Достал бинокль. Прильнул к акулярам и посмотрел в сторону трасформатора: видимая сторона не вызывала ничего подозрительного, голые кустарники и несколько автомобильных покрышек. Обычный трасформатор, в обычном брошенном дворе. Опустив бинокл, я еще раз осмотрел территорию, а потом повернулся в пол оборота и задрал голову на девятый этаж.
Сломав арматуриной крепления хилого навесного замка в люке, я потянулся за края плиты, и выбрался на крышу. Залег у самого края и прильнул к биноклю.
Обзор был замечательный: я скользил по двору, проверяя есть ли подозрительные движения. Задержался на качелях – крепления не выгнуты…
Сам трансформатор был металлическим вагончиком с дверцами. По крайней мере, с моей точки обзора, никаких видимых признаков возгарания. Копоти на дверцах, над решетками вентиляции, не было. Дверцы закрыты, что исключает проникновение мародера внутрь. Про следы взрыва, я вообще не говорю, их близко нет. Значит, диверсия и попадение молнии исключается. Отложив бинокль, я вытащил рацию:
– Вызывает восток, заря ответь.
– Восток на связи. – через несколько секунд прошипел Шендерович.
– Провел визуальный осмотр объекта. Признаков пожара и подрыва нет. Подозрительного движения вокруг не наблюдаю.
– Принял, восток. Проверь, что там внутри.
Той же арматурой сорвал замок с трансформатора. Потянул на себя дверь. Она со скрипом обножила небольшое пространство, из которого на меня вылетело несколько жужжащих мух, и внос ударил сладковато-приторный запах разлагающейся плоти. Я достал фонарь, направить его в проход и щелкнул включателем, рассеяв сумрак. От увиденого я отшатнулся назад и прикрыл нос рукой. В узком проходе лежало тело. Распухшее, в кожаном плаще, спиной ко мне.
Уткнув нос в изгиб руки, я вошел внутрь. В глубине трасформатора монотонно жужжали мухи. Лучом фонарика осмотрел простраство: в панеле приборов чернела клякса – след замыкания. Опустил фонарь на труп.
Поперек спины перетянута небольшая кожаная сумка. Я присел на корточки, отстегул ее от лямки и выудил содержимое: блокнот с пометками на английском языке, неработающий планшет и водительские права на имя Врочека Шумана.
С фотографии на меня смотрел человек с зализанными вбок черными волосами, с круглой оправой очков и трехдневной щетиной. Если представить на нем белый халат – аспирант престижного химического вуза.
Гражданин Польши, но права получены в США в штате Невада.
Я еще раз посмотрел на труп, постукивая правами о большой палец.
Что ты здесь забыл Врочек?
Вряд ли зашел в трансформатор поссать. Даже ты со своей интелегентной внешностью, в здешних условиях не будешь искать, где бы сделать это неприметно. На мародера ты не похож. Нет у тебя ни оружия, ни рюкзака для хабара.
Какого черта тебя понесло в трасформатор?
Я распрямился, еще раз посветил на кляксу, и вышел на улицу. Отошел подальше от смрада:
– Заря ответь.
– На связи.
– Тут след возгорания на панеле, похоже на короткое замыкание. Еще внутри труп.
– Принял. Восток, повтори последнее.
– Внутри трансформатора труп.
– Труп?! Доложу об этом Карпову. Сильно горело?
– Думаю, починить сможешь.
– Принял.
Я снова перевел рацию в режим радиомолчания. Рассовал по карманам вещи Врочека и двинулся в обратный путь.
***
Я стою в центре двора дворца культуры и смотрю на яркое солнце – припекает сегодня.
Тишина была своя, особенная. Не такая как в городе. И был я тут как дома.
Все на месте и не тронуто посторонней рукой: оранжевый Москвич, коробки в углу и дверь черного входа точно так же приоткрыта.
Весь в предвкушении я направился к почтовому ящику. Открыл скрипучую крышку. Запустил руку внутрь. Но вместо привычной кипы конвертов, ладонь наткнулась в пустоту. Пошурудил интенсивней. Пустота.
Что могло произойти за эти сутки?
Ящик больше не портал? Или в прошлом дворец закрыли на ремонт?
Я вытащил руку, и словно чью-то голову, схватил ладонями ящик. Потряс. Бегло осмотрел голубую поверхность, нет ли царапин? Может все-таки тут кто-то был и повредил его?
