– Это уже невыносимо! Ты живешь легкой, приятной жизнью, в ней есть абсолютно всё – твой муж, твои дети и, вдобавок, я, к которому ты бегаешь, когда тебе приспичит. Кто я для тебя, можешь ты мне это сказать? Игрушка, развлечение, запасной выход, повод для воспоминаний в минуты скуки?
С этими словами он повернулся к ней спиной, сел за письменный стол и начал перебирать валявшиеся там счета. Молча, без единого слова. Испуганная Камилла замерла; эта словесная атака привела ее в ужас. Если Стивен решился на такую резкую отповедь, значит, он и впрямь решил порвать с ней.
Выждав несколько минут, она схватила свою сумку, жакет и медленно подошла к столу, за которым, по-прежнему молча, сидел Стивен.
– Я… я ухожу… Мне кажется, так будет лучше, – с трудом, почти неслышно вымолвила она.
Стивен отодвинулся от стола вместе с креслом и пригладил, в несколько приемов, свою седеющую шевелюру. Казалось, он уже слегка успокоился.
– Давай переждем какое-то время, ты согласна? – спросил он.
Камилла, вконец растерявшись от нового предложения своего любовника, только и смогла, что выдавить из себя короткое «да».
А Стивен, уже захваченный этой мыслью, действовал как автомат, неспособный понять смятение Камиллы.
– Три недели! Да, именно три недели, так будет хорошо!
Что он имел в виду? Она попыталась добиться от него объяснения:
– О каких трех неделях ты говоришь?
Стивен резко развернулся в своем кресле и устремил на Камиллу пронизывающий взгляд. Его лицо потемнело, он сжал зубы и сухо бросил:
– Я даю нам обоим три недели сроку. Вернее, не нам, а тебе. Обдумай всё как следует и через три недели скажи мне, что собираешься делать.
Глядя на этого человека, вдруг ставшего таким чужим, неузнаваемым, Камилла не смогла сдержать набежавшие слезы. Она была в полном отчаянии. Но Стивен не реагировал, словно не видел ее. Он по-прежнему сидел, она стояла перед ним. Но ни тот, ни другая не сделали попытки к сближению.
Наконец Камилла медленно направилась к выходу, но задержалась у двери и обвела взглядом магазин, словно хотела запечатлеть в памяти место, которое, может быть, никогда уже больше не увидит. Взявшись за дверную ручку, она чуть помедлила, ожидая хоть какого-то знака от Стивена. И тогда он встал и шагнул к ней. Она обернулась. Он коснулся ее лица, и Камилла бессознательно потерлась щекой о его пальцы, чтобы полнее ощутить запах его кожи.
Но он повторил свое предложение, прозвучавшее как ультиматум:
– Три недели! Я буду ждать твоего звонка.
И Стивен последним нежным движением вытер пальцем потеки туши под глазами Камиллы. Она схватила его руку и отбросила от своего лица. На секунду их пальцы переплелись. Как же ей хотелось, чтобы этот миг не кончался, – ведь он мог стать последним в их любви. Но Стивен отнял руку. Камилла открыла дверь, и та захлопнулась за ее спиной.
Переходя двор, она услышала голос Гавэна:
– Камилла, подождите!
Юноша подбежал к ней и испуганно посмотрел на ее залитое слезами лицо.
– Ох, простите, я не хотел…
Она подняла на него глаза, полные бесконечной скорби.
– Это вам… Тот пейзаж, который вам приглянулся.
И он протянул ей запакованную в плотную бумагу картину – океан и дюны.
– Спасибо… это очень мило с вашей стороны, я повешу ее у себя в кабинете, – пробормотала Камилла со слабой улыбкой.
– Благодарите не меня, а Стивена, это ведь он попросил меня преподнести ее вам.
Рука Камиллы на миг ослабла так, что она едва не выронила картину, но тотчас сжала ее сильней.
Камиллу неодолимо тянуло вернуться в магазин, к Стивену, но она сдержала себя. Только кивнула Гавэну на прощание и пошла своей дорогой.
Глава 3. Имею ли я право верить?
Любовь… может ли она уцелеть в серой рутине существования? Может ли довольствоваться привычкой, какой бы прекрасной та ни была? Имеет ли человек право на любовь, если взамен он способен подарить только усталость от прожитых лет?
