Второй конёк Хабловски выглядел сколь неожиданно, столь и старомодно: в железной игре Вольдемар не только не гнушался гирями, но даже отдавал им известное предпочтение, чего, кстати, не могли принять и понять имевшие доступ к наилучшему спортивному оборудованию Исполнители.
А третьей, самой большой любовью Вольдемара, вызывавшей всеобщее сочувствие и смех, были старомодные пружинные гантели и вообще пружины.
Завершив последний подход в жиме лёжа, Ольгерт Васильев позволил себе пятиминутный перерыв, дабы хорошенько восстановиться перед следующим упражнением. Он направился к так называемой гриф-машине, на которой тренировал свой чудовищной цепкости хват или, на арго Исполнителей, «гриф», где ему не было равных. Сжатые в кулак пальцы Ольгерта развивали феноменальное усилие в двести восемьдесят килограммов. На пути к такому впечатляющему результату он отправил на свалку не один стандартный кистевой динамометр, и выдающийся рекорд пришлось замерять специально сконструированным по такому случаю в мастерских Технического Отдела ДБ прибором, которому, вероятно, вскоре предстояло последовать за отдавшими Богу пружинные души младшими братьями, учитывая фантастическую настойчивость пользователя. Так случилось, что перерывы Ольгерта и Вольдемара совпали, и приятели не замедлили перекинуться парой-тройкой словечек.
– Как здоровье, бродяга? – окликнул Васильева Вольдемар.
– Ничего, слава Богу, худею. А у тебя каково с этим делом?
– Плохо, начал пухнуть, – отозвался Хабловски в тон приятелю.
– Слушай, а может, благоприобретённые признаки всё-таки передаются по наследству? Представляешь, наши будущие сыновья сразу родились бы Гераклами!
Ольгерт похлопал Вольдемара по ещё не расслабившейся после «помпок» шарообразной дельтовидной мышце.
– Уймись, краса и гордость Дозорной Службы! Был когда-то один такой… биолог. Он о подобных вещах говорил безо всяких там «может». Ну, его на лекции и спросили: «Правда ли, что если у крыс из поколения в поколение отрубать хвосты, то получится в конце концов бесхвостая крыса?» Эсцентричный биолог ответил, что да, примерно так. Тогда въедливый оппонент возьми да и спроси: «Почему же женщины в таком случае всегда рождаются девственницами?»
Вольдемар издал короткий фирменный смешок.
– Я надеюсь когда-нибудь выстругать сына, а не дочку, – поделился он весьма приземлёнными, в восприятии Ольгерта, личными творческими планами. – Но прежде надо жениться, понимаешь?
Ольгерт брезгливо наморщил нос.
– Чтобы он тоже стал Исполнителем? Фи-и, какая гадость!
– Дозорная Служба тоже не гарантирует палат каменных, – в сотый, наверное, раз со вздохом констатировал Вольдемар. – Кстати, когда запускают Программу? Ну, между нами?
– Ты ведь в данный момент в Москве? – риторически осведомился Ольгерт.
Хабловски утвердительно кивнул.
– Уже третью неделю.
– Вот тебе и ответ. Не выпускают в Поле – значит, скоро поступит вводная.
– А я краем уха слышал, что до начала учений не меньше трёх месяцев.
Ольгерт слегка вскинул брови.
– Зачем же строишь из себя тварь неинформированную?
– Хотел узнать, в какой степени доверия ты существуешь в отряде «Тридцать три», – пояснил Вольдемар с обезоруживающей откровенностью.
– Теоретическая подготовка вроде бы подходит к концу, – нехотя сообщил Ольгерт, понижая голос и одним глазом наблюдая за стукачом из ОВНУР, разносящим свежие полотенца, а краем другого глаза сканируя другого молодого человека, явного сотрудника ОБА, предлагающего молоко, которое кое-кто из тренирующихся маленькими глотками пил в длительных промежутках между упражнениями. – У нас уже все теоретики перебывали: и безвредный Бормашенко из ИМ, и молодящаяся цаца Веласкес из СИЗО, и директор ИТК со «лживой» фамилией…
– Псевдоквази, – подсказал Хабловски.
На лице Васильева проступила несвойственная ему хищность.
– Псевдоквази или Псевдоквазер – один турнепс. Нутром чую, козни у него далеко не «псевдо», а самые настоящие.
– А чем он перед тобой провинился? – с шутливым участием поинтересовался Вольдемар.
