– Ну, так что? – строго спросил Воробей. – Не побоишься такой работы? Тут вон как воняет.
– Не побоюсь, – девушка тряхнула кудрявыми волосами.
– Завтра выходи, – Воробей еле сдерживал торжество.
«Главное – согласилась работать. Дальше все по разработанному плану. Чай, не впервой.»
Иринка шла по дороге, обремененная не слишком веселыми мыслями. Свинарника она не боялась. Выросла среди свиней, помогая матери. Ведь мать всю жизнь работала на ферме. Она привыкла к неприятному запаху, который чувствовался еще на подходе, не боялась крыс, которые шныряли всюду по корпусам. Было обидно, что не поступила и теперь целый год придется жить в деревне. Совсем недавно она рассталась с парнем, поняв, что он не нравится ей. Теперь он постоянно преследовал Иру, настойчиво предлагая продолжения отношений и заверяя в своей искренней любви.
Ей же хотелось жить в городе, ходить в театр, в магазины, на танцы, наконец.
Ирина вздохнула.
Там не надо большую часть года носить резиновые сапоги. В деревне вечная грязь, стоит только побрызгать дождичку.
Ира раздумала идти домой и повернула к подружке. Та была дома.
– На сви-нар-ник!? – удивилась подруга.
– Предложи работку почище, – оборвала Иринка ее удивление, – что-то никто никуда не приглашает.
– Пошла бы в столовую, – предложила Настя, – там хоть кормежка бесплатная.
– И мужики за ноги хватают, когда посуду убираешь, – передернула плечом Иринка, – работала я прошлый год на каникулах.
– Ой, – воскликнула Настя, – а на свинарнике говорят: без Ротаниного «благословения» никто шагу не ступает.
Иринка поняла, куда клонит подруга. Про шашни Воробья она была наслышана.
– Глупости, – сказала она. – Там же и замужние бабы работают. Что он ко всем пристает?
Настя усмехнулась.
– Да мужья ему покажут, где раки зимуют. – не поверила Иринка. – Он же дядька старый, у него дети чуть младше меня.
– Дерзай, – сказала Настя, переведя разговор на другую тему. – А ты слышала, Димка на Вальке женится? Пока ты в городе экзамены сдавала, они заявление в ЗАГС подали.
– Правда? – удивилась Иринка. – Здорово! Может от меня отвяжется.
– На танцы идешь сегодня? – подмигнула ей Настя.
– Конечно, – улыбнулась Иринка.
2015-й
Макаров, проходя по улицам, испытывал некоторую неуверенность. Ему казалось, что он видел одного и того же мужика несколько раз. Ну, по крайней мере, раза три. При этом казалось, что тот успевает переодеваться перед каждой встречей в другую одежду. Он усмехнулся и ущипнул себя за руку повыше локтя. Больно, значит сознание не подводит. В очередной раз, приехав в деревню, он оставил машину у дверей администрации и медленно шел по улице, присматриваясь к жителям. Вдруг удастся завязать с кем разговор по душам, появятся еще какие— нибудь факты для расследования. Как ни крути, дело само не раскроется.
Около калитки стоял пожилой мужчина и с удовольствием затягивался сигаретой.
Макаров решил, что факты сами лезут в руки.
У мужика было добродушное выражение лица, он бросил на следователя взгляд и кивнул головой, приветствуя его.
Макаров не замедлил приблизиться.
– Добрый день, – протянул он руку.
– Доброе утро, – мужик пожал протянутую ладонь и вопросительно поглядел на следователя.
– Узнать чего хотели? – просто спросил он.
Макаров закашлялся.
Впрочем, понятно, что все знают о цели его приездов.
– Да вот хожу, расспрашиваю, – так же просто ответил он.
– Заходи, – предложил хозяин, – может, что припомню. У меня память о Воробье на всю жизнь осталась. Он отворил калитку, пропуская впереди себя Макарова.
– Меня Ванькой зовут, – представился мужчина.
В голове у Макарова промелькнула мысль-подсказка, но он не обратил на нее внимания.
– Садись, – предложил мужик, указывая на лавочку. – Может чаю, кофе? У вас в городе любят чаи гонять, делать-то нечего.
Макаров отказался:
– Жарко и без чая.
Ванька пожал плечами:
– Как хошь, могу и пол-литру… для разговора поддержания.