Имею ли я право верить, что с нами никогда такого не случится?
Имею ли право думать, что наша любовь бессмертна? Ибо ты живешь в моем сердце, а я в твоем, и этого у нас никто не отнимет.
Что же мы сделали, чтобы так любить? Что же мы сделали, чтобы так страдать?
Несмотря на безотлагательное дело Дюронтена, Камилла не поехала в офис. Она долго бродила по улицам, не выбирая дороги, и наконец вышла к набережной Ситэ, вдоль которой тянулась длинная череда зеленых киосков букинистов. Облокотившись на парапет, она загляделась на Сену. Потом надела свои Ray-Ban, подняла голову и подставила лицо щедрому июньскому солнцу.
Ультиматум Стивена не давал Камилле покоя, вызывая целый рой вопросов. Ее мучила тоска, но еще сильнее было недоумение: почему Стивен так жестко отреагировал на ее слова? Почему говорил с ней так безжалостно?
Камилла упорно не хотела признаваться себе в том, что ведет налаженную, комфортную жизнь, которая вполне ее устраивает. Она гнала от себя мысль о том, что когда-нибудь придется сделать трудный выбор.
Так проходил месяц за месяцем, и вот теперь Стивен нашел в себе мужество сказать беспощадную правду. Он больше не хотел тайной связи.
«Три недели»… эти слова неумолчно звучали в голове Камиллы. Ультиматум Стивена был предельно ясен, и решение оставалось за ней. Да и существует ли такое решение, которое не шло бы вразрез с ее собственными желаниями? Хватит ли у нее отваги броситься в пропасть, чтобы наконец почувствовать себя свободной?
Сейчас Камилла была неспособна ответить на эти вопросы. Ею владело лишь одно чувство – ужас при мысли навсегда потерять Стивена.
Из этого оцепенения ее вывел чей-то голос.
– Ну, здравствуйте, моя красавица, как поживаете?
Перед ней стоял седой сутулый старик; судя по его оживленному лицу, он был не прочь завязать беседу.
– Извините, но… разве мы знакомы?
– Уверен, что знакомы! Я хоть и стар, но глаз у меня острый. Как только я вас тут заприметил, так сразу сказал себе: «Эге, да ведь это та самая дамочка, что и в прошлый раз!»
Камилла в недоумении разглядывала старика, не зная, что ответить.
– Мне очень стыдно, но…
Однако старик настаивал:
– Ну-ну, вспоминайте! Несколько месяцев назад вы тут разыскивали одного из наших.
Его искренность не вызывала никаких сомнений, и Камилла чувствовала себя ужасно неловко, как вдруг ее осенило: она ясно вспомнила тот день, когда высматривала здесь, на этом самом месте, Стивена.
– Господи, ну конечно… вы Симон! Простите, ради бога, я просто задумалась…
И она через силу выдавила из себя улыбку.
– Так вы его нашли тогда, нашего красавца Стивена? Я вам верно указал, где его можно сыскать?
Камилла нерешительно кивнула.
Но Симон не унимался.
– Его магазин «Слова и словесность» – вы его и вправду нашли? И самого Стивена тоже?
– Да-да, благодарю вас, вы мне все верно объяснили. И я его… нашла.
Симон облокотился на парапет рядом с Камиллой. Потом вынул из кармана пачку табака, бережно развернул листочек папиросной бумаги, щедро насыпал туда курево и начал сворачивать на колене «козью ножку».
– Хотите такую? – предложил он Камилле.
– Нет, спасибо! У меня свой персональный наркотик, полегче, – засмеялась она, открывая пачку сигарет light.
– Боже меня упаси от этой отравы, дамочка! Я их курил сорок лет кряду и чуть концы не отдал! Вот теперь смолю такие – они и покрепче и повкуснее, – заявил Симон, с видом покорности судьбе.
Он раскурил свою толстую самокрутку и протянул зажигалку Камилле.
Несколько минут оба молча курили, ритмично втягивая в себя дым: он – ядреный, она – душистый.
Наконец Камилла затушила окурок о камень парапета, и Симон снова заговорил:
– Ну, теперь, когда мы познакомились поближе, величать вас «дамочкой» как-то не с руки, вы не находите?