– Не нравится мне кардиффский туман вокруг наших приготовлений, – хмуро сообщил Ольгерт. – В своей лекции плешивый пендюк загодя оправдал нашу будущую жестокость.
– На учениях без потерь не обходится, – сочувственно пробормотал Вольдемар. – Запланированные потери, причём уже не в первый раз запланированные… А хорошо всё-таки, что мне в отличие от вас никого убивать не придётся. Даже понарошку!
Ольгерт осветился сардонической улыбкой.
– В том-то и беда, что на таких учениях всамделишное от «понарошку» отличить крайне трудно, если не невозможно. И ты, мин херц, не зарекайся насчёт «убивать».
Хабловски прокомментировал сказанное многофункциональным крякающим звуком.
– Ох уж эти мне недоучившиеся режиссёры-постановщики! Четыре сбоку – ваших нет.
– Четверо их только номинально, – возразил Ольгерт прокисшим голосом. – Вообще-то и пятый есть – какашка зелёная из ККК. Господин Полифемцев. Но по большому счёту режиссёров всего двое: наш полоумный старикан да плешивый директор ИТК.
– Ну и кто победит, по-твоему? – жадно спросил Вольдемар.
– Как всегда, красные синих.
– Я не то имею в виду.
– Тогда не знаю, что и сказать. Но один другого обязательно подставит. Лично я думаю, что у Псевдоквазера шансов больше. Хотя и наш свихнушийся на ксенофобии Гарольд Борисович не лыком шит.
Относительную тишину тренажёрного зала разорвал резкий и упрямо-настырный звонок тревоги.
– Мать моя королева-девственница! – воскликнул Ольгерт и встретил озабоченный взгляд Вольдемара.
– Тьфу! – коротко выразился Вольдемар.
Исполнители бросали железо, обращая потные лица к заглушаемому сигналом тревоги динамику спецсвязи. Кто-то предусмотрительно вырубил неслышный теперь джаз.
Рупор тревожной сирены перестал вибрировать, и тут же заквакал динамик.
– Просьба к Исполнителям через тридцать минут собраться в комнате №6 для инструктажа! Опоздания не извинительны! Повторяю: через тридцать минут всем быть в комнате №6!
– Слава Богу, меня это не касается! – произнёс Хабловски с чувством и энергично перекрестился подвернувшейся под руку двухпудовой гирей.
– Как знать! – с весёлым бешенством заметил Ольгерт.
Потный народ начал потихоньку перемещаться в душевую. Бородатые шутки и избитые приколы сыпались как из дырявого мешка. Большинство пошлых хохм обыгрывало странную традицию мыться не после дальней дорожки, а перед ней.
Из прокашлявшегося динамика неожиданно раздалось:
– Командиру Дозорной Службы Вольдемару Хабловски срочно явиться в комнату №39! Повторяю: Вольдемару Хабловски немедленно явиться в комнату №39! Опоздание не извинительно!
– Пожар у них там, что ли?! – возмутился сразу скисший Вольдемар.
Ольгерт злорадно расхохотался ему в лицо.
– Где пожар, там и вода. Ты уже не успеешь помыться – опоздание не извинительно.
Приятели зашагали в раздевалку, пересекая быстро опустевший зал.
– Самое приятное не бежать на пожар, а возвращаться домой с чужого пепелища, – буркнул Хабловски.
– А мы так и сделаем! – сказал Ольгерт весело. – Догорит – пойдём домой. И вообще: самое приятное – никуда никогда не спешить и не бежать.
И, на прощанье стукнув Вольдемара ребром ладони по бычьей шее, сломя голову помчался в душевую.
* * *
Дочитав реферат лекции «Жизнь как космический фактор», Шеф некоторое время сидел с полуоткрытым ртом, безуспешно пытаясь выйти из состояния глубокого ошеломления. Он не знал, гневаться ему или улыбаться. Дерзкий мальчишка! Этот его реферат, а лучше сказать, дайджест лекции, прочитанной на прошлой неделе членам отряда «Тридцать три» директором ИТК Муамаром Хаддафовичем Псевдоквазером, есть не что иное, как форменный пасквиль. Засранец Васильев выставил Псевдоквазера в самом неприглядном свете и, хотя в соответствии с традициями Исполнителей в отношении малосимпатичных им людей ухитрился измазать спину горе-лектора именно белой краской, своим ироническим рефератом фактически очернил его.
