– Тогда и все хомо сапиенсы – биокомпьютеры!
– Практически. Как попугаи… Но не все. Некоторые способны на большее. Но я тоже хочу задать вопрос.
– Какой?
– Зачем ты пришел на рынок? Ты не похож на тех, кто хочет приобрести для себя живую необычную игр-рушку.
– Это – долгая история, – Иоганн немного сник и задумался.
О том, что он сразу никому не смог бы объяснить, зачем и почему именно туда пошёл. Как говорится, вчерашний день поискать. «Странное выражение… Разве можно найти то, что потерял давным-давно? А находится всегда только то, чего совсем не ищешь», – подумал Иоганн. Вдобавок, он ничего не терял и не забывал на толчке, а вот повело же туда, внезапно: из-за одной случайной мысли.
И потому, он сам не заметил, как поведал Тенгу часть своей биографии, пытаясь всего лишь ответить на простой вопрос. И начал издалека…
Просто, ещё совсем недавно Иоганн был вовсе не уважаемым всеми обозревателем в области музыки и молодежной культуры, с пропуском по городу, второй категории… А так называемым «ритзибоем», мальчиком на побегушках. Точнее, газетным ритзибоем, ибо были ещё ритзибои-торговцы, предлагающие всё, от лифчиков до флайеров. Они все бегали по улицам города и предлагали товар. Газетные же ритзибои занимались тем, что «аскали» прохожих. То есть, предлагали ответить на вопросы и проводили так называемое соцанкетирование. Но и эту работу он считал уже вполне приемлемой для себя.
Поскольку, до газеты он немного попробовал себя в других забавных «творческих» профессиях. Иоганн побывал и вышибалой в гостинице (несмотря на хилую комплекцию), и ночным сторожем в брэнчдогкиоске, и санитаром на «красном кресте»… В общем, он работал в таких местах, где работа гадостная и народ не задерживается, а потому, проистекает быстрая смена наемников. Нетрудно догадаться, что никто из родителей отнюдь не помогал такому славному парню, как Иоганн, ни с устройством на работу, ни деньгами.
– И вовсе не потому, что все мои родственники – шкурные жабы. Просто я, будучи пейзанского происхождения, совсем зелёным пареньком пробрался в город из весьма живописных окрестностей Ростова, – пояснил он для Тенгу.
– Что значит «пейзанского»?
– Ну, сельского… Так все ребята говорили…
Не все знают, что представляют собой так называемые «сельские районы». Заболоченные гнилостной канализационной водой усыхающие речушки, огромные свалки отходов дают не очень много простора для сельского хозяйства, для мечты и для жизни. Не курортная зона, прямо скажем. Несмотря на жаркое однообразное солнце, картошка произрастает гнилая, яблоки – склизкие, огурцы – червивые, а цыплята – полудохлые. В общем, в приемнике города такой товар не конкурентно способен по сравнению с синтепродуктами и годен только на переработку.
Потому, Иоганн, после его совершеннолетия (а для пейзан оно наступает в четырнадцать), и оценив перспективу дальнейшей жизни, плача и ругаясь на судьбу и нелегкую долю, покинул своих бедных отца и мать в поисках приключений. А, попросту говоря, сбежал из дому.
Он быстро понял географию местности. А именно то, что за ближайшими окраинами Ростова начинается и уходит во все стороны бесконечная полупустынная голая степь… Запущенная пустошь с пожухлой и убогой, как старческая плешь, растительностью, с раскаленным зноем, с потрескавшейся землёй, с редкими заболоченными речушками и полным отсутствием жизни. Далее, по всей видимости, эта степь переходила и вовсе в голую пустыню, не сулящую ничего хорошего за гранью горизонта.
И потому, единственный путь, который ему оставался – только в город. Хотя, он и пугался его, да и совсем не представлял себе, что же это такое.
Понятное дело, что в Ростов никого, кроме красивых девушек, не впускали. Долго и безуспешно Иоганн пытался проникнуть туда через товарообменник, через который происходил обмен жалкой продукции села на городские товары. А ещё, он пытался заскочить на транспорт, везущий в город различный груз: землю, камни, щебенку… Оказалось, весь этот транспорт обслуживают роботы, и они спихивали подростка долой. Упросить их взять его с собой, понятное дело, было нельзя.
