Тогда парторг сказал, что он рассчитывает на искренность, свойственную советским людям, что партия – это ум, честь и совесть эпохи и что перед партией нужно быть полностью откровенным, а нельзя быть откровенным только наполовину. И он просит Иевлеву ответить на вопрос, состоят ли они в интимной связи, как давно и как часто. И он просит ее рассказать об этом с максимальным количеством подробностей – когда познакомились, как и когда это было в первый раз, и не заметила ли она, как женщина, каких-то странностей в его поведении и «я извиняюсь, в физическом устройстве».
По мере того, как парторг формулировал эти вопросы, Иевлева заметила, что дыхание его участилось, лоб покрылся испариной, а глаза сделались влажными, и поэтому, когда речь дошла до «физических особенностей», Иевлевой овладело характерное женское отвращение. Она сама удивилась, отвращение не вызвало у нее естественного в подобной ситуации приступа агрессии. Ей было противно, конечно, но и как-то скучно. Без особых эмоций. Та часть ее природы, которая стала теперь природой ночного существа, делала нанесенную ей обиду настолько мелкой, незначительной, что Иевлевой было просто смешно всё это слушать. Она спросила тихо, почти шёпотом:
– Вам его член описать? Вам интересно?
Парторг ожидал всего, чего угодно, только не этого. Он опешил. Иевлева же продолжала:
– Какие именно особенности вас интересуют? Уточните ваш вопрос.
Парторг ничего уточнить не мог. Он погибал от смущения – «Что я тут нагородил?» И он ведь отлично понимал, что Иевлева явно «не его поля ягода». «Не для тебя цвету!», – непонятно откуда всплыли в его мозгу слова, и парторг впал в жуткую тоску.
Иевлева между тем продолжала:
– А вы понимаете, что будет, если я ему расскажу про наш разговор? Вот вы меня пугали партийными последствиями. А стоит мне только слово сказать, вы же понимаете, он не будет действовать по партийной линии. Но вы, конечно, можете на него в райком партии пожаловаться – это ваше право.
Она посмотрела парторгу в лицо и поняла, что хватит. Просто, как говорится, лежачего не бьют.
Глава 46. Следствие
Следователи из военной прокуратуры сидели в кабинете товарища Калюжного, начальника райотдела милиции Багаевского района. Атмосфера в кабинете была слегка напряженная, Калюжный явно был не на стороне следствия, а на стороне подследственного, своего подчиненного. От этого объективное расследование страдало. С другой стороны, ситуация была, действительно, из ряда вон выходящая.
– Два выстрела, – говорил следователь, – одна пуля – в воздух, другая прошла навылет через мягкие ткани. Куда они делись? Это же не «Калашников», правда? Пуля далеко не улетит, метров на четыреста по прямой. В реальности намного меньше. Утром была еще одна группа с металлоискателем. Всё вокруг обшарили, и – ничего. Это же свинцовые пули, они не могли раствориться. И где они? Поверить, что подозреваемый сам их нашел в рыхлой земле невозможно. Ну пусть одну бы он случайно нашел. Но две – это абсурд. И потом, он бы оставил там следы, если бы ходил, искал. Много своих следов. Их бы заметили. Это, извините, мистика какая-то.
– А я что могу сделать? – недоумевает Калюжный.
– Мы посоветоваться с вами хотим. Первый случай в моей практике.
– Вампир забрал, – Калюжный смеется явно довольный.
– Нам не до шуток, – отзывается следователь неприятным голосом.
– Так а я откуда знаю? – продолжает издеваться Калюжный, – У них там слухи на хуторе.
– Хорошо, – следователь уже не скрывает раздражения. – Я так и напишу в рапорте. Товарищ Калюжный предлагает считать, что пули унес вампир.
– Так и напишите, – радуется Калюжный, – Вам медаль дадут за такой рапорт.
– Товарищ майор, не смейтесь. А то я напишу так, что вам будет не до смеха.
– А что вы напишете? Я что ли забрал пули? Или я сотрудникам выдаю пули изо льда? Чтобы их найти было нельзя? Вон оружейная, идите смотрите. Найдете патроны с такими пулями – пожалуйста, арестовывайте меня. Но вряд ли вы найдете. Там даже холодильника нет. А раз пули вы не нашли, обвинение Микрюкову вы предъявить не можете.