«Ну что ж, – в который раз мысленно резюмировал Шеф, – за что боролись, на то и напоролись».
С тех пор как Эдуард Лаврентьев ввёл в практику ДБ так называемые параллельные, то есть беллетристические, свободные рапорты, рефераты, донесения, отчёты и т. д. и т. п., психологи Департамента Безопасности получили обильную пищу для размышлений и, разумеется, для вполне определённых выводов, часто весьма неожиданных.
Шеф закурил сигарету и, выдохнув большущее кольцо дыма, быстро принявшее язвительную форму вопросительного знака, позволил себе улыбнуться.
Вне всякого сомнения, Васильев был, есть и останется мелким пакостником, типичным скептиком с неизменной фигой в кармане, которую, однако, при первом удобном случае не стесняется вытаскивать и совать прямо под нос своим недругам, оппонентам и противникам. Но разве парень так уж не прав, изображая Псевдоквазера записным циником и скользким демагогом? И какое же это, чёрт возьми, очернение? Это унылая констатация факта. И потом, кто из окружающих Шефа людей, включая самого Васильева, не циник и не демагог? Нет таких, ищи хоть днём с фонарем, как бедолага Диоген. Да и сам Шеф по этим параметрам ничем не отличается от прочих смертных. Совестливость и порядочность давно уже не котируются в построенном на лживых принципах мире. Злые языки утверждают, что совесть – дипломатическое название трусости, а в ДБ работают люди далеко не робкого десятка. По идее, должны работать таковые. Преимущественно. Одним словом, в жизни всегда есть место совести, но по большей части это место остается почему-то незанятым.
Шеф нашёл силы захлопнуть папку с доставившим ему несколько мрачно-весёлых минут рефератом Ольгерта Васильева. В глубине души Смершев по-своему любил острого на язычок паренька, которому, кстати, было уже все тридцать пять. Но ему нравился не только Васильев – он питал нежные (понятное дело, отнюдь не гомосексуальные) чувства и к остальным парням из отряда «Тридцать три» да и ко всем прочим Исполнителям тоже. Шеф грубовато-ласково называл их Господней или болотной сранью и не мыслил своей планирующей в направлении закатного запада жизни без этих засранцев-ксенофобарей. Он был уверен, что в каждой из не читанных им тридцати двух папок обнаружится нечто подобное разнузданной писанине Васильева. Нет, пожалуй, в тридцати одной: обладающему многими достоинствами Ти-Рексу явно не хватает чувства юмора.
Шеф смял сигарету в массивной пепельнице, и тут заверещал сигнал срочного вызова. Кряхтя, Смершев нахлобучил на голову специальный шлем, с кислой миной повертел ноющей шеей и передвинул выступающий прямо из столешницы рычажок. В звенящей тишине защищённого от всех видов прослушивания канала он услышал хрипловатый голос личного шифровальщика. Шеф внимал, и с каждой секундой лицо его мрачнело, носогубные складки углублялись, а губы страдальчески морщились. Старикан тупо внимал «спотыкающемуся» от волнения шифровальщику и никак не мог поверить, что для него настал Судный День.
– Конец сообщения, – сглотнув, тихонько объявил шифровальщик.
Несколько секунд спецканал передавал гнетущее обоюдное молчание.
– Это не липа? – по-свойски обратился к шифровальщику Шеф.
– Если бы! – без колебаний ответил тот. – Господи Боже мой, неужели мы и вправду дождались Посещения?!
Шеф со свистом выпустил воздух из прокуренных лёгких.
– Самая лучшая тренировка – соревнование. Мы знали, что когда-то это должно случиться. Мы почти готовы.
Шифровальщик отключился, а Шеф зажёг новую сигарету и откинулся на кресле. Пытаясь успокоиться, он заставил себя докурить злопухоль до фильтра и только потом набрал спецкод директора ИТК.
– Слушаю! – раздался в шлемофонах картавый голос Псевдоквазера.
– С вами говорит директор ДБ Гарольд Смершев, – отрекомендовался Шеф. – Приветствую вас, Муамар Хаддафович!
– Да, да, я тоже вас категорически приветствую, – отвечал Псевдоквазер. – Вы решили проверить, насколько хорошо работает спецсвязь?
Крупногабаритную физиономию Шефа искривила невидимая собеседнику злорадно-снисходительная усмешка.
– Сколько раз вы надевали переговорный шлем?