– После долгих мытарств, я купил в единственном пизансмаркете соседнего села, на все деньги, которые у меня были, одежду сельской герлы. Стильно принарядился и, кося под девчонку, отправился в город, куда сельских дев пускали на ночь, так сказать, на вечеринку, – поведал Иоганн врану. – К счастью, по фенькам на руке и шитой бисером сумке меня приняли в городе за тусовочную герлу, а не за фуфыру пейзанскую. У меня нашлись нормальные друзья, которые вписали к себе на флэт, то есть, взяли к себе пожить. И, обнаружив ошибку в определении моей половой принадлежности, вскоре переодели, дав старое, поношенное тряпьё.
Вран издал странный звук. Похоже, он хихикнул.
– Пр-роясни, что означает «тусовочная герла»?
– Хорошая, «своя», девушка, которая любит музыку и поболтать обо всём на свете… Ну, что-то в этом роде.
– А «пейзанская фуфыра»?
– Девушка из села… Которая ищет приключений на задницу и старается изобразить из себя городскую, – пояснил Кролас.
– Я пер-ребил. Пр-родолжай…
– Со временем, я купил себе «под Пирамидой» чистый папир со штампом и состряпал паспорт, назвавшись Иоганном Кроласом.
– Что такое «чистый папир»?
– Бумага… То есть, корочка паспорта без внесенных туда данных. Обычно заполняют в паспортном отделе, официально. Но мне оформили за определенную мзду, и вне конторы. А потом…На время моей мамой стала дурь конопляная, а папой – бэндгруппа «Чихуахуа», лабающая свойскую трешь, – продолжал тем временем Кролас.
– «Лабать» – это «играть»? А что такое «трешь»?
– Такое направление в музыке… Там, в этой своей странной, тусовочной жизни, я и познакомился с Антониной, которая совершенно, как позже оказалось, случайно попала на тусняк в «Cковороде». Будучи студенткой-филологом, она изучала молодежный слэнг. При этом она косила под дигзгёрл…
– Под… кого?
– Под герлу, свою в доску… Которая всё знает и всё перепробовала…И наше тесное знакомство… Весьма и весьма тесное… Свершилось случайно, в плане моего первого творческого эксперимента. И без расчета когда-либо встретиться вновь. Повторюсь, я был совсем зелёный бойзфренд.
На этом месте рассказа, Иоганн тяжело вздохнул.
Он сам понимал, что это жуткий идиотизм… Но о «плодотворности» своего случайного знакомства узнал по прошествии восьми с половиной лет… По-видимому, Антонина не обладала достаточной суммой денег, необходимой для того, чтобы город позволил ей растить своего ребенка самостоятельно. И его изъяли, «для обеспечения счастливого гражданского содержания», как формулируют анкюлотники. Иоганн Кролас ничего не знал о рождении сына. Но, по какой-то неясной причине, его первая девушка записала в свидетельстве о рождении своего ребенка как Оливера Иоганновича Кроласа… Да и по дате рождения всё сходилось… Как последствия той их встречи. К тому же, пацан жутко был похож на отца.
А раскопала «сюжет» коллега Иоганна, неутомимая Зиночка Исламбекова. Которая обозревала социальные вопросы и посещала «коммуну света новых граждан», расположенную на улице Бирючья Балка.
– Хоть шефу не растрезвонила, за то ей спасибо! Фотку мне подарила. В фаз и в профиль, – продолжал Иоганн свою исповедь врану. И…у меня аж душа тогда оборвалась, и всё поплыло перед глазами. Знаю я всякие там «коммуны»… Пиплы на тусовке обсуждали. Жуткая тюряга с надзорными порядками.
Зиночке, конечно, приходится писать, что там все о'кей и детки кипяточком писают от счастья… А у меня и сейчас нет двух прожиточных минимумов, чтобы позволили иметь ребенка. А главное – для анкюлотников не факт будет, что я – отец. Обнадежат, облапошат до последней пласткарты, почти оформят всё – а потом скажут: «А где бумага о том, что вы – отец?» или «А где вы были раньше?» и тому подобное… Выжмут с курицы яйца и отправят кукарекать. Работа у них такая. Сложная. С людьми.
В общем, с какой стороны ни подойди – грабли получаются.
– Ну и дела, – прокаркал вран.
– Куда делась Антонина, которая могла бы подтвердить, что я – отец, я не знаю. Пропала бесследно. Я искал.
– И ты решил пока просто повидать пар-ренька? Не чер-рез официальные органы?