– Я на службе, – отказался Макаров. – Может просто водички, жарко сегодня.
– Всемирное потепление, – пожал плечами Ванька, словно осуждая следователя за незнание прописных истин.
– А по отчеству, как вас? – вскинулся Макаров.
Мужик был раза в два, если не больше, старше следователя, хотя, по его виду, определить это сразу было невозможно. На вид он – добрый и равнодушный, располагающий к разговору дедок.
– Тайка, – крикнул хозяин в раскрытую дверь, – компоту из холодильника принеси.
– Горло пересохло, что ли? – отозвалась, видимо, жена.
Ванька, не удостоив ее вниманием, ответил на вопрос следователя:
– Иваныч я. Иван Иваныч, а по-деревенскому, так Ванька-хохол. Привык уже.
Следователь понял, что перед ним никто иной, как муж той самой Тайки – хохлушки, о которой он был наслышан. Макаров, исподтишка, оглядел мужчину.
Но тот перехватил его взгляд.
– Оцениваешь, мог я убить или нет? – усмехнулся Ванька.
– Не без того, – не стал скрывать и притворяться Макаров. Ванька ему нравился своей непосредственностью.
В это время из дома вышел еще один мужчина, средних лет.
Макаров подавил в себе возглас удивления. Он сегодня уже три раза видел этого человека. Тот поздоровался, словно забыл, что делал это уже несколько раз за последние полчаса.
– Сын мой. – представил его Ванька.
Макаров недоверчиво посмотрел на обоих.
Сын совершенно ничем не напоминал отца.
«Может на мать похож», – озадаченно подумал Макаров.
Сын протянул запотевший кувшин и два стакана.
Ванька налил компот и протянул полный стакан следователю.
Макаров с удовольствием отхлебнул холодный напиток, ощутив приятную вишневую кислинку и аромат летних яблок.
– Вкусно, – похвалил он.
– А то! – согласился довольный хозяин. – Все из своего сада.
Некоторое время они, молча, смаковали напиток.
– А сын-то – не родной мне, – бросил на следователя взгляд из-под бровей Ванька, решив не скрывать очевидности факта.
Макаров поперхнулся компотом.
Уж очень непосредственен оказался собеседник. Устал бояться или не виновен? Можно ли сразу вычеркнуть его из длиннющего списка подозреваемых?
– Не родной. – повторил Ванька. – Жена моя по молодости дура была.
– Так уж и «дура»?! – не согласилась невидимая супруга.
– Дура, дура, – равнодушно повторил Ванька.
Видимо, для него этот факт давно ничего не значил.
– Вбила себе в голову, что Ротаня в нее влюбился…, – продолжал Иван. – Я-то целыми днями да ночами на тракторе пахал, а они по балкам… Ну, понимаешь, чем занимались. Потом она заявляет мне: «Ванька, беременная я!» Поначалу, не поверил. Все лето то пахал, то сеял, сено косил, не до того было. Потом мужики глаза открыли.
– «Мужики ему глаза открыли», – перебила его супруга из – за занавески в дверном проеме. – Я тебе сама призналась.
– Сама, сама, – усмехнулся Ванька. – Угрожать стала, что из дома уйдет, что любит его! Тьфу! – плюнул он на дорожку.
– Влюбилась она! Он – слюнявый вечно! А у нас: пятеро по лавкам…
– И вы решили… – подсказал ему Макаров после долгого молчания.
– Переживал я, конечно, – было видно, что Ваньке с трудом даются воспоминания, – а потом подумал:
«Малец – не причем. Своих вон сколько, без куска хлеба не сидят, одеты-обуты. И этому хватит. Как говорится: до кучи».
– Живет с нами, теперь он нас кормит. Не могу плохого сказать. Свои-то в город подались.
– Ну а… – протянул Макаров.
Ванька понял его.
– Не я один на Ротаню зуб имел, – поднял он глаза на следователя. – У него каждый год дети рождались в деревне. Много было желающих добраться до его глотки да придушить гниду.
– Спасибо за беседу, – поднялся Макаров. – И компот у вас отличный. Спасибо!
– Заходи компоту попить, – пригласил на прощание Ванька.
Тайка-хохлушка так и не показалась из-за занавески.
Ванька понравился Макарову.