Но никаких свежих царапин я не нашел.
Сказать, что я расстроился, значит, ничего не сказать. Я как юнец, которому обещали на новый год управляемую пультом машинку, но в итоге подарили дешевый пластилиновый набор.
В надежде, что все это всего лишь недоразумение, я снова опустил руку в ящик. Но чуда не случилось.
Все.
Прикрыта лавочка.
Вынимая руку, я почувстовал как что-то я задел пальцем. На ощупь стал искать, и в результате сжал в ладони лист бумаги. Потянул руку вверх.
Распрямил скомканный лист:
– Может, хватит письма воровать? – Спрашивал меня аккуратный почерк.
Глава 3
Лежа на засаленном матрасе, сложа руки за головой, я наблюдаю за покачивающейся на сквозняке керосиновой лампой…
Шендерович не нашел деталей для починки трансформатора и поэтому мы не выдвинулись на ремонт. Гарнизон сообщил по рации, что доставит нам детали в течении суток.
Канули уже полтора и никаких челноков со стороны гарнизона не приходило. По каким причинам задержка – не знаем, не у кого спросить. Нет электричества – нет связи.
Карпов запретил походы до черты. Теперь только на пару кварталов хожу и не один, одному нельзя, с Пашкой я. Счетчиком воздух пощупаем, вздохнем с облегчением от того, что все в норме и обратно в кинотеатр.
Ближе к полуночи все собрались в кафе, которое было тут же. Собрались затем, чтобы обсудить происходящее: почему нет челнока, что делать с чертой и как жить дальше. Но жаркой дискуссии не завязалось, все прекрасно всё понимали – перспектива полная дрянь.
Поэтому в пространстве висело молчание и напряжение, каждый был погружен в себя: Пашка скучал за барной стойкой, подперев голову кулаком бил пальцем смятый пластмассовый стаканчик, наблюдал как он вертится на столешнице. Карпов закинул ноги на столик, сложа руки на груди, смотрел куда-то в пол. Шендерович чистил губную гармошку. Вова Камаз сопел где-то в глубине кафе, а я, смотрел как покачивается керосиновая лампа…
«Может, хватить письма воровать?» Эти строки вертелись в голове без остановки.
За день с небольшим, я пришел к выводу, что эти слова написал человек из прошлого, что они не шутка кого-то из здешних или какое-то иное случайное стечение обстоятельств.
Эх, жалко, что не могу я сейчас к почтовому ящику сходить, может за эти полтора дня, там появилась любимая кипа писем или новое сообщение от незнакомца из прошлого… Которое смогло бы пролить свет на его сообщение.
А собственно, почему незнакомец, почему мужчина?
Я закрыл глаза. Сквозь веки огонек лампы был мутным оранжевым пятном, которое плавало от одного края глаза до другого.
Может быть так, что незнакомец это женщина? А еще лучше молодая девушка?
Оранжевое пятно, словно отрицательный кивок головы, намекало об обратном. Э-э нет рыжее, не право ты. Почерк-то в записке, аккуратный, девичный.
Я сжал веки сильнее, притушив пятно, заткнув как будто, чтобы не мешало представить.
Не с первой попытки представил. Контур лишь получился. Прекрасный, фигуристый, хрупкий. Мне этого было достаточно. И даже имя само как-то нарисовалось в воображении. Анюта.
И мысли, словно листья вдруг стали распускаться в голове: что Анюта работает во дворце культуры, что почтальон она ну или секретарь, за письма отвечает. Что недавно там. Долго понять не могла, куда письма пачками пропадают. Хулиган. Конечно же, хулиган это. Как не он? Дворовой. Подросток прыщавый. Развлечения ради. Хобби. И даже в полицию сообщала. Но неуловимым оказался этот прыщавый. Отчаялась. Записку ему бросила. Молчит хулиган. Письма вот уже полтора дня не ворует. Поди испугался воришка. Радостно Анюте от этого.
Снова ее контур. Волосы волнистые по плечу, талия красивая, стоитАнюта, руку в бок уперев.
Я открыл глаза. Лампа.
Только откуда тебе знать Анюта, что письма я воровал? Что на записку твою не отвечает прыщавый, потому что нельзя ему до дворца дойти, пока детали с гарнизона не принесут и Шендерович не починит трансформатор?