– Да, я решил к нему проникнуть. Тайком. Многие родственники так делают… Хоть посмотрю на сына. И подарю ему что-нибудь. Хоть зверька ласкового. Говорят, там жутко одиноко. Вот… И ходил по рынку. Присматривал.
– Меня пр-рисмотрел? – хитро прищурился вран. – Подар-ришь?
– Нет. Посмотрю, что ты за птица… Лисокотёнка хотел присмотреть, прицениться, – ответил Иоганн.
Вран, задумчиво ковыряясь в пампасе, спросил:
– А как насчет удр-рать оттуда? Строго?
– Нет, охраны никакой там нет. Но, куда он потом, я с ним потом?.. Он будет без бумаг, без документов. Вне закона. А сделать «липу», такую, как у меня самого, так вычислят по фэйсу и отправят назад, в коммунятник. Замкнутый круг. Кроме того, я его ни разу не видел. Может, не пойдет он со мной.
– Проблема, – сверкнул глазом вран, – решается топор-ром! Драпать из города будешь – захватишь парнишку! И не думаю, что он станет возражать.
Иоганну даже стало дурно.
«Драпать из города? Куда? Почему? Зачем?» – испуганно подумал Иоганн, и вдруг почувствовал, что вран пророчит правильно. Уж непонятно почему, но мало ли… «Похоже, драпать вскоре придется. Какой кошмар!» – подумал журналист, уже привыкший к стабильности своей городской жизни.
Они вышли из «Сковороды» и пошли к ближайшему тьюб-эскалатору на четвертый уровень. Воняло раскаленным металлопластом, хотя фибры работали на полную мощность. Ну и жара! Вместе с Иоганном на скотчфло заскочила девчонка. Успела, пока они ещё не взмыли вверх и двери не захлопнулись. И теперь поднималась с ними вместе. Девчонка была с модными сейчас стрекозиными крылышками на спине и в лёгком розовом флаер-костюме. Она сразу же включила мини-телекс. Но там по всем каналам шёл какой-то треп одного из Отцов города, одетого, как обычно, в белую тогу. Девчонка недовольно убрала звук.
– Пр-роясни, пока едем, кто такие «анкюлотники», – попросил тихо вран. – Ты употребил этот термин.
Кролас покосился на девчонку. Но по телексу пошла какая-то шоу-программа, и полностью завладела её вниманием. Она врубила звук на полную громкость.
– «Анкюлотники» – это на нашем, газетном слэнге… Так мы называем административных чинуш, соцработников, юристов и прочую братву в том же духе, – поясни Кролас. – Эти люди очень любят особый, практичный и парадный вид одежды. «Серые анкюлоты» – это как встарь «белые воротнички»… Анкюлотники занимаются финансовыми, правовыми и хозяйственными вопросами, и весь их рабочий день проходит в постоянном приеме разных людей. Очередь к ним толпится в коридорах, а при входе к ним все кланяются.
– А что такого особого в этой одежде? Что за анкюлот такой выдумали? – спросил вран.
– Анкюлот – что-то типа комбинезона с короткими, выше колен, штанишками и с небольшими рукавами. Его ценность в особой облегающей ткани, которая придает прохладу в жару и легко проветривается. Женский анкюлот отличается от мужского только тем, что глубоко открывает в верхней своей части пышность форм. Кроме ткани, особенность костюма в том, что он снабжен сменной влагозащитной прокладкой и памперсом высшего качества, дабы чиновники могли не отвлекаться на работе по мелкой и крупной нужде. Складки и общий хитрый покрой одежды из высокопрочного материала прикрывают достойным образом все эти хитромудрости, а особый материал устранет запах. А памперс со временем частично перерабатывает содержимое. Нанотехнологии, понимаешь ли! Такая одежда явно не по карману – ну, к примеру, журналисту. Дорогое удовольствие.
Шоу на экране мини-телекса их случайной спутницы, пропало.
– А теперь – новости культуры, – провозгласил бодрый мужской голос.
Сообщалось о том, что Мерлин Киршопов отравился до поноса синтегрибами и пивом, а Синди Флэш встретила свое шестидесятипятилетие в бассейне с шампанским, в окружении молодых бойзфрэндов.
Эскалатор выплюнул своё содержимое прямо в открытые створки буса. И вскоре, минут через пятнадцать, бус и эскалатор нижнего спуска подбросили Иоганна к дверям редакции.