– А что за слухи? – вдруг заинтересовался второй следователь.
– Херня, конечно, товарищи, – голос Калюжного почему-то сразу потеплел. – Народный фольклор.
Тут как раз и зазвонил телефон.
– Калюжный слушает, – зарычал в трубу хозяин кабинета. – Шо? Егор Ильич?
Телефон конечно орал на весь кабинет, следователи слышали каждое слово. Тем более, что парторг был на взводе и тоже орал.
– Кузьмич, моя личная просьба! Пришли мне в село как стемнеет двух сотрудников. И дай им боевые патроны. И скажи, если увидят подозрительного мужчину, пусть стреляют на поражение.
– Егор Ильич, ты объясни толком. В кого стрелять? Зачем? Кто у тебя по селу ходит по ночам, рецидивист какой-то опасный? Бандиты? Что там у тебя?
– Да ты сам знаешь, что! – прокричал голос в трубке.
– Егор Ильич, ты ж партийный человек! Ты не можешь в это верить!
– А если правда?
– Тогда ты попов зови, а не ментов. Менты за мертвяками не гоняются.
– Попов, говоришь? – очень очень злым голосом переспросил Парторг.
Калюжный закрыл трубку рукой: – Извините, товарищи. И снова в трубку.
– Егор Ильич, ну ты сам посуди, как я скажу? Ищите то, чего нет? Слушай, ладно. Я к тебе наряд пришлю, раз у тебя участковый отстраненный. Пусть ведут патрулирование. Ты там успокойся. Выпей, закуси. Я тебе хороших ребят пришлю. Будет порядок. Ну бывай.
Калюжный повесил трубку, помолчал. По лицам следователей понял, что они всё слышали. Сказал доверительно.
– Хрен я им дам боевые патроны. Мало ли что? Потом хлопот не оберешься. Мне бабка сказала, в нечистую силу стрелять нельзя. Только хуже будет. А у меня бабка… ей девяносто два года, а она в огороде копается, сама воду носит. Она болезни заговаривает, не верите? В прошлом году как поясницу схватило… – тут он увидел, что следователи слушают, кивают, но смотрят явно неодобрительно. Он смутился, – да… извините, товарищи.
Глава 47. Участковый делает Иевлевой предложение
В общем, никакой такой волнующей информации парторг от Иевлевой не получил. Ничего нового по сути дела не узнал. Разговор удовольствия не доставил.Он чувствовал тяжелую злобу, которая вызвана была беспомощностью. Но совсем ничего он не мог не предпринимать, поэтому звонил в райком и просил, чтобы патрульным, которых должны были прислать вечером в Усьман, выдали всё-таки боевые патроны, и проинструктировали о повышенной опасности.
Как же он хотел, чтобы вампира этого, суку такую, застрелили. Прямо мечтал об этом. Вот он сидит в своем кабинете, за окном темно. И вдруг звонит телефон, и ему говорят – застрелили, мол. Приводите эту Иевлеву на опознание.
От этих мечтаний парторга отвлёк Толян. Он зашел в кабинет без стука, от него воняло дымом. Он подошел прямо к столу, навис над парторгом и сказал, что хочет уйти в монастырь. Тут парторг потерял власть над собой.
– Да пошел ты к чёрту! – заорал парторг – К чёрту!
Так к нему прицепился это чёрт. Даже Иевлева в конце коридора слышала его крики.
Вообще она, получив новую информацию, что участковый обсуждал ее с парторгом, была удивлена очень неприятно. Она шла по коридору, там было много людей – бухгалтеры, счетоводы, бригадиры, технологи и зоотехники, агрономы и механизаторы. В самом центре этой толпы, но, очевидно, выделяясь из нее как чужеродное тело, стоял участковый с коробкой конфет.
– Разрешите в мой кабинет, – сказал участковый Иевлевой несколько деревянным голосом.
В кабинете участковый снял фуражку, вытер платком пот со лба, протянул Иевлевой конфеты и таким же скованным и неестественным голосом произнес:
Заметался пожар голубой,
Позабылись родимые дали,
В первый раз я запел про любовь,
В первый раз отрекаюсь скандалить…
Невозможно злиться на человека, когда он стоит с конфетами и декламирует про пожар голубой. И мужественный, но запевший про любовь участковый, Иевлеву совершенно обезоружил.
