– Как это вы понимаете? – чуть заикаясь, спросил лектор.
– Да и ты понимаешь, – сказал мужик, – ты же всё знаешь про таких, как я. Ты в книжках читал.
– Это вы шутите? – почти прошептал лектор.
– Да какие тут шутки, – отозвался мужик, – прихватит, и будешь пить кровь. Как миленький. А куда денешься? Ты же знаешь, как это бывает. В книжках же написано всё.
Мужик приподнял пальцем верхнюю губу и показал лектору клык. Клык был совсем небольшой, практически нормальный, но сам жест…
– Я не вру тебе. Я правду говорю, – сказал мужик, – может, ты мне скажешь, как быть, а то меня грызет тоска какая-то. От этих дел.
Лектор побледнел, на лице у него застыла гримаса подавленности, но он пробовал как-то не показывать этого, боясь спровоцировать реакцию. Он, конечно, был марксистско-ленинский лектор, но, во-первых, ночь на дворе. Во-вторых, чужая какая-то деревня и опять же – слухи. В-третьих, клык этот… Хотя есть вероятность, что мужик просто сумасшедший. А вдруг нет?
– Да вы не волнуйтесь, – лектор чувствовал, что говорить ему всё труднее. – Может, вам валерьянки выпить? У меня есть валерьянка. Мне жена всегда в дорогу кладет.
– Давай. Отчего не попробовать. А вдруг помогает? – согласился мужик.
И лектор, действительно, дрожащими руками накапал в стакан валерьянку, долил воды. Мужик взял стакан, понюхал, но пить не стал, поставил стакан на стол.
– Нет, – сказал он, – я это не могу пить. Я вообще ничего ни пить, ни есть не могу, что раньше ел. Я пробовал – не получается ничего. Спасибо тебе, извини. Не могу.
– Вы не волнуйтесь, вам, наверняка, можно помочь. Теперь медицина так пошла вперед. Приезжайте в город, у меня есть знакомства. Вы днем можете приходить?
– Нет, днем я, кажется, в могиле лежу, – ответил мужик.
Тут лектор сделал довольно большую паузу, борясь с желанием выпрыгнуть в окно. Но он не решился, от страха и уверенности, что и так догонят.
– Ничего, – продолжал лектор, улыбаясь дикой улыбкой, – можно и ночью. Есть новые лекарства. Вы только не переживайте.
– Ты мне скажи, городской человек, – спросил мужик, – что дальше будет? Ты скажи, не бойся, я тебя не трону. Ты вон боишься весь, я думал, если человек знает, он не боится. А ты затрясешься сейчас.
– Пока человек не знает, – ответил лектор вернувшимся голосом, – он как раз и не боится. Он, когда знает, вот тогда-то он и боится.
Голос лектора укреплялся, на новые высоты поднимала его начинающаяся истерика.
– Что с тобой будет? Сначала ты всю деревню загубишь, потом на другую перекинешься. Станешь ты огромный, сильный, никто тебя не сможет победить. Но тебе от этого радости не будет. Ты станешь, как большой младенец – есть, спать, есть, спать. Потом найдется святая душа или люди миром против тебя объединятся. И лишишься ты всей своей силы. Силы ты лишишься, а голод останется. Тогда-то ты будешь маяться, пока не умрешь совсем. Разве что найдешь себе родственную душу, которая тебе поможет. Даст тебе немного крови, чтобы сила хоть ненадолго к тебе вернулась. Тогда быстро уходи, пока у тебя сила есть для этого. А то совсем плохо тебе будет. Так в хрониках написано. А если ты себе вампирицу найдешь, тогда тебе нет спасения. Лучше простую бабу найди.
– Ну, пойду я, – сказал мужик.
Он встал, открыл аккуратно дверь, прошел по коридору, открыл входную дверь, вышел на улицу и закрыл дверь за собой. Лектор хотел тоже встать и запереть дверь в свою комнату, но почувствовал, что ноги не слушаются его.
Он так и сидел в трусах, глядя на дверь, а на простыне вокруг расплывалось мокрое пятно.
Глава 22. Отъезд Тани Фроловой. Приезд поэта
Сам я, вообще-то в вампира не очень верил, это теперь, когда пытаюсь факты расположить последовательно и вижу их связь, то лучше себе всё представляю. А тогда не то, что я совсем не верил, но до конца не принимал всерьез. Тем более, что с Таней виделся аккуратно каждый вечер, а она вообще смеялась над бабушкиными сказками. И мы ходили вечером и ночью по деревне, но там, где не слишком много людей. У реки, главным образом. И никакого вампира не видели.