– Как вам сказать… Надевал три-четыре раза во время отладки и настройки канала, и вот сейчас… да, да, сейчас надел в пятый раз… Что-то случилось?
– Случилось страшное, – возвестил Шеф. – Пока мы с вами с головой окунулись в теоретическую ксенологию, неопознанный летающий объект подавил электронику наших средств ПВО и, судя по всему, приземлился в безлюдном лесном массиве Вольнореченской области неподалёку от Вольнореченска. – И устало-безнадёжно добавил: – Как вам, надеюсь, известно, в недавнем прошлом закрытый полуторамиллионный город Вольнореченск ныне является центром одной из наших силиконовых долин а ля рюсс. В Кремле уже знают о ЧП…
– Я не могу вот так сразу поверить в Посещение, – живо откликнулся Псевдоквазер. – Вы даёте мне вводную для учений, да?
– Это не вводная, – терпеливо разъяснил Шеф. – Вы всю жизнь готовились к Посещению, а когда это наконец произошло, отказываетесь поверить своим ушам. Что ж, типичная история…
– Типичная история, – риторическим эхом откликнулся Псевдоквазер. – Как я не люблю попадать в типичные дурацкие истории!
– Ещё в какие истории! Я бы назвал это не Посещением, а Вторжением.
И Шеф процитировал тревожную шифрограмму.
– Я не уверен, что это Вторжение, – осторожно высказался Псевдоквазер. – Всего лишь один неопознанный объект! Как же…
– Муамар Хаддафович! – нетерпеливо перебил его Шеф. – Я отлично знаю: человек, сигнализирующий о появлении пришельцев, выглядит жалко и смешно. Но я не боюсь показаться смешным. Будем рациональны. Наша задача – ввести в действие разработанную на подобный случай программу «Отлуп» и добиться положительного результата.
– Да, да, конечно! – торопливо забормотал Псевдоквазер. – Я слишком долго думал о Посещении и…
– И потому слегка перегорели, – жёстко закончил за собеседника Шеф. – Немедленно вводите в действие подконтрольную вам часть механизма Программы, а я запущу свою. Повторяю: это не вводная к началу запланированных учений, а самая настоящая боевая тревога!
– Да, да, конечно, это не вводная! – залопотал Псевдоквазер. – Боже мой!.. Вы уже разговаривали с Полифемцевым?
Шеф чувствовал фальш в голосе директора ИТК, но терялся в догадках относительно породивших её причин. Неужели этот скрытый душегуб испугался ответственности? В чём его игра? Странный директор не менее странного института остался для Шефа неразгрызенным орешком. ИТК возник на ровном месте несколько лет назад и быстро сравнялся по уровню секретности с ДБ, существующим едва ли не со времён царя Гороха. У Шефа имелся на руках секретный приказ КПЗ, запрещающий внедрять в ИТК агентуру ДБ и вербовать сотрудников закрытого плотнее кастрюли-скороварки института.
– Уважаемый Муамар Хаддафович! – с почти неуловимым оттенком менторского тона в голосе сказал Шеф. – Я имею особые полномочия не посвящать Полифемцева в тонкости операции вплоть до её завершения. Если, конечно, не произойдёт какое-либо ЧП внутри уже случившегося Чрезвычайного Происшествия, классифицировать или, как вы выражаетесь, атрибутировать которое в качестве чрезвычайного тоже, кстати, является исключительно моей прерогативой.
– Понятно, – издевательски прозвучало в шлемофонах после короткого смешка, и Шефу вдруг стало ясно, что Псевдоквазер обладает аналогичными полномочиями.
– Однако, как вам, надеюсь, известно, без команды Полифемцева мы не можем начать операцию «Отлуп», – изрёк Шеф жуткую банальность. – Во всяком случае, выезд Исполнителей ДБ на предполагаемое место посадки неопознанного летающего объекта будет происходить с подконтрольных именно Полифемцеву закрытых терминалов ККК… Муамар Хаддафович?
– Надо срочно оповестить Полифемцева! – вскричал взволнованный Псевдоквазер.
– Что я и сделаю, как только мы положим трубки на рычаги. – спокойно заверил Шеф. – Наша главная задача сейчас – не паниковать и не расширять ограниченный круг посвящённых. Утечка информации недопустима. И вот ещё что. С этой минуты все переговоры по всем видам связи должны быть прекращены. За дополнительной информацией обращайтесь по имеющемуся у вас спецканалу в соответствующие службы ДБ.