– Кто-то, может, и отрекается скандалить, а я не отрекаюсь. Вы зачем меня с парторгом обсуждали? – спросила она, но уже без раздражения.
– Я с парторгом про вас вообще не говорил, – растерялся участковый.
– Он мне сказал, что знает про мои отношения с Фроловым от вас.
– Вот, сука, извиняюсь, – смутился участковый и добавил, – а я вам тут стихи читаю!
– А откуда же он знает? – спросила Иевлева.
– Да ему фельдшер сказал, – догадался участковый. – Парторга комар в шею укусил, он расчесал до крови, потом сам испугался и пошел к фельдшеру спрашивать – то это или не то… ну вы понимаете. Вот ему фельдшер, наверное, про вас и рассказал.
– А зачем же он на вас ссылается? – удивилась Иевлева.
– А он догадывается, что я ему не всё говорю! – признался участковый. – Так он же, извините, партийный человек. Ему обязательно надо тумана напустить, иначе он спать не будет. Если ему фельдшер сказал, он на кого хотите укажет, только не на фельдшера. Ему моя Нинка нажаловалась, что меня с вами видели. Вот он на меня и указал, чтоб про фельдшера не говорить. А то ж это смех один – взрослый мужик из-за комариного укуса к фельдшеру идет…
– А зачем вы заявились вчера в медпункт? – продолжала Иевлева.
– Потому что я за вас боюсь, – оправдывался участковый. – Я везде за вами хожу, потому что мне страшно. Я не знаю, что он может сделать, я такого не видел никогда.
– Но вы же понимаете, кто он. Неужели вам не страшно за себя?
– А что он мне сделает? – расхрабрился участковый.
– Да ладно вам! Если его разозлить, всё что угодно может сделать.
– Ну страшно, конечно, – признался участковый, – но за вас страшнее!
– Не ходите за нами! – попросила Иевлева. – Ночь – это его время! Не ходите за нами ночью. Пожалуйста, я вас очень прошу.
Иевлева замолчала на секунду и, внимательно всмотревшись в его лицо, вдруг спросила:
– Что такое, вам плохо?
– Плохо! Выходите за меня замуж, Тамара Борисовна! – участковый как будто приводил последний решающий довод, который если не принять, то всё пропало.
Возникла пауза. Иевлева слегка онемела. Наконец, придя в себя, она проговорила:
– А как же ваша жена?
– Я разведусь, – решительно ответил участковый.
– А дети?
– Дети поймут. Вырастут и всё поймут.
– Мы слишком разные люди, – медленно проговорила Иевлева вслух. А мысленно она при этом повторяла слово «идиотка», имея в виду, естественно, саму себя.
– Мы слишком разные люди. Что я буду делать здесь? Или что вы будете делать в городе?
– В милицию пойду работать! – заявил участковый.
– Милый, выбрось это из головы раз и навсегда. В смысле – не милицию, а наше замужество. Иевлева поддалась какому-то, непонятному ей самой порыву, она чувствовала, как сильно его влечет к ней, от этого она тоже чувствовала к нему нежность.
– А как же тогда в прошлый раз? – глухо спросил он.
– Ну пусть наша дружба будет иногда с эротическим оттенком! – улыбнулась Иевлева. – Но только днем! Хорошо?
– Не знаю.
– У меня просьба, – окончательно перешла на «ты» Иевлева, – можно от тебя позвонить в город?
– Да, сейчас соединят, – он не мог, хоть и старался, скрыть, как ему приятно это «ты». Как необыкновенно, как дорого… значит, их что-то связывает всё-таки, значит, это не было сумасшедшей причудой… надо и ей тоже говорить на ты… что бы такого ей сказать…
– Возьми стул, – сказал участковый, показывая на этот самый стул и место возле стола с телефоном.
Набрал номер и служебным голосом сказал:
– Соедините с Ростовом… – и повернувшись к Иевлевой, спросил: – Какой там номер?
– 47-77-32, – сказала Иевлева.
– 47-77-32, – повторил он в трубку.
Подождав всего около минуты, он услышал ответ и, сказав еще в трубку:
– Аллё! Будете говорить! – протянул ее Иевлевой.