Тетя Лиза сразу Таню не полюбила.
– Ты допрыгаешься, – говорила она, имея ввиду, что от Тани будет мне что-то плохое. Правда, она и до появления Тани говорила тоже самое, когда я просто бухал с мужиками. Но в тот вечер сказала вдруг очень конкретно:
– Давай, сажай ее на мотоцикл, и чтобы духу ее не было в селе. И ты допрыгаешься и, главное, она допрыгается. Если она Фролову попадется, будет с ней как Нинкой Петровой.
Я обещал, что поговорю с ней, и под неодобрительным взглядом тети Лизы вышел за калитку.
Разговора, конечно, никакого не получилось. Хотя я честно пытался донести тети Лизино предупреждение. Уж больно мрачно оно прозвучало. Но в ответ я услышал обычные шутки про кровожадных вампиров. Потом было, как каждый вечер, не до разговоров. Потом я проводил ее и сам пошел домой. Но лёг не сразу, а как-то завозился. Что-то я ни то потерял и искал, ни то нашел и не запомнил, куда положил. И опять искал, но уже не нашел. Сижу по этому поводу в беседке, курю, тетя Лиза спит, всё хорошо. И тут появляется она.
Я вообще не мог себе представить, что она может так выглядеть. Волосы правда дыбом не стоят. Руки не очень сильно трясутся.
– Я, – говорит, – в общежитие боюсь идти, пожалуйста отвези меня в Ростов прямо сейчас.
Я говорю:
– Да в чем дело? Я тебя утром на машине с помидорами отправлю, они помидоры возят на консервный завод.
Она говорит:
– Какие помидоры, я до завтра с ума сойду.
Я говорю:
– Да что случилось?
Короче по порядку.
Живет у нас на хуторе семья приезжих. Армяне. Мужик скотником работает на ферме. Собаку, кстати, научил коров пасти, очень помогает. У него жена и двое детей. Жена говорит – он в Ереване скульптором работал, большие деньги зарабатывал. Но пришлось уехать потому что у сына врачи обнаружили климакс. Какой климакс, говорю, ему же пять лет и вообще. А она настаивает – климакс, врачи сказали. Мальчику в Ереване климат не подходит. А… теперь понятно, сказал я. А про себя подумал, что это, скорее, у папы климакс, что-то он сделал такое, что климат в Ереване резко стал для него вредный… Ну не важно. В общем, этот папа, чего жене его не обязательно говорить, когда приехали университетские, совершенно ошалел. От меня потребовал в ультимативной форме, чтоб я ему привёл студентку. Как будто я этим распоряжаюсь! Стоит мне приказать, и студентка сразу пойдет.
И вот Таня мне описала точно его, он был не очень похож на других мужиков. Даже часто ходил в белой рубашке. Я спросил, не слышала ли она акцента. Но Таня утверждала, что он ничего не говорил, только сопел. Но по описаниям точно он. Я говорю, а с чего ты взяла, что это вампир? Тут она стала белая как стена.
– Я, – говорит, – возле туалета мертвую собаку видела. Он ее убил почти на моих глазах. Я слышала шум. А потом смотрю, собака уже мертвая, и у нее на шее такой кусок кожи оторван. И выглядит , как будто она там уже давно лежит. Это было самое страшное. Да… и тут он на меня бросился. Я смотрю на собаку, а он выскочил, меня сзади обхватил и тянет в кусты. Я вырвалась, а он говорит: 'Пойдем, я тебе сто рублей дам'.
– Таня, ну ты же только что сказала, что вроде он ничего не говорил. Он точно сто рублей предлагал? И ты акцента не слышала?
– Да слышала я. Конечно он с акцентом говорил.
– Но ты же сама отлично понимаешь, что это не мог быть вампир. Это Ашот скотник. Он городскую женщину хочет. Сто рублей готов дать.
Но Таню всё равно трясет.
– Я, – говорит, – думаю, что он вампир. Собаку точно убил вампир. И он сразу появился.
Я говорю, не мог он убить собаку, у него у самого есть собака. А она говорит:
– Мог, раз убил. Увези меня, я в общежитие не буду возвращаться, мне Света сумку потом передаст. И ночевать я тут не могу, я боюсь.