И он громко рассмеялся, что вызвало у него приступ глубокого, надрывного кашля. Лишь через несколько секунд он смог перевести дыхание и заговорить:
– Так как же мне теперь называть вас, дамочка?
– Камилла.
– Прекрасно, значит, так и запишем: Камилла. Но я все болтаю и болтаю. Может, вам неприятны мои расспросы?
– Вовсе нет. Наоборот: кажется, от разговора с вами мне полегчало. Вы… как бы это сказать… такой неожиданный собеседник.
Симон явно смутился. Он на минуту замолчал, шумно проглотил слюну.
– Вы позволите дать вам совет? – нерешительно спросила Камилла.
– Совет? Ну-ну, говорите!
– У вас такой кашель, что, наверное, следовало бы бросить курить.
Старик оглушительно расхохотался.
– Вот уж чего не будет, того не будет! – воскликнул он. – Коли подыхать, так с удовольствием – и желательно от самых что ни на есть тяжелых наркотиков!
Камилла закурила вторую сигарету.
– А вы-то сами что делаете? – насмешливо бросил Симон.
– Следую вашему примеру – отравляюсь. Только вот не получаю от этого никакого удовольствия.
– О-ля-ля! Догадываюсь, что вы здесь не для того, чтобы любоваться речными трамвайчиками. Или я ошибаюсь?
Камилла промолчала, но ее гримаса невольно выдала глубокую душевную усталость. Однако Симона не так-то просто было сбить с толку.
– Знаете, не мое это дело, конечно, но я дожил до таких лет, когда могу прямо высказывать свое мнение, и мне плевать, что думает собеседник. Похоже, у вас неприятности, я не ошибся?
Камилла ответила не колеблясь, словно вопрос Симона освобождал ее от тяжкой душевной ноши:
– Да!
– Неприятности, с которыми трудно разделаться? Или, вернее, трудный выбор, верно?
И она снова подтвердила:
– Да… выбор.
– И, думается мне, вы не знаете, как вам быть.
– Я знаю, чего бы мне хотелось… да, это я точно знаю! Но жизнь штука сложная, и, выбрав, я могу причинить горе… еще не знаю кому, но наверняка большое горе, и мне даже думать об этом страшно!
Несмотря на свою самоуверенность, старик явно растерялся от ее признания и предпочел положить конец их беседе.
– Прошу прощения, кажется, мне придется вас оставить. Там, у моей будки, какой-то тип роется в старинных почтовых открытках.
И Симон с усилием разогнул спину, опираясь на парапет. Но Камилла удержала его за руку.
– Побудьте со мной еще минутку, пожалуйста! – попросила она. – Если хотите, я сама куплю ваши открытки.
– Ну уж нет! – буркнул старик. – Теперь-то я точно знаю, что вас интересуют не пароходики; вы еще не все мне сказали…
Он не успел договорить; Камилла смущенно отдернула руку.
– Ох, извините!
– Да не за что. Я гляжу, у вас и пальцы холодные.
Откинув голову, Камилла собрала волосы и ловко сколола их в пучок. Симон внимательно следил за каждым ее движением. Он давно научился с первого взгляда разгадывать характеры туристов по их мимике, но сейчас никак не мог раскусить эту женщину, которую встретил уже во второй раз. Камилла заинтриговала его.
– Вот видите, Симон, моя помощница уже больше часа пытается со мной связаться. Наверняка по важному делу, а я не отвечаю.
– Кем же вы работаете?
– Я адвокат.
– И вас не волнует, что ваша помощница вам названивает?
– Не знаю.
– Да всё вы прекрасно знаете!
– Вы правы, конечно, знаю. Но мне сейчас важнее находиться здесь.
– Тогда возьмите да выключите этот чертов мобильник.
– Вы уверены?
– А разве можно быть хоть в чем-то уверенным?! Только сама жизнь подсказывает нам решения, но давайте не будем философствовать попусту, просто выключите мобильник, и дело с концом.
– А скажите, вы и вправду верите в то, что сказали о «самых тяжелых наркотиках»?
– Да!
– Но ведь это жестоко по отношению к себе!
– А вы-то сами что предпочитаете – мирное прозябание в ватном коконе или полную жизнь, со всеми ее бурями и ураганами, чтобы чувствовать себя живой?