– Ирка? – спросила Иевлева. – Привет! Слушай, я не могу долго занимать телефон. Самое главное – я не приеду. Да, еще, как минимум, неделя. До тебя Валера доехал уже с материалами?.. Тогда послушай меня. Сделай как можно больше исследований из этих материалов – всё, что только можно.
– А что такое? – спросила Ирка.
Участковый демонстративно отошел в другую часть комнаты.
– Я тебе сейчас не могу объяснить, – сказала Иевлева, – но это очень и очень важно! Сделай гормональный спектр обязательно.
– Да гормональный спектр я сделаю, только не знаю зачем, – сказала Ирка.– Но кое-что уже успела! Хотя ко мне и доехало только две пробирки. А остальное твой Валера разбил по дороге и вылил на себя! Он говорит, что в аварию попал, хотя верится с трудом. Выглядит он не как после аварии, а как после двух недель в Рио-де-Жанейро. Как вошел, среди моего медперсонала паника началась. Девушки все прям обомлели!
Участковый закурил сигарету и, потянувшись к столу, взял пепельницу.
– Но две пробирки доехали, – сообщила Ирка. – Я твоё любопытство понимаю, отчасти могу его удовлетворить. Судя по показателю хорионического гонадотропина по новой методике… Да-да, моя дорогая, вторая неделя!
– Этого не может быть! – воскликнула Иевлева.
– еще как может, я же вижу, – уверенным голосом произнесла Ирка.
– Да это невозможно! – настаивала Иевлева.
– Лучше горькая правда, чем сладкая ложь, – в голосе Ирины слышалось сочувствие.
– Ты не понимаешь, – объяснила Иевлева, – это кровь мужчины! Ну, можно так сказать, что мужчины!
– Что значит – «можно так сказать, что мужчины»? – удивилась Ирка.
– Не могу сейчас объяснять! Ты уверена, что это беременность?
– Ты же знаешь, этот показатель никогда не обманывает! – сказала Ирка. – еще под микроскопом эритроцитов маловато, но в пределах нормы.
– Ты меня просто огорошила! – Иевлева была в замешательстве.
– Да и ты меня огорошила, просто не знаю, что и думать! – ответила ей Ирка.
– Ничего не думай, – попросила Иевлева. Приеду через неделю и всё объясню. Извини, я по служебному телефону разговариваю. Я тебя целую и спасибо тебе.
– И я тебя целую, ты там смотри не свихнись!
– Да уже, – отозвалась Иевлева. – Ну, пока.
Трубки были положены на рычаг, а обе женщины просто ошарашены. Кровь беременного мужчины? Нет, это абсурд, этого не может быть. Она там точно с ума сошла в этом колхозе. А не могли они там в Ростове перепутать материалы для анализа? Фролову приписали кровь какой-то беременной женщины, а ей, наверное, – кровь Фролова. Эритроцитов маловато… Представляю, что той женщине скажут. А вдруг не перепутали?
Участковый сразу же спросил, не Иевлева ли беременна.
– Это результаты его анализа, ну ты же был при этом. Это ошибка какая-то, не может же он быть беременным? – говорила Иевлева
– А хрен его знает, – сказал участковый, – я уже ничему не удивляюсь.
Глава 48. Валера везет анализы в город
Утром этого же дня лаборант Валера, с которым некоторое время спустя я познакомился довольно коротко, пришел к фельдшеру за материалом, чтобы отвезти его в Ростов. Фельдшер с удовольствием отдал пробирки, пробормотав – «Глаза б мои не видели!» И Валера сел в кабину грузовика, направлявшегося в Ростов. Грузовик был нагружен арбузами, которые собрали на совхозной бахче преподаватели и сотрудники биологического факультета университета. Им предстояло остаться еще на неделю, оказывая помощь сельским труженикам в деле уборки арбузов и дынь. А Валера был отпущен раньше, он должен был ехать на орнитологическую станцию университета в низовья Дона, описывать птиц, собирать материал для диссертации.
Валера сразу после пятого курса поступил в аспирантуру. Он получил диплом с отличием, и его взяли работать на кафедру. А чтобы описать птиц, их нужно подстрелить, экземпляров двести, а то и больше. Он любил стрелять, бил метко из воздушки, сама процедура собирания научной информации ему нравилась.