Тут выходит тетя Лиза в халате. Говорит:
– Очень хорошо. Вези ее отсюда от греха подальше. Я тебе пять рублей дам на бензин. Утром в городе поесть себе купи и сразу назад.
Ну раз такое дело, почему не отвезти. На мотоцикле по-трезвому за рулем не заснешь. Укутал Таню Фролову в одеяло, посадил в люльку. Она, кстати, на ходу заснула довольно быстро. Едем мы.
А жила она на Горького в большом доме за цирком. Я ехал не останавливался, доехал за полтора часа, примерно. Начинался рассвет, темнота уже посерела, на улице никого. Она проснулась, говорит:
– Ты во двор не заезжай.
Я ей помог из люльки вылезти, она говорит:
– Ого! Прямо, голова кружится.
– Тебя укачало.
– Я никогда еще не ездила на мотоцикле. Слушай… тут такое дело… Я не могу тебя пригласить к себе.
– Я понимаю.
– Что ты понимаешь?
– Неудобно. Очень рано, мы всех разбудим.
– Я тебе напишу.
– Да. Конечно.
– Ты не обижаешься, правда?
– Нет, не обижаюсь. Почему я должен обижаться?
– Я к тебе приеду. Но потом, когда… ну ты понимаешь.
– А как ты узнаешь, что уже можно? В газетах об этом точно не напишут.
– Ну ты мне напишешь.
Я смотрю, она только из люльки вылезла, на землю стала и сразу что-то в ней изменилось. Я не знаю, как это объяснить, но видно, что она уже ждет не дождется, когда я уеду.
– Фигня. Я сейчас уеду.
– Это всё из-за папы. Папа будет очень сердиться. Я поэтому и пригласить тебя не могу.
– А почему он будет сердиться?
– Ну… Понимаешь.... он убеждён, что я до сих пор девственница.
– Мы бы прямо при нем не стали, я думаю, этого делать.
– Он невероятно проницательный. Всё-таки генерал военной прокуратуры..
– Тогда мне лучше сразу уехать. Не ровён час выйдет соседка с мусорным ведром. И тебе конец.
– И тебе тоже.
– Ужас. Ну… я поехал.
– Достаточно, что ты привез меня на мотоцикле ночью. Ему же не скажешь про вампира. Он просто взбесится. Подумает, что над ним издеваются.
– Хорошо.
– А ты можешь не заводить мотор, пока я не войду в подъезд?
– Обещаю.
– Я тебе напишу.
– Иди уже.
– Ну пока.
Я не стал смотреть, как она заходит в подъезд. Но подумал, что двух минут ей хватит. Через две минуты ровно я завёл мотор и уехал. Но ехать сразу обратно мне не хотелось. Тем более, что мне надо было отлить. Я остановился на Пушкинской. Напротив кинотеатра Россия. Нашел какие-то кусты. Потом сел на лавочку на бульваре. Было уже без пятнадцати четыре. Вдруг из-за скамейки вышел парень довольно, что сразу было видно, помятый и с похмелья. Он появился так неожиданно и перемещался так беззвучно, что я в первый момент подумал, живой ли он. Нервы после бессонной ночи и всей этой истории были у меня слегка накручены. Улица, совершенно пустая, располагала к разным мистическим чувствам.
– Не найдется ли у вас сигареты?
– Найдется, конечно.
Он сел на скамейку, взял сигарету, прикурил от спички, достав предварительно из кармана коробок. Я его не особенно рассматривал, ну парень и парень. Шевелюра, польские джинсы. Чего его носит по ночам, откуда он взялся? Почти нереальная в сером предутреннем свете улица по-прежнему располагает к мистическим чувствам. Он затягивается, пускает дым, смотрит на меня:
– Что? Любовная лодка разбилась о быт?
– Почему сразу любовная? Обычная лодка.
– Мне нравится, что вы понимаете с полуслова. Вы не поэт, случайно?
– Случайно нет. А вы?
– Я, представьте себе, случайно – да.
– Поздравляю вас.
– Не с чем. Поэзия – это занятие для сумасшедших.
Наверное, по мне было видно, что я удивился.
– Пожалуйста, не смотрите на меня, как будто у меня две головы. – продолжал Поэт. – Вас что, удивляет наличие сумасшедших?
– Но они редко так говорят о себе.
– Поэты вообще встречаются редко. А девушка, я извиняюсь, не захотела остаться у вас? Пришлось провожать?
– Да, и довольно далеко.
– Затрахали бабы совсем.