Я достал из кармана ее записку, и еще раз прочел текст.
Ответить, что ль?
Что напишу? Привет? Или здравствуй предок, я из будущего!
Хотя, предок – громко сказано. Разница во времени года три. Плюс минус год. Если напишу правду, что я из будущего, поверит? Нет. Не поверит. Так что лучше вообще ничего не писать. Между нами пропасть, не только временная, но и социальная. В каком мире живет она, а в каком я… Но я могу ее предупредить о грядущих событиях и может даже, уберечь от гибели.
К тому же, чего плохого в переписке? Да ничего. Узнаю кто такая хоть, Анюта или, там Наташа. И повеселее мне будет, а то один и тот же пейзаж каждый день, и рожи те же.
Напишу. Как только трансформатор восстановят.
В дверь кинотеатра тяжело, трехкратно постучали.
Это было внезапно для всех нас. Не привыкли мы, что в пол ночь в двери стучат. Не привыкли, что вообще стучат в дверь.
Переглянулись. Прислушались. Не послышалось ли?
Но постучали снова. Трехкратно. Тяжело.
– С гарнизона кажись, – неуверенно предположил Шендерович.
Карпов потянулся к поясу за пистолетом и дав жест всем идти за ним, покрался к дверям.
Возле них мы встали веером, и взяли двойные двери в прицел.
Постучали снова.
– Кто? – гаркнул Карпов.
– С гарнизона! Лейтенант Савкин. Для трансформатора детали несли. Мужики…Открывайте! Быстрее! – последнее слово дало питуха. В ответе этом, точнее в голосе, присутствовала тревога, страх.
– Странный он какой-то… – сказал Пашка. – Может, не литеха это?
– А кто еще по-твоему? – спросил я. В ответ Пашка пожал плечами.
Снова трехкратно, монотонно и тяжело постучали с той стороны.
– Мужики…Нужна помощь! Там пацаны мои остались! Пока не поздно спасать их надо…
– Если что увидите странное, стреляйте на поражение! – дал команду Карпов.
Зацыкали предохранители.
Карпов поднял засов и толкнулстворкудвери.
Тревожный скрип петель анонсировал следующее: на улице действительно был лейтенант Савкин. Он стоял перед нами, тычащими ему в лицо оружием, его глаза были полны тревоги. Форма на плече старлея, темнела и переливалась черным подтеком. Окровавленная ладонь в треморе сжимала пистолет, и указательный палец монолитом скрепился с курком скрепами пережитого…
– Толян!!!– удивился Карпов. – Ты?! Да опустите вы стволы уже! Свои, не видите чтоль?! А я думаю, твоя фамилия или нет… Что с тобой?
– Каждая секунда в цене. – прижимая руку с пистолетом к плечу, тяжело говорил Савкин. – Пацаны там… Нужно их вытаскивать от этого…
– Где? – спросил Карпов.
– Двор за тем домом. Там детский сад. Пацаны в нем держаться.
Карпов дал жест выдвигаться и обернулся на стоявшего в проходе Шендеровича:
– Ты тоже идешь! Разомнешь булки. Тут от тебя толку все равно никакого.
Мы шли по проезжей части. Карпов и Савкин двигались впереди и о чем-то негромко переговаривались. Видимо Савкин обрисовывал произошедшее. Остальные же, двигались за ними.
Заметно похолодало. Этой ночью настали первые заморозки. Надкушенный желтоватый диск луны своим светом разжижал густую темноту города, поэтому никто из нас не включал фонарики: асфальт переливался замершей влагой, и зеленая трава вокруг перекрасилась в серый цвет.
Меня что-то напрягало. Но никак я немог понят, что именно. Ответ вертелся на языке и не спешил так быстро мне открыться. Может быть, в этой тревоги виноваты события последних дней: странный скрип качелей, потом их выгнутые поручни, и наконец, мертвец иностранец Врочек Шуман в трансформаторной будке.
И сегодняшний полуночный визит лейтенанта Савкина и произошедшее-загадочное с его группой в районе детского сада – подстегивали подрагивающую стрелку на шкале моей внутренней напреженности ползти все ближе к конечной, максимальной точке.
Я незаметно взял за рукав Пашу и замедлил наш ход. Когда Шендерович и Вова Камаз оказались на приличном расстоянии впереди, я наконец-то спросил:
– Тебя ничего не напрягает?
