовал по принципу «небольшая трепка сегодня спасет от большой беды завтра». Не знаю, насколько это оправдывалось, но дети у них хорошие, и даже трое взрослых уже парней ни в чем недостойном замечены никогда не были.
Открыв ворота, я вышла на улицу. Три байка так и стояли перед усадьбой в ожидании меня. Парни молча смотрели на Красовского, он радостно скалился в предвкушении очередной потехи.
Не обращая внимания на его «ух ты, красавица какая! И бывают же такие!» снова села за спину Вадьки, громоздкий бидон поставила между его спиной и собой, зажав коленями. Было неудобно, но тащить такую тяжесть на себе несколько километров в жару еще хуже.
Обняла парня, ощущая животом жесткий бидон, поправила шлем и отдала привычную команду:
– Поехали! Но только давай без выкрутасов. Не дрова, чай везешь, а молоко! Оно от тряски расслоиться может.
Он коротко хохотнул и нажал на газ. На этот раз мы снова поползли, как черепахи. Я молчала. А что мне было говорить? Сама ведь попросила.
Парни быстро ушли вперед, а Красовский в полном недоумении выделывал вокруг нас вензеля. Вадька, коварно усмехаясь, тащился со все той же скоростью бешеной черепахи. Но все когда-нибудь кончается, и мы приползли к калитке нашего участка.
Не успели мы остановиться, как Красовский, уже ожидавший нас, подхватил мой бидон и, открыв калитку, вошел на дачу.
Я недоуменно несколько раз моргнула. Это как? Калитка на запоре. Я его с трудом открываю, потому что ключ неудобный, тяжело проворачивается, а этот что сделал? Как он замок открыл?
Он обернулся ко мне и крайне заботливым тоном спросил:
– Ты что не встаешь? Попу отбила от бешеной езды? Массаж сделать?
Насупившись, я спрыгнула с сидения, отдала шлем Вадьке и вежливо поблагодарила его за помощь, уверенная, что он уедет. Но тот поставил байк на упор, повесил и свой и мой шлем на ручку и тоже зашел в калитку.
Сегодня что? День открытых дверей? Сей факт мне не понравился, и я категорически потребовала ухода всех участников дурацкого турнира под названием «это моя девочка».
Парни остались стоять, сверля друг друга угрожающими взглядами, будто меня и не слыхали. Я впервые в жизни пожалела, что у нас нет собаки. Какого-нибудь свирепого волкодава типа кавказкой овчарки. Или нет, не надо. Это порода злобная, непредсказуемая и тупая, еще порвут ненароком. Их даже самим хозяевам приходится опасаться.
Тогда кого? Мне бобтейлы очень нравятся. Красивые такие, белые, пушистые. Как большие кошки, так и хочется их потискать. Но постоять за себя и за хозяина могут. Вот его и заведу, если эти ухажеры еще меня доставать будут.
Решительно отобрала у Красовского бидон, поставила его на крылечко, потом повернулась ко всё так же мрачно глядящим друг на друга парням и строго скомандовала:
– Итак, господа нехорошие, прошу вас покинуть чужую территорию! Можете выяснять отношения сколько ваша душенька пожелает, но не здесь! Мне потом за вами кровь убирать не хочется, уж извините!
Красовский повернулся ко мне и с тупо-наивным видом пожаловался:
– Он ведь меня убьет! Смотри, как прожигает меня взглядом! Я боюсь оставаться с ним наедине!
Но я его разочаровала:
– Не боись, он нормальной сексуальной ориентации и на парней не кидается! Если только чтоб в морду дать, но это ты и сам умеешь.
С этими словами я шустренько открыла дверь в дом и влетела в нее, подхватив бидон. Красовский рванул было за мной, но Вадька схватил его за рукав и ворваться в мою крепость не дал.
Захлопнула дверь, для верности задвинула еще и засов. В окошко, чтобы посмотреть, что там происходит, выглядывать не стала. Времени нет любоваться тупыми поклонничками. Пусть между собой сами разбираются, а у меня дел немерено.
Достала небольшой сепаратор, вылила в него молоко. Не все, литр оставила. Потом полученные сливки поделила напополам – одну оставила как есть, в чай добавлять, очень вкусно. А когда загустеют, и за сметану сойдут. Вторую часть вылила в маслобойку, масла будет немного, но мы много и не едим. Добавила чуток соли: и мне, и маме подсоленное масло нравится, а папе все равно.
На все про все ушло полчаса. Убрала все продукты в холодильник и поняла, что дико хочу есть. Но все овощи в огороде, нужно идти туда.
Осторожно выглянула в окно. Байков нет. Парни уехали? Открыла дверь, подошла к калитке, посмотрела на запор. Заперто. Интересно, как все-таки этот тип сюда проникает? Вот ведь взломщик высшей категории!
Взяла корзинку, пошла в теплицу. Нарвала помидоров, огурцов, сладкого перца. Вернулась в дом, сделала салат, умяла его с черным хлебом, и жизнь сразу стала краше.
Надо еще малину собрать, но что-то выходить не хочется, просто жуть. И с чего бы это? Я никогда ленивой не была. Нет, идти надо, малина созрела, скоро осыпаться начнет.
Взяла корзинку, полукруглую, чтоб удобно было на шею повесить, подошла к дверям и принялась глупо возле них топтаться. Вот просто ноги не идут, и все. Опять там этот Красовский меня поджидает, что ли? С чего бы такой мандраж?
Решительно вернулась на кухню, взяла в руки электрошокер. Он давно был куплен, на всякий случай, и валялся без дела невесть сколько лет. Посмотрела на уровень зарядки. Нормально, хватит на три разряда, но, надеюсь, для вразумления особо непонятливых достаточно и одного.
Положила его в карман и уже спокойно вышла из дому. Внимательно осмотрелась. Пусто. Только на соседнем участке кто-то викторию собирает. Это у меня что, паранойя? Глубоко вздохнув, почувствовала разочарование. И снова поразилась. Это с чего вдруг? Жалею, что шокер испытать не удастся? Вроде бы раньше я кровожадностью не страдала.
Прошла в малинник, принялась собирать ягоды. Малина у нас не колючая, во всяком случае, этот сорт. Вот ранняя – та да, ту я без перчаток не собираю, но она отошла уже. Эта мне нравится больше, она и крупнее и слаще. И червей на ней почти нет.
Сначала собирала вдоль малинника, планируя потом нырнуть в глубину. Он не очень удобный, широкий и длинный, где-то три на десять метров. Вот у соседей малинники узкой полосой, это гораздо удобнее. Собирай себе с краю – и все дела.