– Да нет, ничего.
– А почему далеко? Вы в микрорайоне живете?
– Во-первых, не живу я ни в каком микрорайоне. Во-вторых, перестань ко мне обращаться на «вы». Это глупость, по-моему.
– А в-третьих?
– В-третьих, это долгая история.
– Ничего. Я не спешу.
– Ты веришь в вампиров?
– Я не настолько сумасшедший, чтобы не верить в вампиров.
– У нас на хуторе появился вампир. Все в шоке, никогда такого не было. А она из университетских. К нам привезли в помощь селу.
– Девушек привезли в помощь селу. Как поэтично. Что же она не пригласила тебя хоть отдохнуть с дороги?
– Да у нее папа – зверь.
– Ну ее на фиг.
– Согласен.
– А ты не с хутора Усьман случайно?
– А ты откуда знаешь?
– Элементарно, Ватсон. У меня полно друзей на биофаке.
– А ты не Брунько случайно?
– Да, именно он.
– Я о тебе слышал. Даже стихи твои читал. Я тут на журналистике учился.
– То-то я смотрю, не похож ты на деревенского. Но стихи мои тебе вряд ли нравятся.
– Я по стихам не специалист.
– Да уж, – с оттенком высокомерия отозвался Поэт.
– Я всё-таки, наверное, деревенский парень. Пишу про надои. Только меня из газеты выгнали.
– Правильно выгнали. Пошли они в жопу. Тебе в Ростов надо перебираться. А ты сейчас на хутор едешь?
– Да, сейчас поеду.
– Возьми меня с собой.
– Да запросто.
– Вот это – я понимаю. Я увижу своих друзей. Я познакомлюсь с вампиром. Ура! Как хорошо, когда у человека ничего нет. Я могу ехать прямо сейчас!
Ну хрен с тобой, сейчас так сейчас. По дороге я заправил бак, и как раз когда на хуторе все проснулись, кормили скотину и сами собирались на работу, мы уже ехали по грунтовке от трассы к реке. Поэт от восторга кричал. Грунтовая дорога, лесополоса, то есть почти лес, а, главное, сам мотоцикл с люлькой – всё это ввергало Поэта в атмосферу фильмов про Войну, в которых на мотоциклах ехал немецкий Вермахт.
– Дойче зольдатен уно мотоцикль, – кричал Поэт. – Цвай шюнен золдатен нах Москоу гейн. Яволь! Герр официр! Цвай, сука, шюнен зольдатен нах хутор Усьман зи гейн. Вампирэн пиф-паф! Га-га-га! Немецкий доблестный войска! Блядь!… – и дальше такой же бред.
Глава 23. Начало эволюции Фролова
Период загробной жизни Фролова, наступивший примерно после приезда лектора, Елизавета Петровна характеризовала позже, как начало возврата к почти человеческому существованию. Он не шарахался от стен, нормально владел собой, хорошо понимал, кто он и что ему нужно. И это понимание не тяготило его. Он узнавал людей вокруг себя, потому что знал их при жизни, и понимал, какая опасность ему грозит, и какой страх внушает он сам, осознавал свою огромную физическую силу, свои возможности, но было ясно, что его всё равно поймают, если он начнет действовать в открытую. В конце концов не обязательно впиваться в шею, есть ведь жилочки на руках, на ногах, и ранка тогда не очень сильно отличается от расчесанного укуса комара. И, если приходить к нескольким людям за ночь, то им от этого большого вреда нет. Можно спокойно жить. Если люди тебя не боятся, питайся ими, сколько хочешь. Лучше даже приучить их к тому, что ты есть, но ты никого не трогаешь. Так им кажется. Ну мало ли у кого ты пьешь кровь? Есть коровы, лошади, собаки – полно диких животных, но главное – людей ты вроде бы не трогаешь, и они начинают привыкать. Привыкают люди ко всему. В конце концов – вампир и вампир. Мало ли что? Вон Федюк на прошлой неделе по пьянке за родной женой гнался с топором. Дверь в туалет изрубил, хорошо участковый подоспел…
Мне Елизавета Петровна рассказывала, что он очень хотел, чтоб это всё так и осталось. Тем более, он никому особенно не мешал. Днем его вообще не было видно, а в темное время суток на глаза он особенно не попадался, в общественных местах не появлялся. Пугать народ совсем перестал. По вечерам иногда его видели, но он вел себя тихо. Мужики кричали:
– Эй, как дела вампирские?