Рассудительный, добрый, спокойный. И взгляд у него умный.
Макаров мгновение подумал и поставил жирный прочерк в своем длиннющем списке в рабочем блокноте.
Ефимовна смотрела телевизор. Она внимательно всматривалась в экран, где показывали очередные новости. Звук в аппарате давно отсутствовал, поэтому Ефимовна научилась понимать по губам все, что происходило в мире интересного. Она любила быть в курсе всех событий. Витёк иногда спрашивал, зачем ей, восьмидесятилетней старухе, знать, где метеорит упасть должен, какие очередные козни затевает Америка против мировой экономики? Бабка сразу окрысивалась против политически неподкованного бомжа.
– Ты, Витёк, недальновидный! – вскипала Ефимовна, стоило только тому высказать скептическое мнение по поводу ввода американских солдат во все мелкие европейские страны.
– А вдруг войну затеют? – кричала она.
– Ефимовна! – удивлялся Витёк. – Тебе ли войны бояться?
– Как жа не бояться, – съеживалась Ефимовна. – Вдруг не успею простыню достать да на кладбище дойтить, ежели не предупредят в новостях.
– Ну, ты даешь, – удивлялся Витёк. – Не будет никакой войны.
– Хорошо бы, – успокаивалась бабка.
Новости, тем не менее, смотреть не переставала.
Сегодня по телевизору сообщались незначительные события. Бабка успокоено выключила его. Кто-то стучал в дверь.
– Заходи! – крикнула она, думая, что пришла соседка.
В комнату вошел Витёк.
– Здорово, – приветствовал он от порога. – Спокойно сегодня? – кивнул он на телевизор.
– Явился, фулюган, – ворчливо поздоровалась Ефимовна. – Спокойно все, – перекрестилась она. – У тебя опять «трубы горят»?
– Ефимовна, радость ты моя, – попытался приобнять ее Витёк, – ведь кроме тебя никто меня не понимает.
– Опять Давыдовна в долг не дала? – догадалась Ефимовна.
– Не дала. – сокрушенно покачал головой Витёк и тут же обхватил ее обеими руками. – Видишь, как болею, – пожаловался он, преклоняя голову на плечо хозяйки.
Старуха оттолкнула «гостя» и полезла доставать кошелек из-под подушки:
– Возьми, – протянула она тысячу рублей.
– Спасительница! – чуть не заплакал бомж – Верну я!
– Вернешь, куды ты денешься? – миролюбиво произнесла Ефимовна. – Чё там, не нашли еще убийцу? – поинтересовалась она.
– Не знаю, – ответил Витёк, – мне ни к чему.
– Мне вот интересно, – посмотрела на него бабка, – хто решился?
– Откуда у тебя такой интерес? – подозрительно посмотрел на нее бомж.
– Чего еще делать? – вздохнула Ефимовна и отвела глаза.
Витёк смотрел на нее недоуменно: ему показалось, что старуха знает гораздо больше, чем говорит. Возможно, не знает кто убийца, но догадывается о причинах.
Распрощавшись с Ефимовной, бомж поспешил к магазину.
Около двери его встретили собутыльники.
– Заняла? – поинтересовался мужик с подбитым глазом.
– А-то! – показал Витёк купюру. – Она – классная бабка. Надо ей дров нарубить на зиму.
– Не вопрос, – согласился другой, молодой, но грязный, до безобразия, парень.
80-е
Стояла снежная, морозная зима.
Под старыми подшитыми валенками деда Саньки хрустко поскрипывал свежевыпавший снежок. Дед, согнувшись пополам, тащил на спине охапку срезанных прутьев ракиты. Любил он коротать длинные вечера, сидя у теплой печки и плести корзины.
Вот и теперь дед Санька предвкушал вечернее удовольствие. Он уже видел сплетенные корзины, легкие и удобные, в них можно собирать овощи на огороде, дрова носить для печки.
Размечтавшись, он не заметил идущего навстречу Сидоркина.
Дед Санька и дед Костя, как звали их в деревне, не любили друг друга. Никто не знал, отчего деды враждуют, но подмечали, что не здороваются они при встрече. Шутили в деревне, что бабку Фиру не поделили старики. Истинной причины раздора не знал никто. Сблизившись, деды отвернулись друг от друга и прошли мимо. Было, ох было у них в прошлом много такого, чего не хотелось доставать со дна души…
В первый день войны Санька Степанов распрощался с семьей и отправился на фронт. В теплушке доехал он до города Киева, откуда и начал отступление со своей частью.