– Чувствовать себя живой… но в ватном коконе, – вот оптимальный вариант.
– Тогда кончайте ныть и валите отсюда!
– Простите? – удивленно воскликнула Камилла, шокированная такой грубостью.
– Я повторяю: кончайте ныть и валите отсюда!
– А вы не стесняетесь в выражениях!
– Да бросьте, вас вовсе не обидели мои выражения. Иначе вы давно бы уже отсюда свалили, – отбрил старик.
Наступило короткое молчание.
– Вы правы, – отозвалась наконец Камилла.
– А на ваш вопрос отвечу так: я и впрямь в это верю.
– Значит, когда вы говорили о наркотиках, вы имели в виду…
– Полагаю, мы друг друга поняли. Самые опасные наркотики – вовсе не зелье, которым ширяются. Я имел в виду не ту отраву, что загоняют в вену, разрушая свое здоровье, а ту, что разрушает… вашу жизнь.
– И что же делать в таком случае?
– Разумно дозировать.
– Это не так-то легко, – прошептала Камилла.
– Да, нелегко, но только вы одна можете знать свою… как, бишь, это называется у нынешней молодежи? Ага, вспомнил: свою shoot[11]. Так ведь они говорят?
И Симон заключил:
– Ну, ладно, всего не перескажешь; с вами приятно беседовать, но покупатели-то не ждут!
Потом с ухмылкой добавил:
– Приходите еще, когда захочется, я вас все-таки попотчую своим табачком, лучшим из всех тяжелых наркотиков.
– Даже не надейтесь!
Но старик вдруг схватил Камиллу за руку и сказал, пристально глядя ей в глаза:
– На самом деле вам не требуется мой «тяжелый наркотик». Я уверен, что у вас есть свой, хоть и не знаю, какой именно. И вы никак не можете решить, что делать – увеличить дозу или покончить с этим раз и навсегда.
– Вы просто удивительный человек!
– Еще бы, вот уже пятьдесят лет как я разгадываю клиентов по их повадкам, и всё те же пятьдесят лет успешно торгую старыми книгами и открытками, чему ж тут дивиться… Но я вам, верно, уже надоел, а покупатели и впрямь ждать не любят. Так что мне пора.
– Спасибо вам.
– И последний совет: отказ от наркотика не всегда себя оправдывает. После этого долго мучаешься, а кончается тем, что к нему все равно тянет… Так что подумайте хорошенько, прежде чем принять решение! И не забудьте свою картину, – я уверен, что она великолепна!
И в самом деле, Камилла оставила картину у ног, прислонив к парапету, и чуть не забыла о ней во время этого неожиданного разговора.
Старик помахал ей на прощание и направился к своей «будке», где столпились многочисленные покупатели.
Беседа с Симоном показалась Камилле странной, почти нереальной. Без сомнения, это объяснялось переизбытком эмоций и тягостными мыслями, которые она без конца перебирала и переоценивала. Увы, в конечном счете она так и не пришла ни к какому решению.
В ее кармане снова завибрировал смартфон; она поспешно выхватила его и увидела, что это уже пятый вызов ее помощницы. На сей раз Клаудиа прислала ей сообщение о том, что Ришар добился встречи с судьей, и тот обещал принять ее завтра в 9 часов утра во Дворце правосудия.
Несмотря на срочные дела, подавленная Камилла чувствовала, что не способна вернуться на работу и снова штудировать досье Дюронтена. Она предпочла отправить помощнице эсэмэску с просьбой переслать основные документы на ее личную почту, чтобы заняться ими попозже вечером, у себя дома.
И все же Камилле пришлось идти к Дворцу правосудия, – там была припаркована ее машина. Она пересекла Сену по Новому мосту и спустя десять минут уже увидела впереди колонны театра «Одеон». Как раз в этот момент пришла эсэмэска от ее дочери Ванессы:
Заканчиваю в 17:00, препод по математике не пришел, сможешь меня забрать?
Камилла вздохнула; она собиралась поехать домой и хоть немного передохнуть, прежде чем приступить к своим обязанностям матери семейства, а затем и супруги, когда Ришар вернется после первого дня своего процесса. Он, конечно, не преминет произнести, смакуя свою вечернюю порцию виски, монолог, который она, как всегда, выслушает с притворным интересом, не особенно вникая в смысл.