Выдеражав паузу Паша ответил:
–Литеха напрягает. Хорошо если Карпов его достаточно знает. Мне не нравится, что вся наша группа пошла вслед за Савкиным.
– Думаешь, засада?
Паша повел носом по воздуху, словно нюхая обстановку за сотни метров впереди:
– А тебя, что напрягает? – не ответил он.
– Савкин, – неожиданно для себя сказал я и удивился, что мое мнение и Паши совпали. – Никогда не было нападений на челнока из гарнизона. Кому нападать-то? Мародерам? От них каждый из нас отбиться сможет, а вооруженный военный челнок уж точно. Кто мог еще совершить нападение, на ум не приходит. У тебя так же?
Паша молча одобрил.
– Я, как и ты, – продолжил я. – Во всякую нечисть, тварей там, мутантов, что могли к нам из-за черты придти, не верю. Раз эти тоже отпадают, тогда получается, что Савкин ведет свою игру. Но… – и тут я вспомнил. И осекся. Я вспомнил слова Савкина, когда Карпов спросил, что случилось. Савкин ответил, что нужно вытаскивать пацанов от этого. Что может значит от «этого»? Что-то, что нарушит нашу с Пашей уверенность в отствутствии в городе мутантов и тварей?..
– Но… – Паша вытащил меня из внезапно нахлынувших размышлений.
– Но, может мародеры купили его и он решился нас заманить в засаду? – предположил я, что пришло в голову, лишь бы не выдать своих умозаключений на счет мутантов и тварей, а то, Паша застебает.
– Глань-ка, – сказал Паша. – Остановились.
Впереди был перекресток в форме быквы «Т» и дорога упиралась в девятиэтажный дом. Карпов и Савкин встали на зебре. Когда все остальные подошли к ним, мы услышали середину диалога:
– Десятая волна молчит! Почему, мать твою?! –ревел Савкин.
– Попробуй снова, – положил руки на автомат висящий на груди, предложил Карпов.
– Периметр! Периметр! Ответь первому!– Савкин, выпуская изо рта клубы пара, твердил в шипящую рацию. – Перимерт! Ответь! Периметр!!! Блять, парни, что с вами?!
– Что случилось? –подойдя к Карпову, я негромко спросил.
– Группа не выходит на частоту.
После неудачных попыток выйти на связь с группой, Савкин наконец-то взял себя в руки и твердо произнес:
– Опоздали. Больше их нет.
– Так может это… – начал Шендерович после недолгого всеобщего молчания. – С рацией что случилось? Пуля там попала или закоротило…
– Их нет! – с твердой уверностью, с металлом в голосе, ответил Савкин.
–Вот так вот развернемся и направимся обратно? Слушай мою команду! – стал приказывать Карпов: – Делимся на две группы и обходим девятиэтажку. Пацаны литехи держат оборону в детском саду. Я, Савкин и ВоваКамаз пробиваемся к центральному входу. Остальные заходят с тыла. Стрелять на поражение, на любое подозрительное движение! На улице наших нет! Так что не ошибетесь. Задача ясна?
– Так точно! – хором раздалось в ответ.
– Двинули! – гаркнул Карпов.
Выбежав на перекресток, мы резделились.
Шендерович плелся позади нас от непривычки к таким броскам и звенел снарягой. Ему, конечно, повезло – у него автомат, а у нас по пистолету. Оно и правильно, жизнь связиста дороже. Поэтому и оружие для обороны у него помощнее.
Я утянул наш небольшой отряд в плотную к дому, чтобы дальше двигаться под окнами первых этажей и не светиться на дороге. Через минуту мы стояли у бетонной стены, отделяемые от злосчастного двора краем дома.
– Вроде тихо, – прослушав двор, резюмировал Шендерович.
– Это и тревожит, – Паша повел носом по воздуху.
– Я тоже не слышал выстрелов, – я продолжил мысль товарища. Ситуация запутывалась еще гуще. Как мог сгинуть отряд Савкина, не сделав ни одного выстрела?
Я высунулся из-за угла и вернулся обратно за секунду.
– Вокруг детсада сетка забора. Двор зарос зеленкой, – я обрисовывал обстановку. – Сквозь зелень, через забор, бегом по дорожке и в окно первого этажа. Дальше по обстановке. Пошли!