Но прежде, чем началось отступление, происходили бои за город.
В памяти Саньки на всю жизнь осталось воспоминание о том, как пригнали ополченцев. Их даже не успели переодеть, вооружив старыми винтовками. Все ли из них умели стрелять? Ополченцы неумело копали окопы, которые не спасли их. Все они остались лежать на той пригородной земле.
Впервые с начала войны Саньке стало действительно страшно.
Дома остались жена и трое детей. Вернется ли он домой? Санька понял, что очень этого хочет и сделает все, чтобы остаться в живых. Через некоторое время в обозе погиб повар. Степанов сам попросился на кухню. Дали ему пару лошадей да полевую кухню. Санька колесил по пыльным дорогам, стараясь вовремя накормить солдат неприхотливой пищей. Иногда в небе появлялись немецкие самолеты. Санька прятался под телегой, опасаясь бомбежек. Хотелось выжить.
Под Белой Калитвой был легко ранен. На всю жизнь в ноге и в голове остались мелкие осколки.
Там он попал в плен.
Немецкий самолет долго кружил над расположившими в степи на отдых красноармейцами. Самолеты часто кружили в степи, разведывая расположения противников. Красноармейцы знали, что теперь на помощь этому прилетят еще два-три и начнется бомбежка. Командиры уже поднимали бойцов, готовясь к бомбежке.
Через несколько минут прилетел еще один самолет и началась кутерьма: рвались бомбы, метались люди, ища укрытия.
Санька, по привычке, хотел залезть под телегу, но не успел добежать до нее. Он почувствовал, как земля ушла из под ног, и его осыпало удушливой пылью…
…Очнулся от острой боли.
Открыв глаза, Санька почувствовал, как тяжелый ботинок впивается в бок. Немец равнодушно пинал его, пытаясь определить: жив или нет лежащий перед ним русский солдат. Санька застонал от боли во всем теле.
Немец жестом приказал подняться, наставив на него автомат.
«Не поднимусь – пристрелит», – понял Санька.
Он тяжело оторвался от земли и, шатаясь, пошел в сторону, где увидел стоящих и сидящих красноармейцев.
Потом их построили в колонну и погнали во временный лагерь, окруженный колючей проволокой.
Там-то он и познакомился с Сидоркиным.
Оба были маленького роста, худые, темноволосые. Наверное, потому и сблизились.
Санька как-то сразу поверил Косте, что отсюда можно выбраться.
Три дня им не давали еды.
Местные женщины приходили к лагерю, приносили хлеб, воду, но их не подпускали близко. Охранники давали автоматные очереди, пули взрывали землю у ног женщин, и те боязливо отбегали от колючей проволоки. От собственного бессилия женщины плакали. Слезы катились по их лицам.
Санька сжимал зубы от злости и обиды. Было обидно за собственное бессилие. Разве можно выжить в таких условиях, где для удовлетворения человеческих потребностей вырыли две ямы, над которыми тучами роились зеленые мухи. К вечеру третьего дня немцы выбросили на помойку картофельные очистки. Потом они наблюдали за русскими в надежде повеселиться, когда те будут драться за помои.
Голодные русские не подошли к помойке.
Сидоркин уговаривал Саньку бежать.
– Тут есть, где укрыться. – убеждал он. – Кругом – холмы да балки; завернул за бугор, и никто не заметит. А там свои близко.
Санька поверил ему.
Они уже знали в лицо всех охранников, их привычки. В ту ночь дежурил добродушный высокий немец. Он постоянно о чем-то мечтал, глядя вдаль, и над русскими не смеялся. Скорее, он им сочувствовал. Иногда даже незаметно совал кусок хлеба, проходя мимо пленных.
Сидоркин отвел Саньку в дальний угол ограждения. Под проволокой оказалась неглубокая ямка. Им, маленьким и худеньким, не составило труда пролезть незамеченными. Как только Санька очутился по другую сторону колючей проволоки, он почувствовал себя свободным. Некоторое время они ползли по дну оврага. Потом Сидоркин выпрямился и засмеялся.