– Почто вы меня за срамное место тискаете, дщерь человеческая! – орал ошпаренным басом Драгомир Свистлицкий, отстраняя от себя хохочущую Зиночку Исламбекову, – Сатана, изыде!
Вот первое, что увидел Иоганн за дверями, сразу в редакционном фойе. Драгомир (или попросту «Дорг», «Дорогуша») был обозревателем по церковным вопросам, священнослужителям и делам сохранения родного языка. «По попам» – как шутила Зинка.
Исламбекова была, как всегда, неотразима и неузнаваема. Потому что постоянно меняла всё: цвет волос, от красного до фиолетового, через весь спектр радужного диапазона, а также, цвет ногтей, глаз, бровей, губ; часто меняла и татуировки на теле. Кроме того, она постоянно теряла накладные ногти, ресницы и даже груди, которые отлетали в разные стороны при её кипучих порывах энергии.
Сегодня она была с волосами медно-красного оттенка, шоколадным загаром, вытатуированным драконом на плече и в платье, которое напоминало змеиную шкуру. Её зелёные глаза фосфоресцировали на темных поворотах коридора, а «шкурка» отливала красными огоньками.
– О! Какие люди! – увидев Иоганна, бросилась обниматься Зинка и потащила в коридор. – Опоздал? Но, ничего, тебе, как обозревателю, можно не посещать эти сборы. На утреннем собрании шефуля пропесочил только ритзибоев, остальные – пока без порки…
– Здравствуй, друже! – процедил Драгомир, догоняя их следом.
Драгомир считался редакционным другом Иоганна, хотя на самом деле был его злостным конкурентом… И почему-то стремился перещеголять соперника, своего ровесника, по количеству заметок и весу в редакции. В глубине души, скорее всего, он вовсе не питал к Иоганну теплых чувств.
Кролас хотел, раскланявшись, тихонько просочиться в свой кабинет и остаться наедине с враном. В привычных ему стенах, удобно изолирующих от остального коллектива. Если нужен будет шефу – тот наберет ему сообщение или скинет задание по редакционному компу.
Но… Драгомир Свистлицкий преградил ему дорогу, кинувшись с объятиями.
– Заходи ко мне, дорогой! Видишь ли, шеф хотел бы плеснуть в следующий номер немного скандала. Поэтому требуются твои заметки, ты ведь у нас по этому делу спец? – бормотал Дорг по дороге к своему кабинету, дружескими шлепками по плечу направляя Иоганна в ту же сторону.
Тот сразу всё понял… Иоганн не стал успокаивать себя тем, что, так уж и быть, съездит, к примеру, к Киршопову и в подробностях опишет марку выпитого им пива и цвет его лица… Нет, свою славу скандального журналиста он приобрел на Линде Аувербах. Самым первым из газетчиков дав подробный материал о конкурсе «Пупси Бест» и его плачевном конце. Однако… Он никогда, как и любой другой из журналистов, не встречался с ней лично. Присутствовал на каком-нибудь концерте или встрече, на которой появлялась и она. Причем, её приходы всегда были внезапными и совершенно непредсказуемыми. И ему просто везло. К тому же, в последний раз, при выступлении в кафе «Розовый слон», она сказала, что больше нигде не появится, во всяком случае, долгое время. Темы же, не связанные с присутствием Линды, но её касающиеся, он уже все исчерпал: о молодежных тусовках в честь Линды, об отношении к ней различных известных деятелей искусства, о бритоголовых мальчиках, желающих изловить Линду где-нибудь в темной подворотне…
В общем, было похоже, что Иоганн однозначно влип.
Свистлицкий тем временем распахнул гостеприимно двери своего кабинета и пребывал в приподнятой весёлости.
– В общем, вот какой получился казус, – начал Дорогуша. – Ты прости, что я даже кофем не угощаю. Не схлопотал еще кофе по причине крайней заботы и раздумий, – Дорогуша потёр свое жирное пузико левой лапкой и закатил глаза. – В текущий номер долженствовала пойти моя статья о собрании черносотенных активистов, выражавших свой протест против бесовской чертовщины. Связанной с появлением в городе так называемых братьев-золототысячников, которые призывают всех опроститься, ходят в галошах в форме голой ступни и в рубахах по колено, носят часто усы и бороду и затворяются своим коллективом внутри зала Пирамиды на третьем ярусе. Устраивают там моления Господу. На свой еретический лад, конечно. Также, они стремятся создать тысячу своих мест сбора, ищут способ превращения железа в золото и поклоняются солнцу.